Нарисуй мне любовь (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

Я закусила губу. Да, вот так просто. Мужчина, решив, что Абрамову уже все равно не помочь, сделал вид, что ничего и не было. Видел, кто перед ним: бандит, который ничем не погнушается. А таким Абрамов тогда и был, я в этом уверена. Просто так миллионы не закалачивают.

— И что дальше? — просила тихо. Он бросил на меня взгляд.

— Дальше пришлось смириться. Искал Веру, долго искал, все надеялся. Но так и не нашёл. Не мог и представить подобного расклада… что Наташа… Мальчишка же в окно вышел, и я Наташку отправил на год за границу лечиться, она ещё и наркотой увлеклась… А свалила все на подругу, что та и парня, и её подсадила. Я в таком состоянии пребывал, что мне было не до подруг и разбирательств, я же Веру искал… Дал задание перекрыть той девчонке кислород, оказалось, зря, она вообще ни при чем была. Все Наташка… Надо было тут её лечить, а я подальше отправил, чтобы не возиться. Сам виноват, — Абрамов повторился, видимо, эта мысль мучила его теперь, — она же только и пыталась, что меня задеть. То любви искала, то ненависти, хоть чего-то. Замуж за оборванца назло пошла, хотя было ясно: женится он на её деньгах. На мои вразумления отвечала: как ты, да, папочка? Что на это скажешь? Ничего. А потом у неё нюх деловой открылся, и я это увидел, подключил к делам. Она бралась за все с радостью, хотела быть рядом, а я только её использовал. Наташа все это копила, копила, и вот что вышло…

Абрамов замолк, уставившись в окно и задумавшись.

— Что будет с ней? — спросила я.

— На днях я отправляю её лечиться в специальную клинику в Швейцарию.

Я невольно усмехнулась. С языка чуть не слетело: как и двадцать четыре года назад? А что будет, когда она вернётся?

Но вместо этого спросила:

— Считаете, она больна?

— Разве нет?

Я промолчала. Бывает такая болезнь: недолюбленность? Наверное, нет. А Наталья так и не добилась того, за что боролась. Даже ценой жизней и разрушенных судеб не получила любви отца. А умеет ли он вообще любить? Я посмотрела на него и растерялась: взгляд Абрамова скользил по моему лицу.

— Ты очень похожа на Веру, — прозвучало почти болезненно. И я поверила вдруг, что он все-таки любил. Что жизнь показала ему, каково это, и отобрала, отобрала сурово, жестоко, без объяснений. Да, он должен был любить того, кто рядом, но не научился. Но любовь к той, единственной, до сих пор живет в нем, а я та, на кого она может вылиться. Поднявшись, сходила в комнату и достала из вещей фотографию Веры. Положила перед ним на стол. Взяв её в руки, Абрамов с нежностью провёл пальцами по карточке.

— Была у её матери? — задал вопрос, не отрывая взгляда от фотографии.

— Да.

— Мои люди долгое время следили за её семьей. Я даже дом купил зачем-то, когда отец Веры заболел и им деньги понадобились. Вроде бы никто они мне, а чувствовал себя обязанным. Я ведь решил тогда: это кто-то из моих врагов. Отомстил так, избавился от Веры и ребёнка. Землю рыл в поисках, столько людей положил… — Абрамов покачал головой, потом посмотрел на меня. — Могу я забрать снимок?

— Конечно.

Мы ещё помолчали. Я осмысливала услышанное. Понимала: никого дела не будет. Наталья исчезнет из города, Гарри останется талантливым художником, перебравшим с наркотой. А я… Я буду как-то жить.

— Ты можешь в любой момент вернуться на работу, — Абрамов словно мысли мои прочитал, — все, что Наталья сделала в отношении тебя, я отменил. — Я молча кивнула. — Алиса, — позвал Абрамов, я посмотрела на него, — знаю, принять это трудно, и вряд ли ты мечтала о таком отце, как я… Но я люблю тебя. Полюбил, когда ещё Вера только сказала, что беременна. Разговаривал с тобой, до сих помню, как ты пинала ножкой, когда я гладил живот… Двадцать четыре года гигантский срок, но я прошу дать мне шанс все исправить.

Он смотрел неуверенно, я сдерживала подступившие слезы, слушая его слова. Неужели такое возможно? Неужели? Да, он далеко не идеал, но любит меня. Первый человек, который, кажется, любит просто так, за то, что я есть. Сглотнув, я сказала:

— Хорошо. Давайте попробуем.

