Татьяна Веденская - Мой шикарный босс

– Вызвать начальника склада?

– Обязательно! – кивнул Шувалов и вышел.

Я с грустью посмотрела ему вслед. И зачем мне было прилагать столько усилий, если они все равно ничего не дали? Мне лично! То есть нет. Зачем же, ведь теперь я, скорее всего, сохраню за собой рабочее место. Это уже немало для одинокой и малоинициативной мамаши, навсегда забившей дверь в личную жизнь.

«Больше никогда!»

Именно такую фразу я выгравирую на бронзовой табличке. И повешу ее прямо над входом в мой дом. И не спрашивайте у меня, что именно «больше никогда». Ничего и никогда.

Я вышла в коридор. Около лифта стояла смертельно бледная Епифанцева. Губы, правда, не бледные и даже не обкусанные. Хорошая у нее помада. Всегда была. Алена случайно поймала мой короткий взгляд и быстро отвернулась. Лифт все не шел и не шел, а я тоже старалась не оборачиваться. Такое чувство, что пересечься взглядами было больно на физическом уровне. Как, например, наступить на стекло. Но тут я вдруг поняла, что не хочу оставлять этого так. Не хочу, чтобы она ушла и не узнала, что именно я обо всем этом думаю. Я развернулась, подошла к ней и, заглянув в ее бегающие глаза, спросила:

– Только один вопрос. Зачем?

Она минуту молчала, потом встряхнулась и с наглым (как только она умеет) вызовом ответила:

– Что, интересно?

– Очень интересно!

– Потому что ты – серость. Ты никакая! Как же я тебя ненавижу! Ты не способна ни на что и вылетишь отсюда с одного щелчка. Все равно, не я, так кто-то другой, но тебя выкинут. Потому что ты и копейки не стоишь. Я ответила на твой вопрос?

– Вполне, – одними губами улыбнулась я. Развернулась и ушла.

Кровь бурлила и носилась по моему телу, выжигая дыры. Надо же – меня вдруг кто-то возненавидел. Какая нелепость! Почему бы это? Может быть, потому, что пусть хоть на пять минут, но меня кто-то полюбил? Ох, как же мне хотелось в это верить, но Шувалов… кажется, его интересовал только бизнес. «Между нами ничего нет». Так он сказал? Это между ним ничего нет, а между мной – есть. Оказывается, я способна любить!

Я сидела на совещании, подавала на стол документы. Рассказывала, как ездила к клиенту, как осматривала машины и программы, сверяла все с накладной. И смотрела на него – как он красив и далек. Как недостижим для такой девушки, как я. Непослушная челка спадала ему на глаза, и он, не отвлекаясь, откидывал ее наверх и щурился. Его голос перекрывал голоса всех остальных, хотя говорил он совсем негромко. Такой проникновенно-низкий мужской голос – как музыка. Как же я его любила! Вот же дура, умудрилась попасть! Ведь ничего общего, такие, как он, никогда даже не обернутся на таких, как я. Я – серость. Меня можно заметить, только если смотреть в лупу. Я тихо живу, тихо думаю и тихо люблю. И не умею заслонять собой таких, как Алена. Мне не идет ярко-алая помада. Моя любовь – приглушенных, пастельных тонов.

– Митрофанова. Митрофанова?

– А? – Я вздрогнула и сосредоточилась на совещании.

– Вы опять витаете в облаках? – спросил меня наш финансовый директор, ласково улыбаясь.

– Извините. Вы что-то спросили?

– Я сказал, что вы проделали отличную работу. Звонил ваш клиент – сказал, что ему очень перед вами неудобно. Наши программисты уже отвезли ему антивирус.

– Ох, это очень хорошо. А то попал он со мной, – обрадовалась я.

Кругом все шумели и переговаривались, рассматривая бумаги.

– Надо же! Не может быть, как она посмела!

