Ф. Дж. Лауриа - Невыносимая жестокость

«Куда же это тебя ночью занесло?» — подумала Дженис, но в ее мыслях о боссе не было ни следа упрека или нездорового любопытства.

— Фрукты и пирожные в кабинет — записала. Неожиданно по коже Дженис забегали знакомые мурашки: он уже где-то рядом.

— А ты где сейчас? — спросила она в микрофон, но именно в тот же миг телефон отключился.

— А вот и я собственной персоной. — Улыбаясь во все тридцать два зуба, Майлс переступил порог приемной. — Привет! Ну, что тут творится?

Дженис заставила уняться забившееся в истерике сердце и, глянув в ежедневник, хладнокровно сообщила:

— Тебя ждет посетительница, которой назначено на девять. Бонни Доннелли.

Майлс привычным движением открыл верхний ящик секретарского стола, вытащил оттуда пудреницу Дженис и поглядел в зеркальце на свои сверкающие зубы.

— Бонни Доннелли, — повторил он.

Это прозвучало как боевой клич.

Дженис с восхищением уставилась на Майлса. Тот вернул ей пудреницу, поправил галстук и решительно зашагал в свой кабинет, вооруженный кейсом и термоядерной улыбкой, эквивалентной заряду в сотню мегатонн.

— Миссис Доннелли! — услышала Дженис фанфарный призыв, прежде чем за адвокатом захлопнулась тяжелая дверь.

У Бонни Доннелли было все, что полагается иметь приличной домохозяйке, проживающей в Беверли-Хиллс: тело от Джейка, волосы от Хосе, лицо от Монсанто. Майлс повидал уже тысячу таких, как она, и всем тем, у кого хватило ума и денег обратиться к нему, он предоставил билет первого класса прямо в землю обетованную, в мир богатства, принадлежащего лично тебе, а следовательно, в мир полной независимости.

Даже сейчас, когда перед ним на столе лежали неоспоримые доказательства небезгрешного, прямо скажем, поведения его клиентки, Майлс был внутренне спокоен и уверен в победе. Он перемешал стопку полароидных фотографий, как карточную колоду, и стал раскладывать их на столе наподобие то ли пасьянса, то ли гадательных карт Таро.

— М-м-м, да… — Внимательно разглядывая фотографии, он словно пытался прочитать по ним будущее. — Следует признать, что ваш муж поступил исключительно дальновидно, сделав эти снимки, — разведя руками и вздохнув, сообщил Майлс клиентке. — Не следует забывать и о том, что присутствие в доме чистильщика бассейнов при отсутствии этого самого бассейна может показаться присяжным довольно подозрительным.

Тут Майлс откинулся в кресле и в задумчивости сложил руки на груди.

— Но если посмотреть с другой стороны: кто в этой ситуации на самом деле является жертвой? Позвольте мне сказать вам следующее. Вот как все было на самом деле: ваш муж, который и до этого не раз отвешивал вам пощечины или затрещины… да нет, давайте уж начистоту: избивал вас — я думаю, именно этот глагол наиболее точно выражает его насильственные действия в отношении вас?

Бонни явно смутилась.

— Но ведь я…

— Пожалуйста, позвольте мне закончить, — вежливо прервал ее Майлс. — Меня не интересует, кто первым кого ударил и когда это было. Повторяю: ваш муж избивал вас — неоднократно. Я бы даже сказал — систематически…

— Но ведь он…

Майлс эффектным ораторским жестом вскинул руку, призывая клиентку к молчанию.

— Пожалуйста. Я настаиваю: неоднократно и систематически. При этом он также неоднократно угрожал вам физической расправой, причем грозил вам вашим же пистолетом.

— Это его пистолет.

— Ничего, мы его вам отсудим, — заверил ее Майлс. — Вот и в этот раз он стал угрожать вам оружием, а кроме того, в порыве беспричинной ярости попытался застрелить вашего общего знакомого — скажем так: старого друга вашей семьи.

— По правде говоря, они не то чтобы были друзьями. На самом деле Донован терпеть не мог Олли.

Майлс с ходу отверг это замечание:

— Это пускай он сам доказывает. Посмотрим, удастся это ему или нет. А доказать факт давнего знакомства — не проблема. Так вот: если бы не ваше хладнокровное вмешательство, то немотивированная вспышка гнева господина Доннелли могла бы оборвать жизнь вашего общего друга — который, не могу не признать, повел себя в этой ситуации, как последнее чмо, не попытавшись защитить ни вас, ни даже собственную шкуру. Что же касается судьбы вашего мужа, то вы можете себе представить, что при подобном исходе дела его жизнь была бы полностью погублена. Идти под суд по мокрому делу вовсе не столь приятно, как присутствовать на бракоразводном процессе.

Наклонившись вперед, Майлс понизил голос:

— Что же касается сексуальных контактов, которые, как вообразил мистер Доннелли, имели место между вами и вашим общим другом, то не была ли данная вспышка гнева обусловлена ревностью с его стороны? Это именно он — подчеркиваю, не вы, а он — на самом деле уже давно имел близкие отношения с чистильщиком бассейнов.

Бонни таращилась на адвоката, отказываясь верить своим ушам.

Майлс встал и начал расхаживать по кабинету, отделанному с отменным вкусом.

— Нет? Может быть, я зашел слишком далеко? — Он сделал паузу, изучающе глядя на Бонни. — Могу я задать вам весьма личный вопрос? Его сексуальная ориентация, гм… не была ли она в некотором роде двойственной?

— Мистер Мэсси, — с некоторой долей раздражения и даже испуга перебила она его.

Майлс поднял руки, демонстрируя готовность к капитуляции.

— О'кей. Я ни на чем не настаиваю, и расспрашивать ни о чем не буду. Дело даже не в конкретной формулировке, а в самом подходе. Ваш муж пытается апеллировать к тому, чего сам он доказать не может, а вы, как я понимаю, полностью отрицаете.

Выражение лица Бонни чуть смягчилось.

— Ну, пожалуй…

— Вот и отлично, — поспешил ободрить ее Майлс. — Это все, что я хотел узнать. Я возьмусь за это дело. Но… — Майлс сделал паузу и поднял указательный палец, привлекая внимание Бонни, — я, безусловно, настаиваю на скорейшей встрече с Оливером Олерудом. Без его готовности к сотрудничеству мы не сможем сдвинуться с места. Нам нужно обсудить с ним стратегию, а затем и тактику. Я имею в виду конкретные свидетельские показания в нашу пользу.

Пожалуй, в первый раз за все это время в душе Бонни забрезжил слабый лучик надежды на благополучный исход.

С тех пор, как Донован прислал ей в гостиничное бунгало, где она остановилась, «подарочную бандероль» с фотографиями, Бонни ходила как в воду опущенная. Снимки были неоспоримым свидетельством ее нападения на собственного мужа и применения физического насилия. Кроме того, на одной из фотографий оказалась колымага Олли прямо посреди лужайки перед их домом. Несмотря на плохое освещение, крупная надпись логотипа Олли отчетливо виднелась на белом борту фургона. Супружеская измена и нанесение телесных повреждений с использованием в качестве оружия случайных предметов — такая комбинация обвинений смертельна в бракоразводном деле. При самом лучшем, практически невозможном раскладе Бонни могла бы рассчитывать лишь на минимальные отступные на первоначальное обустройство, то есть на сумму, примерно равную ее обычным карманным деньгам.