Лишняя (СИ) - Гойдт Юлия

— Мааам, я на улицу.

— С кем? — мама сосредоточенно мыла посуду, — Если Тимур тебя проводит, то иди.

— Нет, мам, я с Ксюшей.

— Ох, ладно, только долго не ходите.

— Хорошо, — я взяла со столика ключи, надела кроссовки и вышла на улицу.

Было темно и страшновато. Ксюха, как всегда, опаздывала, и я уже думала нырнуть обратно в свою теплую квартирку, как чьи-то холодные ладошки сзади прикрыли мне глаза:

— Угадай, ктооооо?!

— Дед Мороз, — привычно ответила я, и обернулась.

Ксюшка показала мне язык и кивнула на стоящего рядом парня:

— Это мой брат Ванька.

Парень улыбнулся и протянул руку. Я посмотрела на него снизу вверх. У него были чертовски голубые глаза и длинные-длинные, загибающиеся кверху ресницы.

— Настя, — улыбнулась я и пожала его ладонь.

— Очень приятно, — Иван разглядывал меня. Я очень не люблю, когда люди так делают, и повернулась к нему спиной.

— Ну, познакомились, постояли, пора домой! Пока! — и я попыталась улизнуть. Крепкая рука подруги вцепилась в мой воротник железной хваткой:

— Кудаааа?! Я что, зря его сюда тащила? — прошипела подруга, дико вращая глазами, явно на что-то намекая, — Вань, мы побеседуем по-девичьи? — мило прощебетала она, улыбнувшись брату, и снова явила ко мне свое перекошенное злобой лицо. Ох уж мне её лицемерие!

— А не надо сводничеством заниматься, это всегда плохо кончается! — прошептала я в ответ.

— Так, Настенций. Давай-ка проясним ситуацию, — Ксюха отпустила мою куртку, и мне стало уже не так страшно.

— Ну давай. Проясняй.

— Ты одна?

— Одна.

— Сколько тебе?

— Шестнадцать.

— Точнее, очень скоро семнадцать. Девка учится в одиннадцатом классе, и до сих пор не знает как с мужиками общаться.

— Знаю! — запротестовала я.

— Твой придурок Тим ни в какое сравнение не идет. Он вообще гей, по-моему, — фыркнула Ксюша.

— Эй! — обиделась я за друга.

— Не ной. Короче, давай-ка знакомься поближе с моим Ванькой, авось чего-нибудь из вас и получится.

— А как же?… — я беспомощно посмотрела на свои ноги.

— Блин, Насть! — Ксюху это всегда бесило.

— Ладно-ладно, — подчинилась я, и мы пошли к Ване.

Ну, что сказать. Остаток вечера мы провели довольно мило общаясь. Ваня и вправду оказался хорошим, общительным парнем, любезным к тому же. А когда я засобиралась домой, даже попросил у меня номер мобильного.

Я зашла домой в час ночи с горящими щеками. Мама встретила меня немного недовольная, и чуть пожурив, сказала:

— Там тебе Тимур два раза звонил. Перезвонить просил.

— Хорошо.

Я зашла в свою комнату и набрала номер друга. В трубке раздался хриплый, сонный голос Тимки:

— Алло?

— Привет, это я, ты звонил?

— Господи, Насть, уже час ночи. Я звонил в пол-двенадцатого.

— Ну, знаешь, не так много времени прошло, — хихикнула я.

— Ага, — зевнул Тим, — Ну чего там? Где шлялась?

— С Ксюхой гуляла. И знаешь, — вновь глупо хихикнула я, — она мне тут парня подыскала.

— Ого, — Тим сразу проснулся, — Что за?

— Её брат двоюродный, Ванька. Ровесник, учится в седьмой школе. Хорошенький, — я перешла на шепот, чтобы мама не услышала.

— Номер попросил?

— Ага.

— Ну, поздравляю. Теперь не глупи, маленькая. Что я тебе говорил, ммм? — похоже, Тим был рад не меньше, чем я сама.

— Да, Тимка, ты как всегда оказался прав. Спасибо, — я улыбнулась в трубку.

— Не за что. А теперь, маленькая, спокойной ночи. Завтра я к тебе забегу.

