Нарисуй мне любовь (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

— Дело не в Ане, Андрей. И не в Рогожине. Вообще не в ком-то. Дело в том, что я тебя не люблю и никогда не любила, просто хотела устроиться за твой счёт, что и сделала. А теперь все это не имеет значения.

Он от этих слов словно окаменел. Видимо, не ожидал подобной откровенности. Но ведь я ему все сказала ещё в галерее. На что он надеялся? Что я настолько раздавлена, что побегу за ним собачонкой, преданно заглядывая в глаза? Если это любовь, то какая-то больная, ненормальная.

Андрей, кивнув, сказал:

— Я тебя понял, Алиса. Больше не побеспокою.

Сев в машину, уехал, не взглянув, а я долго смотрела вслед, даже когда автомобиль скрылся за поворотом, смотрела на дорогу и думала, что прошлое продолжает тянуть меня к себе. Но я же твёрдо решила: начинаю новую жизнь. И ничему из старой в ней нет места. Ничему и никому.

Оказавшись дома, заварила чай и, усевшись в кресле, уставилась в стену. Настроения не было, но к этому я тоже привыкла, часто сидела так последнее время, слушая тишину и ни о чем не думая. Проходил вечер, я ложилась спать, утром шла на работу… Время утекало, с ним ушла золотая осень, деревья потеряли яркое убранство, начались серые дни, пошли дожди. Я встречалась с отцом, пару раз с Аллой, на этом все. Один день сменял другой, точную его копию. И я привыкла к этому. Привыкла и смирилась.

Был выходной. Я выбежала в магазин за чаем, вернувшись домой, прошла в кухню, когда раздался звонок в дверь. Событие из ряда вон выходящее. Пройдя к двери, открыла, не глядя в глазок. На пороге стоял Рогожин. Я застыла, скользнув по нему быстрым взглядом. Он был так же хорош, правда, немного похудел. На волосах капли дождя, руки в карманах джинс, сверху лёгкая ветровка нараспашку. Сколько мы не виделись? Шестьдесят четыре дня, тут же выскочила цифра, и я мысленно усмехнулась, вот как начинаю новую жизнь.

— Я пройду? — нарушил он тишину. Можно закрыть дверь и забыть, что Рогожин приходил. Это проще, чем снова мучиться, пытаться понять, зачем он пришёл, что придумал на этот раз… Но я отошла, пропуская его, глядя на то, как он снимает ветровку, стоя спиной ко мне, вешает на крючок, как разувается и вопросительно смотрит. Показала на комнату и пошла следом, цепляя взглядом каждый его шаг, чувствуя, как сердце странно ноет. Илья сел в кресло, я напротив на край дивана, сложив на коленях руки, глядя на них. Не могла поднять взгляд, боясь, что не выдержу ответного. Ждала, пока он заговорит, ведь зачем-то пришёл. Илья тоже молчал. Так прошло минут пять. А мне было все равно, пусть сидит, я буду вдыхать едва уловимый аромат туалетной воды, слушать его дыхание… господи, ну и идиотка.

— Это трудней, чем я думал, — сказал он вдруг, я от неожиданности вздрогнула, подняв на него глаза, мы встретились взглядами. Тут же отведя свой, я уставилась в окно. Рогожин, подавшись вперёд, оперся на колени, сцепляя руки в замок.

— Думаю, ты должна знать правду.

Так вот зачем он пришёл. Два месяца думал и надумал.

— Я знаю правду, — выдохнула устало, — ездила в Березняки.

Илья кивнул.

— Это только часть правды… — вздохнув, словно перед прыжком в воду, он продолжил. — Я узнал об Ане чуть больше трёх лет назад. То есть я знал, что у меня была сестра, и она погибла, но три года назад мать поделилась подробностями. Оказалось, что Аня исчезла из детского сада, и на этом, собственно, все. Я стал искать следы той истории, разговаривал с людьми и пришёл к выводу, что версия с маньяком притянута за уши. Потому что все остальные жертвы были из одного района, причём противоположного. Конечно, он мог изменить привычкам, но вдруг забрезжила надежда. Мать спустя столько лет поддалась ей, старалась помочь, вспоминая то время. И рассказала правду: отец Ани другой человек, один из жителей Березняков, откуда она родом. О прошлом мама всегда говорила с неохотой, я не особенно интересовался, считая, что там ничего интересного нет. Оказалось, есть. Узнав данные отца Ани, я отправился в Березняки, сам не знаю, зачем. На что-то надеялся… Опоздал на пару месяцев, она покончила с собой. Всю историю узнал от местных, смаковали её с подробностями… Николаева я нашёл, старый, осунувшийся, разбитый мужик. Катя, дочь Ани, его единственный смысл в жизни. Следовало признать: он её семья, а не мы, — и тут ничего не поделаешь. Матери я правду так и не раскрыл. Аню не вернёшь, а она неизвестно как переживёт подобное… Я хотел одного: чтобы этот подонок, сломавший девчонке жизнь, подыхал в мучениях. Его я нашёл быстро. Стал ждать удобного случая. Удачно купил квартиру рядом, сорвал несколько сделок, потом дал понять, кто я есть. Чтобы при каждой встрече этот гад вспоминал о девушке, которая из-за него покончила с собой. И, конечно, главное блюдо: та, из-за которой Николаев довёл мою сестру до самоубийства.

Илья замолк, потирая ладонь, я сжалась, готовясь слушать страшную правду. Зачем он все это говорит? Думает, мне мало?

— Впервые я увидел тебя на фотографии, — продолжил Илья, — давал задание найти любовницу… Подумал, красивая, ради такой кого угодно бросишь, — тут он усмехнулся, — и сам себе противен стал за такую мысль. Велел следить за тобой, искал, на чем подцепить, и чем больше получал данных, тем больше понимал: ты любишь Николаева. Тебя не интересовали мужчины, попытки знакомства отшивала на корню. Ты была идеальной любовницей. И я не стал спешить, решив, что нужен подходящий момент. Три года получал о тебе информацию, жил твоей жизнью, выучил расписание, как полный идиот, смотрел на твои фотографии… И думал, что держу все под контролем. А потом ты связалась с художником. Сначала я не поверил, по моему приказу в мастерской поставили камеры, и все подтвердилось. Знаешь, я даже ему завидовал, — Рогожин усмехнулся, бросив на меня взгляд, — не понимал, почему он. Смотрел, как ты занимаешься с ним сексом и хотел набить морду, потому что он просто пришёл и получил тебя. А потом ты решила продать машину. Я подумал: это шанс ненавязчиво засветиться в твоей жизни. Что будет дальше, не думал, просто почувствовал: с появлением художника необратимо закрутились какие-то механизмы, нарушившие привычный ход. Вёл себя, как идиот, только испортил все. Другого шанса ведь могло и не быть, но ты сама пришла ко мне за помощью… И я начал действовать. Говорил себе, что делаю это из мести, но это была ложь, пытался сам себя обмануть, чтобы не признавать очевидное: я увяз в тебе уже давно, хотел тебя, всю хотел, не только физически, а чтобы ты была моей и только моей. Но я упорно это отрицал, водил девиц назло тебе, и ничего не чувствовал по отношению к ним, я их не хотел. Никого не хотел, ты засела в моей голове, и я не знал, что с этим делать. Все шло само по себе. Ты была рядом, я наслаждался этим, нашими провокациями, твоей близостью и недоступностью, наслаждался, узнавая тебя, какая ты на самом деле… Потом эта история с твоим рождением, поездка… Даже не представляешь, что я испытал в том дешевом хостеле, когда ты потянулась ко мне с поцелуем. В тот момент понял: все зашло слишком далеко. Я должен остановиться. Должен, но не смог, когда ты пришла ко мне. Я понимал, что надо рассказать тебе правду, но не знал, как это сделать, потому что все выглядело неприглядно: ведь я по сути тебя все равно использовал, пусть это уже не было целью… Думал, ты можешь не понять… А когда увидел тебя с ним… Встал выбор: отомстить и потерять тебя или остаться с тобой. И я сделал неправильный выбор.

Рогожин замолчал, я тоже молчала, пытаясь унять дрожь. Таких откровений не ожидала. Я столько лет жила обычной ничем не примечательной жизнью, даже не зная, что есть кто-то, кто знает о каждом моем шаге. Я не понимала, как относиться к услышанному.

— А потом я просто не знал, что делать, — снова услышала его голос, — был уверен, ты меня не простишь и правильно сделаешь, пытался забыться, даже девчонку пригласил на свидание. И увидел тебя в ресторане. Думал, разобью морду этому мужику за то, как он на тебя смотрит. А ты, кажется, вовсе на меня не обращала внимания. И там, на парковке, захотел сделать тебе больно, идиот… Отвез девчонку домой, а сам места себе не находил, приехал к твоему дому, сидел под окнами, но так и не зашёл. И каждый следующий день…