Клянусь, он не ожидал такого быстрого согласия. Но обрадовался, привстал, словно хотел обнять, остановился, возвращаясь на место. Все очень сложно, ненормально сложно. Нам нужно время, теперь, надеюсь, оно у нас будет.

Я возвращалась с работы, топая к остановке. Тёплый осенний ветер дул в лицо, трепля волосы. Стояла золотая осень, город засыпало разноцветной листвой. Я шла, пиная листья, глядя под ноги. Прошёл месяц после тех событий. В галерею я не вернулась, все там напоминало о прошлом, которое хотелось забыть. Устроилась в музей. Платят меньше, но работа мне нравится. Всегда много дел, которые не позволяют мыслям утекать, куда не надо. А после работы можно сходить в кино, или по магазинам, или завалиться на диван с фильмом. Спокойная, тихая жизнь, как я и мечтала. И если не думать, то все хорошо. И волком выть хочется, только когда нарушаешь запрет на непрошеные мысли. А так терпимо, жить можно.

С отцом понемногу налаживается. Пока мы на стадии разговоров, но уже неплохо, я верю в лучшее, потому что очень хочется иметь рядом человека, который любит и не предаст. И я все больше убеждаюсь, что в этот раз мне повезло.

Пнув очередную кипу листьев, я вышла на остановку и сразу услышала, что меня зовут по имени. Голос, такой родной когда-то. Я медленно обернулась, натыкаясь взглядом на знакомый автомобиль и владельца, стоящего возле.

Поколебавшись, подошла к нему, невольно разглядывая. Мы не виделись весь этот месяц. Он как-то осунулся, выглядит устало, и словно… теряется при мне? Вот уж не поверю.

— Привет, — сказал Андрей, я ответила, — хорошо выглядишь.

— Спасибо.

Наступила пауза. Мне было нечего сказать, и я ждала продолжения от него, по-прежнему рассматривая. От Абрамова узнала, что Андрей с Натальей в разводе, она проходит курс лечения в клинике. Скорее всего, на родину не вернётся. Андрей, само собой, остался при своих, ничего в итоге не потеряв. Теперь можно выдохнуть свободно, так, что ли?

— Прости меня, Алиса, — наконец сказала он, — я сломал тебе жизнь.

— Не будь столь категоричен, — качнула я головой, — и без тебя было полно желающих.

Андрей кивнул. Собравшись с силами, посмотрел в упор, говоря:

— Я люблю тебя. Не могу представить без тебя своей жизни. Время идёт, но легче не становится, ничего не меняется…

Я уже понимала, к чему он клонит. Даже понимала, на что надеется. Что я, одинокая, разбитая, несчастная, брошусь к нему зализывать раны. Даже смешно.

— Андрей, — прервала его, он хотел что-то сказать, но под моим взглядом замолк, — я все знаю об Ане. О том, что у вас есть дочь, о том, что случилось и почему. Она ведь та самая женщина, с которой я тебя фотографировала, так?

Андрей, сжав зубы, молчал. Вместо ответа спросил:

— Рогожин рассказал?

— Нет. Он, как и ты, предпочитает держать свои секреты при себе. Я ездила в Березняки.

Андрей кивнул. Немного помолчав, спросил:

— Тоже меня винишь?

— Нет, Андрей, тебя я не виню, — вздохнула я. Видимо, мой тон навёл его на определённые мысли, потому что, нахмурившись, он сказал:

— Только не говори, что винишь себя… Алиса, никто не мог предугадать подобного. Аня знала, что я женат, она, черт возьми, даже о любовницах догадывалась… И ничего, жила. А тут вдруг увидела, надумала себе что-то…

— Но ведь ты сам только что сказал, что любишь, разве нет? — перебила я, он осекся. — Может, ты этого не осознавал, а вот Аня заметила. И это стало для неё крайней точкой. Этого она не смогла простить.

— Но это не значит, что ты виновата в её смерти, — устало ответил Андрей, — в конце концов, на твоём месте мог оказаться кто угодно.

— Но оказалась я.

— И поэтому ты не хочешь быть со мной? — сделал он вывод. Я горько усмехнулась. Что бы ни происходило, Андрей всегда думал только о себе и своих интересах. И сейчас тоже. И смерть Ани не сильно его задела, его вообще мало что задевает, если ему это невыгодно. В голове даже мелькнуло: хорошо, что Рогожин ему отомстил. Снова усмехнувшись, я произнесла: