Наследник моего мужа - Елена Гром

Объяснять что-то сейчас я не посчитала нужным. Поцеловав дочь и попрощавшись с Ярославом, я вышла из клиники. Борис стоял возле огромного джипа. Сегодня он сам за рулем, что бывало крайне редко.

Мы попали на спектакль про Отелло, что было весьма символично. А когда происходила сцена убийства, я очень четко видела в ней себя.

После театра мы собирались поужинать, но Борис привез меня к современному жилому комплексу.

— Что здесь?

— Ужин. Ты же голодная.

— Снял квартиру на ночь? Почему не номер в отеле?

— Много вопросов, пойдем.

Мы прошли мимо довольно большой парковки, огромной детской площадки. Повсюду мелькали огоньками вывески магазинчиков и кафешек. Закрытая территория. Фонтан. Беговые дорожки. Казалось, здесь был свой мир. При этом дом был не самый высокий.

Мы поднялись на пятый этаж и зашли в пустую квартиру. Здесь не было мебели, кроме накрытого на двоих стола, и стульев.

— Борис, — засомневалась я перед входом в залитую желтым комнату. Но он потянул меня на мансарду, и я ахнула. Увидев, что отсюда открывается прекрасный вид на Обь.

— Здесь пять комнат. Детская. Гостевая. Спальня. Кабинет и гостиная.

— Я не понимаю. Ты хочешь, чтобы мы переехали?

— Чтобы вы с Мирой переехали. Ты хотела свободы. Я готов тебе ее предоставить. В этот раз я хочу, чтобы ты вернулась ко мне сама. Без давления. Хочу, чтобы у тебя был выбор.

— А если, — облизываю губы, чувствуя соленный вкус слез. — А если я не захочу вернуться.

— Такого развития я не предполагал, — трет он подбородок. — Мне и это решение далось нелегко.

— Борис, — не сдержано пискнула я и как маленькая девочка повисла у него на шее. Поцеловала в губы, прижалась всем телом.

— Там ужин стынет, — прошептал мне на ухо Борис, но стоило моему языку скользнуть по его губам, как еда была забыта, а Борис понес меня на стол, сбив с него рукой все, что стояло. Платье тут же поддалось силе его рук, а мои пальцы нащупали пряжку ремня.

Свобода возбуждает. Я раньше даже не понимала, какого это. Иметь крылья. Но Борис подарил их мне, но всем своим существом доказывал, что клетка открыта и всегда мне рада.

— Я люблю тебя, Нина, — признался он и буквально одним мощным толчком сбил все мысли, оставив желание чувствовать, любить, подчиняться.

Ведь нет ничего лучше, чем принадлежать мужчине, который подарил тебе крылья.

* * *

Мы провожали мальчишку. Он не брыкался, не ныл, вел себя достойно. В отличие от Миры, которой уже готовы были вколоть успокоительное, когда не могли угомонить ее истерику. Но стоило Ярославу взять ее за руку, чуть отойти в сторону, как она привела в порядок чувства. Нервно всхлипывала и слушала то, что ей говорил новоиспеченный брат.

Пройдет время, и они будут воспринимать друг друга как родные брат и сестра. Это станет константой для них.

Мира отпускает Ярослава и берет Нину за руку. Меня она все еще сторонилась. Я и сам не понимаю, как мог так вести себя на глазах у пятилетней дочери, но в тот момент я не соображал. Мне нечем было дышать от мысли, что я доверял предателю.

Пройдет еще не мало лет, прежде чем я начну доверять пацану, когда я смогу рассказать ему о делах завода, дать власть, полностью отдать свое детище. Я рассказал ему все. Он прекрасно понимает, для чего был рожден и что его ждет в будущем.

Да, для Миры и Нины тяжела жизнь по сути в ссылке, они дети города, и я готов с этим смириться. Готов терпеть, что Нина живет на расстоянии. Раньше было не так. Но потеряв ее, увидев, что Нина почти умерла, а за ней и Мира, я понял, что иногда птиц надо выпускать, тогда они охотнее возвращаются к хозяину.

Нина знает, что я по сути купил тот театр, в котором она будет теперь играть. Помимо этого, она все-таки захотела закончить свое образование, и я ее понимаю. Понимаю желание жить под чужими именами, чтобы никто не связывал их со мной. По сути она хочет спрятаться на какое-то время, пока я не обрежу все ниточки, которые могут так или иначе нам навредить. Это займет не мало времени, и я готов смириться с тем, что на Нину будут пялиться другие мужики, когда она играет на сцене. Я со многим готов смириться, но ее постель должна быть занята только мною. Она знает это, обговаривать подобное положение вещей даже не требуется. Дверь ее комнаты всегда открыта для меня, а ноги всегда гостеприимно раздвигаются.

Мы уехали в нашу квартиру, уложили Миру спать, и Нина потянула меня на улицу.

— Куда?

— Устроим сегодня ритуальное прощание с прошлым. — улыбнулась она шаловливой улыбкой, вкладывая свою руку с мою ладонь и подтянув лямку с большой сумкой.

— Что там?

— Сюрприз.

Мы спустились на первый этаж и прошли в сторону линии берега. Там она достала небольшой мангал и попросила его установить. Порой она меня удивляла, сейчас особенно.

Пока я зажигал небольшой костер в легком мангале, думая, что могли бы сделать его и получше, Нина рассказывала о своей новой роли. О том, как все в театре довольны, что теперь не будет ограничений по тратам. А режиссер уже придумал несколько идей, которые сделают наш Новосибирский театр первым в мире.

Весьма смело, но я всегда любил дерзких.

Пожалуй, даже в Нине это качество было одно из любимых. Когда все передо мной лебезили, она воевала. Сражалась до последнего. За свою свободу. За дочь. Даже за мальчишку. А когда нужно было встать за спиной и терпеть — терпела. А еще не смотря на весь страх перед жизнью со мной, перед мучениями совести, перед выбором, который ей приходилось делать, она всегда выбирала меня. Но в этот раз события настолько закрутились, я повел себя неправильно, где-то можно сказать неразумно, поздно обратился к Джеймсу, что Нина готова была уйти. Уйти в неизвестность, в нищету. Но разумеется, только когда Мира поправится. Ради дочери она готова терпеть буквально все..

Поэтому я немного помог с принятием решения. И сейчас она готова была навсегда отдаться мне во власть, потому что я подарил ей крылья.

— Готовою, — сообщил я, когда костерок из собранных веточек разгорелся. Мира копошилась в сумке и подняла голову, снова озарив улыбкой. И была она ярче чем тот костерок, которым освещались наши лица в темноте августовского вечера. — Что