– Надо уволить ее по статье! Пусть платит за все, надо подать на нее в суд! – говорил бухгалтер, который всегда недолюбливал красивых женщин. Они отвечали ему тем же.

– Может, не надо? Ну, все ведь решилось? Куда она потом устроится с отметкой в трудовой? – осторожно попросила я.

Кадровик с недоумением пожал плечами и сказал:

– Ладно, решим. В принципе главное, чтобы больше она у нас не работала.

– Да уж, – согласились все.

Народ принялся бурно обсуждать, какие меры предпринять, чтобы исключить подобное в будущем. Сашка начал требовать поскорее создавать должностные инструкции, чтобы каждый шаг менеджеров был расписан от «А» до «Я». Шувалов раскраснелся и отдавал распоряжения. В мою сторону он даже не смотрел. Я пыталась поймать его взгляд. Мне так хотелось, чтобы он мне улыбнулся. Я еще помнила, как он целовал меня, прижимая к себе в темноте кинозала. Я не могла ничего забыть, и я не могла ничего сделать. Между нами ничего нет.

– Можно я пойду? – тихонько спросила я у кадровика. – У меня голова болит.

– А? Да, конечно. Можешь завтра взять выходной. А потом – к станку. Конфликты ждут тебя! – усмехнулся он.

Я улыбнулась в ответ.

– Звучит устрашающе. Ладно, я побежала. – Я воспользовалась всеобщим гомоном и выскользнула за дверь.

Какая разница, чего еще натворила Епифанцева, если между мной и Шуваловым больше ничего нет? Какая разница, что именно она отправила эсэмэску Кириллу с моего телефона? Какая разница, что я ни от кого другого не получала никаких цветов и никакой прекрасной ночи?

Это все могло бы иметь смысл, если бы рядом был мужчина. Но от Станислава остался только Шувалов. Мой дорогой босс.

Я села в свой «трактор» имени немецких производителей народных автомобилей, вырулила с подземной парковки и поехала по уже почти пустым улицам. Хорошего дня? Уже, на самом деле, хорошего вечера. Скоро ночь – мы совещались больше двух часов! Странно, но я совсем не устала. Внутри меня все еще клокотала та неизвестная и совсем мне незнакомая энергия. Сила, которая несла меня вперед весь день.

Мне захотелось, чтобы мир вокруг меня завертелся с бешеной скоростью. Хотелось кричать, визжать, стонать. Рыдать тоже хотелось, да так, чтобы в полный голос. Нет, не приспособлены мы, кролики, для лазания, и такие рабочие моменты не для моей психики. Недаром же психологи говорят, что худые люди все время пытаются сбежать. При первых же признаках опасности. И я тоже – я голосую за побег. Ну их всех к черту! Епифанцеву с ее доморощенным негодованием. И клиента с его компьютерами, и мою маму с ее желанием быть лучше всех или, по крайней мере, лучше меня.

Я включила фары, которые по странной случайности решили пока поработать, и погнала в сторону МКАДа. Все напряжение этого бесконечного марафона вдруг куда-то ушло. Осталась только безумная жажда жизни, как раз за которую меня все время и ругала мама. Я выдохнула, вдавила педаль газа в пол и врубила на полную радио. Полетаем! Пусть Шувалов останется позади, за моими быстрыми колесами. Пусть я забуду обо всем и буду горланить песни Верки Сердючки, подскакивая на протертом стареньком сиденье. Пусть я буду одна, и все будет хорошо или, наоборот, очень плохо, – и я найду своего гаишника, и он оштрафует меня за превышение скорости и езду по встречной, а я, горя от страха и возбуждения, буду предлагать ему взятку, которую он, конечно же, в итоге возьмет. И строго отчитает меня за «такие номера»! Ох, как же мне хотелось отмачивать ТАКИЕ НОМЕРА. И дорога позволяла. Меня никто не держал впереди и никто не нагонял сзади. Да я и не смотрела туда. Вперед, только вперед. До поворота, за поворот, на пустую МКАД. Пока…