Брачный приговор (СИ) - Лав Агата

— И вот здесь, — добавляет Чертов с хрипотцой.

Он вдруг уходит вниз, опускаясь передо мной на колени. Я судорожно выдыхаю. К этому я точно не была готова… Я смотрю на Чертова сверху вниз и вижу, как он подводит ладонь к моей голени. Я рвусь прочь, пытаясь избежать прикосновения, но он не оставляет мне ни одного шанса.

Чертов выбрасывает вторую руку, стоит только двинуться, проталкивает ее между моих ног и обхватывает бедро с задней стороны. Я оказываюсь в капкане. Пусть с бархатной подкладкой, Чертов по-прежнему касается так, словно держит визитку джентльмена в нагрудном кармане, но мне все равно не по себе. Я ощущаю, как его сильные пальцы продавливают кожу и по-хозяйски исследуют мои изгибы.

— У тебя синяки, — говорит Чертов, разглядывая мои ноги.

— Мы уже перешли на ты?

— Я не разговариваю на “вы” с женщинами, которых трогал ниже живота.

Он усмехается.

— А если выше? — бросаю и тут же проклинаю себя, что вообще участвую в этом разговоре.

Чертов поднимает зеленые глаза на мое лицо. Не знаю, как ему это удается, но я чувствую себя под ним даже сейчас. Словно это я упала на колени и пытаюсь дотянуться хотя бы до его плеча, чтобы он расслышал мои слова.

— Кто это сделал? — Чертов спрашивает ледяным тоном, показывая, что время для шуток закончилось.

Я машинально отступаю назад, чувствуя, как его пальцы наливаются злой силой. Но он их неожиданно разжимает. Отпускает.

— Когда я спрашиваю, надо отвечать, — добавляет Чертов.

— Я помню по имени только одного. Родий, — признаюсь на выдохе. — Он силой забрал меня из ресторана, когда решил, что я собираюсь закатить истерику.

— А ты не собиралась?

— Не знаю, — я закрываю лицо ладонями, пытаясь перевести дух. — Я уже ничего не знаю…

— Ты его любила?

— Кого?

Черт!

На его жестких губах зажигается опасная улыбка. Чертов поднимается и вновь придавливает меня высотой своего роста.

— Ты сам сказал, что мой муж не достоин ничьих слез.

Эта фраза стоит мне олимпийских усилий. Мне не по себе обращаться к нему на “ты”, но и выкать глупо. Так только подчеркивать, что он хозяин положения, а я зависима от чужих решений. Нет, так не пойдет. Нужно взять себя в руки и перестать мямлить.

Я заставляю себя выдохнуть полной грудью. Моя психика постепенно привыкает к близости Чертова. Смиряется с тем фактом, что нам находиться в одной комнате столько, сколько он захочет, и перестает подавать сигналы бедствия каждую секунду.

Я смелею настолько, что запрокидываю голову. Смотрю на его лицо, не прячась, и мысленно считаю секунды. Да, надо просто привыкнуть к нему. Он умеет держать себя в руках, это уже хорошо. Он не грубит, хотя и ведет себя странно. Я бы не назвала его эксцентричным, скорее, свободным. Он делает, что хочет и когда хочет.

— Тем более Лавров был в вертолете не один, — добавляю. — Он был с другой девушкой.

— Некоторые каналы до сих пор хоронят тебя.

— Пусть, мне плевать. У меня нет… не осталось родных, которые бы переживали за меня.

— Уверена? Нужно сделать заявление для прессы. Тебе напишут правильный текст, будешь выглядеть убитой горем вдовой.

Он спрашивает одними глазами “хочешь?” и окончательно запутывает меня. Он готов помочь? Но что он попросит взамен?

— Для чего мне так выглядеть?

— Чтобы все отстали. Заплаканная вдова — это скучно, к тебе быстро потеряют интерес.

— И тогда со мной можно будет делать, что хочешь? — я произношу то, что стоило бы оставить при себе. — Телевизионные камеры отвернутся, скандальный сюжет с авиакатастрофой, в которой погиб известный адвокат с любовницей, забудется и тогда я останусь один на один с “друзьями” Лаврова. Никакой шумихи и внимания прессы.

— Я думал, ты только красивая. А ты еще и умная.

— Так что тебе нужно? Наследство Лаврова?

Чертов молчит, а я не решаюсь его подгонять. Он умеет доставать сумрачным взглядом до сердца. Я знаю его всего пару мгновений, а уже чувствую его настроение. Моменты, когда он потерпит споры, а когда надо заткнуться.

— Наследство, — он кивает. — Если хочешь, называй это так.

— Я должна что-то переписать на тебя? Дома, бизнесы? Что? Лавров не посвящал меня в подробности, я сама не знаю, что мне досталось.

— Я имею в виду другое наследство Лаврова. Самое ценное.

— И какое?

Я встряхиваю ладонью в сердцах. Мой импульсивный характер просится наружу, я и так прятала его слишком долго. Но на Чертова это не производит никакого впечатления, как и то, что я жду ответ.

— Пресс-конференция пройдет в отеле, — он достает из кармана сотовый, переключаясь на другую тему. — Есть около часа, чтобы подготовиться.

Он шагает к двери и рукой показывает, что мне тоже пора идти.

— Дамы вперед, — бросает он с насквозь фальшивой воспитанной улыбкой. — Не бойся, я буду рядом.

— Тоже выступишь перед камерами?

— Подам платок вдове, если будет нужно.

В эту секунду я уверена, что он знает, что наш брак с Лавровым был фиктивным. Или же он совершенно лишен человеческого сочувствия и подшучивает над моим горем.

— Тебе нужна защита от серьезных людей, Татьяна. Я готов дать ее, если ты будешь хорошей девочкой. Прочти эту чертову бумажку перед камерой и пусти горькую слезу для убедительности.

Он выдыхает мне в лицо, впервые обдавая угрозой. Я вдруг чувствую, что те мгновения, когда он говорил мягким тоном, а его пальцы деликатно касались моей кожи, надо ценить. Это исключение из правил. Обычно он жесткий… или вовсе жестокий. Я просто-напросто застала его в хорошем расположении духа, вот он и проявил чудеса терпения.

— У меня чувство как будто начинается война и мне надо срочно выбрать лагерь, — я опускаю глаза и решаю, как и прежде, смотреть над плечом Чертова. — А еще я чувствую себя трофеем. Я почему-то стала сразу всем нужна.

Листок с заявлением лежит передо мной. Видно, что его составлял профессионал. Все формулировки отшлифованы, но в то же время язык простой и живой. Его легко запомнить.

— Запомнили? — спрашивает мужчина в коричневом пиджаке.

Чертов привел меня на первый этаж, где находится конференц-зал. Хотя сейчас он больше напоминает штаб-квартиру президентской гонки. Уже выбрали точку для съемки, поставили длинный стол и отметили карточкой мое место. А телевизионные камеры уже стоят на черных штативах.

— Чужих не будет, — бросает мужчина, который выполняет роль пресс-секретаря или что-то в этом роде. — Будут только прикормленные журналисты, так что никаких каверзных вопросов не последует. Вас спокойно выслушают и не попросят никаких разъяснений.

Кто бы мне разъяснил, во что я все-таки вляпалась.

Я снова смотрю на текст, который, к счастью, занимает всего три абзаца.

— Будет прямой эфир?

— Нет, — мужчина качает головой. — Запись.

Отлично. Чертов подстраховался на случай моего фокуса или обычной истерики. Если я скажу что-то не то, то это беспощадно вырежут, а прикормленные журналисты сделают вид, что ничего не слышали.

— Как вас зовут, напомните, — я с виноватой улыбкой смотрю на мужчину. — Я редко запоминаю новые имена с первого раза.

— Артем.

Он выглядит ужасно интеллигентно. Это странно, если держать в голове, что он работает на Чертова. Хотя, с другой стороны, фасад всегда выглядит красиво и прилично. А какие грязные дела творятся в подвале знают только посвященные. Я зачем-то раскручиваю эту мысль и понимаю, что пока что любуюсь на парадный фасад. Сижу в отличном отеле, где на столике стоит бокал с дорогим французским шампанским, а в воздухе пахнет ароматизатором с нотками корицы, и жду, когда начнется интервью.

В таком месте легко почувствовать себя в обманчивой безопасности. Чертов ушел, забрав с собой всю охрану. Так что в поле моего зрения остались только нормальные люди. Визажист, которая наложила легкий макияж на мое лицо и заодно подсказала, как лучше держать руки в кадре. Еще в комнате кружатся трое помощников. Они передвигают аппаратуру и решают, кто из прессы какое место займет. И, наконец, Артем, который выглядит как педагог по вокалу.