Николай Семченко - Яблоко по имени Марина

Тогда, молодой, глупый и пылкий, я: «Не приедешь ты никуда, потому что мы будем вместе всегда». А Лена засмеялась, словно серебряный колокольчик зазвонил, закрыла мои губы ладошкой и шепнула: «Молчи, дурашка. Ты еще ничего не знаешь о жизни, совсем-совсем ничего…».

И вот она приехала. И, конечно, помнит о том обещании свести меня с ума. А я не против. Нет, сходить с ума вообще-то не хочу, да и не получится: я давно научился контролировать свои чувства и желания. Однако мое тело, как ни странно, вспомнило давние прикосновения Лены, ее руки и ноги, объятия, жар лона — все припомнило грешное тело и захотело повторения. Но голова оставалась холодной, и в ней червячком свербила ехидная мысль: «А зачем? Ну, скажи на милость, так ли уж это нужно тебе? Сам подумай: вернешься домой поздно, если вообще сегодня вернешься, будешь что-то врать Ане, она, конечно, поймет: лжешь! Ссора, скандал, отчуждение… Ради чего? Ты любишь Аню, она — тебя.

Стоит ли возвращаться в прошлое? Лена уедет и все забудет, а тебе с Аней жить…» И тогда я сказал:

— Лен, я, пожалуй, пойду. Мне еще в магазин надо забежать. В холодильнике шаром покати…

— Павел у нас примерный семьянин, да! — Дартишвили снова хлопнул меня по плечу и незаметно сжал его: иди, мол, иди. — Но мы без него скучать не будем, да?

— Не будем, — улыбнулась Лена. — Мы вообще не умеем скучать, Отарик!

— Точно! — Дартишвили заржал как молодой жеребец, и я вдруг вспомнил, как Отар рассказывал, что когда у него наступает оргазм, то он ржет как конь — остановиться не может, ржет и ржет.

И смех, и грех: я мгновенно представил Лену, Отара, громкое ржание, ее стон — и мне стало неловко и противно.

— Ну, я пошел? — как-то неуверенно произнес я.

— Пока-пока! — Лена послала мне воздушный поцелуй. — Все замечательно, зая. Я рада, что все у тебя хорошо. Привет Игорю Петровичу!

— Угу, — кивнул я. — Обязательно передам.

Дартишвили крепко пожал мне руку, со значением подмигнул, и мы расстались. Я сразу свернул в боковую аллею и пошел по направлению к дому.

Насчет магазина я соврал: холодильник Аня еще три дня назад забила под завязку — обоим выдали зарплату, и мы по традиции накупили продуктов на полмесяца вперед, чтобы лишний раз не тратить время на магазины.

Так что получается: я просто сбежал. Явление дивной женщины по имени Лена оказалось для меня полной неожиданностью. Признаться, я даже не думал о ней. Она осталась где-то там, далеко-далеко, в той сумасшедшей жизни, пропитанной слишком ярким солнцем, веселыми дождями, ураганами ветров и невыносимо легким воздухом свободы, — в той жизни, имя которой — юность. Теперь все у меня уже сложилось, сбылось, состоялось, — именно так, а не как-то иначе. Переделать ничего невозможно, да и стоит ли? Все было как было, и я ни о чем не жалею, а если иногда и жалею, то тут же одергиваю себя: любая история, в том числе и частная, не терпит сослагательного наклонения. «Что было бы, если…» А ничего! Я живу сейчас, и «бы» — всего лишь игра, фантазия, гипотеза. И все-таки прошлое иногда возвращается, не спрашивая нашего согласия.

Если честно, то я устал от общения с Леной. Прежде чем вернуться домой, мне хотелось побыть одному. Просто так, ни о чем не думая. А может быть, и думая. Уж как получится. Но обязательно — одному.

На мое счастье, в глубине аллеи, уже почти на выходе из парка я увидел незанятую лавку. Я сел и, ни о чем не думая, уперся взглядом в клумбу: яркие нежные петуньи, пурпурный портулак, желтые календулы росли в беспорядке — такое впечатление, будто у озеленителей на последнюю клумбу не хватило ни сил, ни времени, ни семян — что было в горсти, то и посеяли. Но тем не менее получилось неожиданно хорошо: в отличие от других клумб, строгих и продуманных, эта отличалась какой-то взбалмошностью, легкостью и кокетством. Она имела свой характер. Порой именно в простеньком букетике полевых цветов больше жизни, чем в дорогом, чопорном букете, завернутом в целлофан и украшенном всякими ленточками. Почему-то я подумал о том, что давно не дарил Ане никаких цветов. А она так любит календулы!

Господи, я вообще ужасный, скверный, гадкий человек. Человека ближе, чем Аня, у меня нет. Но я стесняюсь сказать ей об этом. Почему-то мне кажется, что она без всяких объяснений чувствует, как сильно я в ней нуждаюсь. Любые, даже самые лучшие слова невыносимо трудно выстроить в порядок, который передал бы истинное отношение к любимому человеку. А может, просто я и не пробовал найти такой порядок? Все, что придумано до меня другими мужчинами, казалось таким банальным, обычным и даже глупым, что я стеснялся лишний раз сказать: «Люблю тебя… Скучаю без тебя… Думаю о тебе… Не представляю жизни без тебя…». И хотя все — правда, но слова, которые обозначают отношение к любимой женщине, кажутся мне слишком обычными. И само слово «любимая» какое-то затертое, заурядное, невзрачное. Но как найти ему замену?

Задумавшись, я не услышал, как на другой край лавки неприметно и тихо присела маленькая женщина. Она раскрыла сумочку и что-то из нее вынула.

— Эй, Иванов! — шепнула женщина. — Это я. Хочешь, верну тебе кусочек времени?

— Ты? — я удивился. — А как же…

— Отар? — она легко рассмеялась. — Наверное, он все еще ждет меня у того магазинчика, куда за вином зашел.

— Нет, я не о нем хотел спросить. А как же ты кусочек заберешь у времени? Вдруг получится дыра.

— Ага, как в фантастических романах — хрональная дыра, — Лена пригладила челку. — А может, именно так образуются черные дыры?

Она снова провела ладонью по челке, пытаясь распрямить волосы так, чтобы их пряди закрыли глаза. У нее, оказывается, осталась такая привычка: когда смущается и не хочет выдать свое замешательство, прячет взгляд.

— Черная дыра — это, говорят, вход в другой мир, — произнес я. — Откроешь его и, чего доброго, пропадешь.

— А может, попадешь? — Лена достала сигарету, щелкнула зажигалкой. — Попадешь туда, где все по-другому. Иногда, знаешь, очень хочется, чтобы там, где я есть, меня не было совсем.

— И тут, рядом со мной, — тоже?

— Рядом с тобой я не здесь, — совсем тихо проронила Лена. — Но ты уже не там. Тебе нравится тут.

Ее слова показались мне странными, и я решил, что они с Отаром все-таки успели выпить чего-то горячительного.

— Только кока-колу! — заверила Лена.

Я чуть не вздрогнул, услышав ее, ведь вслух я ничего не сказал — только подумал; выходит: она читает мои мысли.

— Да, мы пили кока-колу, — повторила она. — Теплую и противную. А за рислингом Отар пошел в магазин, но мне расхотелось пить вино…

— А я думал, что у вас…

— Ну, что ты! — она перебила меня. — Какая, зая, любовь? Так, случайная встреча. И тогда, во Владике, и сейчас. Встреч — много, отношений — мало, а любовь — одна.