Татьяна Воронцова - Тени утренней росы

Утром я была призвана в детскую для участия в консилиуме. Глядя на практически здоровый, разве что с легким намеком на покраснение, глаз Алекса, Урания даже прослезилась, а моя сестра только руками развела.

— Привет, — сказала я Алексу, похоже, совсем забывшему о том, что ему полагалось проснуться с заплывшим глазом. — Ну что, завтракать и купаться?

В его постели я заметила камень, который на прощание вручил ему Нейл. Серый камень в форме сардельки с круглым отверстием, смещенным к одному из концов. Почему-то мне подумалось, что этот камень Нейл вряд ли нашел на берегу. Скорее всего, припас заранее.

— Не выбрасывай, — сурово приказал Алекс матери, засовывая камень подальше под подушку.

— Я его вымыла, — добавила я сладким голосом. — С антибактериальным мылом.

Три дня подряд я возила Алекса в бухту Амунди. Три дня подряд Нейл полоскал его в морской воде, разыскивал для него камни самых невообразимых форм и расцветок (некоторые даже доставал со дна), с ним на пару возводил грандиозные крепости из песка, таскал его на плечах, показывал таинственные пещеры в скалах...

Конъюнктивит прошел без следа.

Ритка уже в открытую признавалась, что ничего не понимает.

— Может, у него это и правда нервное?

— А сам он что говорит? — спросила я как можно небрежней.

— Что может сказать трехлетний ребенок? — Ритка вздохнула и помешала ложкой овсянку в кастрюле. — Он сказал, что его вылечил Бог.

— Ну и прекрасно. Чем тебя это не устраивает? Бог многих вылечил. А Лазаря вообще воскресил.

Во второй половине дня мы с Нейлом встретились недалеко от селения Палиолутра в долине Коцифи.

— Не говори ничего, — зашептал Нейл, роняя меня на отнюдь не мягкую землю. — Молчи, молчи. Все потом.

Закрыв глаза, изгнав из головы все мысли, я разрешила себе просто наслаждаться ощущениями, просто вдыхать этот свойственный его коже запах морской воды, как будто здесь, со мной, не человек, а сам Мананнан Мак Лир.

Потом мы лежим, счастливые, в тени кривой оливы, и переговариваемся.

— Она хочет знать, куда я собралась и когда думаю вернуться... чем я занималась, где обедала, что купила... это невыносимо. Я злюсь, она обижается. Она считает, что я изменилась.

— А ты сама так не считаешь?

— Не знаю. Может быть.

— Ты можешь переехать ко мне, — сказал Нейл, подумав.

— Нет, — я грустно улыбнулась, — не могу. Он кивнул, покусывая травинку. Он знал, что я считаю это невозможным не только из-за сестры.

Он знает даже то, о чем я ему не рассказываю, и временами это пугает. Ведь я говорю с ним на чужом для меня языке, в то время как думаю все-таки на родном. Мои слова, как и мои мысли, открыты для него не в полной мере. И все-таки он знает.

— Нейл. — Я ощутила внезапное сердцебиение. — Признайся, тебе не бывает страшно?

— Нет, — ответил он спокойно и сорвал еще одну травинку взамен изжеванной. — Все это в прошлом, Элена.

— Как тебе удалось?

— Ну... йоги называют это смещением фокуса сознания. — Он скользнул взглядом по моему лицу, как мне показалось, с искренним сочувствием. — Я понимаю, тебе сейчас тяжелее, чем мне.

— Неужели? — механически переспросила я, отлично зная, что он прав и в этом.

— То, что ты расцениваешь как потерю, я принимаю как дар. Я готов к переменам, готов к работе. Я готов стать звеном в цепи. Принять протянутую руку с тем, чтобы в нужное время протянуть ее тому, кто последует за мной.

Непрерывная цепь инициации. Он сказал это почти в открытую. Но что это означает в наше время?

— Но ты же не можешь сам... ты не можешь один...

— Когда ты становишься ищущим, с той стороны сразу начинает поступать помощь. Главное — не терять бдительности и вовремя принимать ее, не рассуждая о том, такая она, как ты ожидал, или не такая. Не бойся за меня, Элена. — Он ласково сжал мои пальцы. — Я знаю, что делаю. Со мной все в порядке.

Домой я вернулась после полуночи. Ритка, разумеется, потребовала отчета, я рявкнула на нее и ушла к себе. Для нее слова «разведенная» и «слабоумная», очевидно, являются синонимами, но я не собираюсь лить воду на ее мельницу. В конце концов, здесь есть и другие, помимо меня, кто нуждается в постоянном присмотре, а именно двое ее детей. Так я ей и сказала.

За распахнутыми настежь окнами сонно стрекотали цикады. Спят эти твари когда-нибудь или нет? В высокой траве копошились мыши, а может быть, ежи. Я вдруг поняла, что совершенно не представляю, водятся ли на Крите ежи, и решила при случае спросить об этом Нейла.

За стеной что-то брякнуло, заныла спросонок Лиза. Через минуту к ней присоединился Алекс. Господи, ну что там еще стряслось? Это не жизнь, а какое-то «Маппет-шоу».

Я легла, выключила свет и повернулась лицом к стене.

Ритка, ее шумные дети... Нет, невыносимо. Этот дом перестал быть моим. Я уже не могла спать до полудня, не могла сидеть голая на террасе с бутылкой «Метаксы», не могла привести сюда Нейла... Пора уезжать.

Ритка оказалась первой, кому я сообщила о своем решении. Это вышло как-то само собой, за завтраком. У нее чуть кусок не выпал изо рта. А потом началось...

— Ты два с половиной месяца сидела тут одна-одинешенька и даже не помышляла об отъезде. Только вздыхала по телефону: ах, я скучаю! приезжайте поскорее! А когда мы приехали, сразу бежать!

— Ну, не сразу.

— Да ты двух недель с нами не прожила, бессовестная!

Это было только начало наших ссор. Мы обе отлично знали, что в дальнейшем они будут происходить все чаще и чаще. И вовсе не потому, что мы с сестрой не любим друг друга. Очень даже любим! На расстоянии.

Ритка, конечно, догадывалась, что здесь замешан мужчина. Несколько раз Нейл звонил мне по телефону, чтобы договориться о встрече, а она случайно оказывалась рядом, и, поскольку я тут же уходила с трубкой в свою комнату и плотно прикрывала за собой дверь, трудно было предположить, что звонит мама или кто-то из моих московских подруг. В конце концов она не выдержала и задала вопрос в лоб:

— У тебя есть мужчина?

— Да, у меня есть мужчина.

— Ты приводила его в этот дом?

— Да, я приводила его в этот дом, и, как видишь, он ничего не испортил здесь и не украл. Я приводила его туда, где жила сама, и он поступал точно так же. Не вижу в этом ничего предосудительного.

Ритка пришла в ярость. В то время как она мыкалась у себя дома с маленькими детьми, я здесь, оказывается, жила в свое удовольствие. Ее сразила моя откровенность. К тому же в моем ответе не прозвучало ни малейших признаков раскаяния.

Мне полагалось чувствовать себя несчастной после развода и сопутствующей ему нервотрепки, а я вместо этого чувствовала себя, да и выглядела, непотребно счастливой. Каким-то волшебным образом Нейлу удалось примирить меня и с жизнью, и со смертью. В этом безграничном божьем мире я больше не была паршивой овцой.