— Пока, — ответила я и положила трубку. Потом переоделась в пижаму, выпила на кухне стакан молока и, полная надежд, пошла спать. Почему-то в эту ночь мне снились самые красивые и цветные сны…

Взрослела я медленно. Несмотря на свои шестнадцать, или как выразилась Ксюха, почти семнадцать, я была все такой же худенькой. Правда, чуть вытянулась в рост, но все равно была ниже всех в классе, и среди параллели вообще. Фигура моя таки не округлилась, я была лишена каких-либо женственных изгибов, но несмотря на это, большинство девчонок в классе завидовало моему телосложению — узкая талия, стройные ноги (еще бы им не быть стройными при такой-то худобе!) красивая шея, и моя гордость — мои темные волосы. Я не считала себя красавицей, но все же мне было чем гордиться — мне от папы достались большие карие глаза, отдающие в черноту. Когда я что-нибудь просила, я делала их жалостливо-большими, и становилась похожа на олененка Бемби. На маму это не действовало, а вот на папу и Никитку — еще как!

В семье меня порядочно избаловали. Мне практически ничего не запрещали — я могла гулять на улице, когда хотела, могла получить практически что угодно — в пределах возможностей родителей. Наверное, поэтому я привыкла сама себя держать в рамках — гулять, несмотря на вседозволенность, старалась максимум до часу и только по субботам — воскресеньям. Спиртные напитки и сигареты — да, я попробовала раз, но мне не понравилось, и я не находила в этом ничего привлекательного, как и мои друзья. Мама доверяла мне полностью, зная что я сама разберусь со временем, когда делать уроки, и поэтому никогда не проверяла моих домашних заданий, лишь порой спрашивала, как дела в школе. Наверное, поэтому я с охотой рассказывала ей практически все, без утайки, и мы как-то обошлись без кризиса переходного возраста в отношениях.

Но у избалованности были и негативные черты — мой характер сформировался, и я уже понимала, что он довольно сложен для окружающих. Я не привыкла уступать, хотя в мелочах всегда снисходительно ко всему относилась, я не умела проигрывать — честолюбие во мне порой зашкаливало за критическую отметку, а еще я страдала самоедством. Видимо, из-за того, что меня практически не ругали родители, я решила делать это сама. И очень жестоко. Стоило мне ляпнуть что-нибудь не так и не в том месте — я мучилась этим неделю, постоянно проигрывая внутри себя ту или иную ситуацию. Я была обидчива, но держала свои обиды при себе. Вот такой я стала, и плохо это или хорошо, я пока не знала, так как столкнуться со своими недостатками лицом к лицу мне пришлось намного позже.

А пока я убиралась у себя в комнате и насвистывала себе под нос веселую песенку. Жизнь была прекрасна, на улице стояла золотая осень, светило солнце, было воскресенье, в памяти все еще теплилось воспоминание о вчерашней вечерней прогулке с Ксюшкой и Ваней, а еще должен был зайти Тимка, и я уже предвкушала, как я ему расскажу подробности вчерашней прогулки. На кухне мама пекла вкуснейшие в мире(да-да!) сосиски в тесте, и пряный аромат поджаривающейся корочки щекотал мне ноздри.

— Мам! Я закончила, где Никитос? Пусть мусор выбросит! — крикнула я.

— Здесь я. — буркнул растрепанный брат, вошел в комнату и взял мусорное ведро, наполненное скопившимися в моей комнате ненужными бумажками.

— Мистер засоня. — высунула язык я.

— Да ну тебя, ведьма! — обиделся брат и вышел из комнаты.

И чего он такой недовольный? Жизнь ведь прекрасна!

Через полчаса пришел Тимур с коробкой моих любимых пирожных.

— Привет, маленькая! — улыбнулся он, когда я выбежала его встречать, и протянул пирожные. — Это тебе, сладкоежка.

— Спасибо!! — я потащила его в комнату. Тим бухнул на стол учебник по тригонометрии:

— Ты решила ту задачу? Я так и не допер.

— Эх ты, там все легко! Вся проблема лишь в том, что надо было вначале понизить степень синуса, а потом уже все преобразовать.

— Точно! — он с досадой хлопнул себя по лбу, — Ты все-таки гений.

— Да ладно, чего уж там, — поскромничала я. — Лучше послушай!

— Ах да, я же пришел сюда радоваться вместе с тобой, — Тим скорчил кислую мину, за что немедленно получил пинок, — Да хватит драться, рассказывай.

— Ну в общем, сижу я вчера дома, радуюсь…Ах, да, ты что не заметил? У меня новый компьютер!…Да стой ты, потом поиграешь…Ну так вот, сижу-радуюсь, а звонит Ксюшка, и… — тараторила я. Да, нелегко быть моим другом, честно скажу я вам. Приходится принимать на свои бедные ушки столько информации, да еще поддакивать при этом, что порой очень тяжело приходится, ведь мисс Анастасия такая болтушка. Но, как говорится, сам напросился. К концу моего рассказа Тим, казалось, был готов повеситься, но все же взял себя в руки: