Адвокат Доминанта (СИ) - Волкова Ольга

— Ищи адвоката со стороны, Лёва, это мой тебе совет. Среди своих — не стоит, — помотал головой, затем забрал фотокарточки и скрыл их у себя в дипломате.

— Я понял, — раздраженно пробормотал, уже зная к кому следует обратиться.

Лев Александров

— Ладно, Лев Львович, — Ева официально протараторила мое имя, затем незаметно для себя ухмыльнулась. Мягкие, тонкие губы, покрытые полупрозрачным блеском, притягивали взгляд, а, когда Ева провела по нижней губе кончиком языка, показалось, что мое сердце лихо пропустило удар, посылая такой мощный поток крови под давлением, что тут же зашумело в ушах. Я попытался не обращать внимания на незначительные детали для окружающих, но только не для меня — Ева, словно магнитом притягивает к себе, но я продолжаю сопротивляться этим волнам. Она в отношениях, черт возьми, и я не видел, чтобы она была в них несчастна. Только… Только сейчас я обратил внимание на ее скрываемую тревожность: тело напряжено, пальцы, словно на фортепьяно играют, перебирая невидимые клавиши. Волнует ли ее мое дело, или это слишком личное?

— Но это так, Ева Васильевна, — понизив тон голоса, я демонстративно скопировал ее. Калашникова на мгновение растерялась, лихорадочно соображая, как уйти от моего коварства и игры, в которую я вздумал тут играть. Девушка встала из-за стола, и тут же оперлась о него, прихватив с собой блокнот для записей и ручку. Скрестив свои ноги, Ева неведомо сама давала повод глядеть на нее, впитывать образ элегантной женщины с тонкой талией, плавно переходящей в шикарные бедра и длинные ноги. Она заметила, что я сканировал ее, вновь ухмыльнулась, но покрылась румянцем. Вот и попалась, кошечка. Прежде я не мог так открыто показывать свое неравнодушие к ней, но сейчас… Боже, что вообще происходит? Почему я не могу прекратить раздевать Еву в своих мыслях? Что изменилось?

— Может, продолжим? — Калашникова щелкает пальцами практически у моего носа, возвращая с небес на землю. Я даже оторопел, пару раз моргнув. Она рассмеялась, посылая волны вибрацией по моему телу. Мурашки толпой заполонили мою кожу, доводя до дрожи. Стул стал слишком неудобным, хотя меньше минуты назад был вполне комфортным. Не выдержав близкого расстояния с Евой, я встал, затем отошел на пару шагов, пряча под непроницаемой броней свои эмоции, на которые Калашникова смогла пробить.

— Да, прости, — вольно прохаживаюсь по ее кабинету, благо он был вполне просторным. Такого уровня профессионал своего дела заслуживает свободы, хотя бы в четырех стенах. Спрятав руки в карманы, я все же останавливаюсь прямо напротив нее и гляжу в упор. Это схватка. Только я и она. Вокруг тишина, но кожей ощущаю, как воздух вокруг нас электризуется, начиная искриться. Ева учащенно дышит; колышущаяся грудь, покрытая блузой, манит и буквально кричит, чтобы я ее снял с девушки и обнажил кожу. Чтобы вкусил, почувствовал ее сладость натурального аромата кожи, смешанных с духами. Мысли будоражат сознание, подталкивая на непоправимые последствия. Внутри меня идет борьба, которую я никак не могу объяснить. Сейчас не до любовных вспышек, потому как на кону моя свобода. Сука, которая посмела меня подставить — заплатит сполна, но прежде, я должен убедиться, что Калашникова возьмется за дело. Суханов не просто так указал на нее, хотя я бы и без него первым делом обратился к ней. — Ты же знаешь Дьякона Суханова? — разрываю тишину своим твердым голосом, на что Ева кивает, и ее собственный взгляд проясняется, словно девушка пребывала со мной на одной волне, понимая мой внутренний порыв. Я возжелал ее. Прямо здесь и сейчас. Но… не мог. Я уважаю личные границы, выстроенные любой женщиной. — Так вот, он сегодня же вышлет всю информацию, которую получит…, — гляжу на свои наручные часы, резко взметнув кистью, — должен уже сейчас. Если, конечно, ты согласишься. — Снова смотрю в глаза Евы, отмечая, что Калашникова прикусила губку, и та побелела. А вот и проявилась слабая сторона кошечки — она думала обо мне в интимном значении. Сама того не замечая, девушка сильнее сжала бедра, а грудь приподнялась, потому что она попыталась на бессознательном уровне скрыть следы своих вспыхнувших эмоций. Я на шаг ступаю к ней, уменьшая расстояние между нами. Стоит рукой потянуться, и я легко прикоснусь к ее румяной щечке. Каждый раз, глядя на Калашникову, даже издалека, я мысленно представляю какого это чувствовать ее тепло рядом с собой. Ветрову определенно повезло с ней. Ухватил лакомый кусочек, только вот не вижу я в глазах Евы радости. Ее давно нет. И некогда сильная, непрошибаемая девушка тускнеет, будто единственный цветок в пустыне, оставшийся без тени и воды под палящим солнцем. Медленно погибает. И вот так моя ладонь оказалась на ее плече, сжимая хрупкое тело. Калашникова обалдела, выпрямившись струной. Она дрожит. И мне как-то непонятно, борюсь сам с собой и со своим притяжением к ней, а расстояние все меньше и меньше. Широко раскрытые зеленые глаза девушки с недоумением и немым вопросом смотрят на меня, а я будто язык проглотил, желая скорее ощутить вкус ее губ. Не должен! Не должен! Этот другой орет в голове, ругаясь всеми благими матами, а я его не слышу. Тянусь к Еве, едва касаясь кончиком носа о ее нос. Одно дыхание на двоих, и время прекратило существовать вокруг. Все в руках Калашниковой, только она решает быть этому или не быть. Отдаленно слышу, как на пол рухнули блокнот и ручка, эхом отдаваясь от стен, но мы игнорируем его звучание. Глаза в глаза. Учащенные, сбившиеся дыхания обоих. Зеленые глаза Евы потемнели, и стали подобны чистейшему изумруду, который существует на всей земле. Я не мог оторваться от нее, будто меня заколдовали. Очаровали лишь одним заклинанием чар. — Ева…, — едва шевелю губами ее имя, поглаживая плечо девушки. Что мне сказать? Блядь… Что давно думаю о ней, но есть стоп-сигнал. — Я…

— О, черт, Александров! — воскликнула Калашникова, хмурясь, затем ухмыляясь. Твою мать, я все испортил. Замешкался, уже придумывая, как извиниться за свои попытки. Но потом она сражает меня наповал, схватив резко за галстук и рывком притянув к себе. — Поцелуешь сам, или мне все сделать самой? — вздернув своей идеальной правой бровью, Ева ожидающе глядит на меня. Я оторопел, но дважды мне повторять не нужно. Кивнул, мгновенно подхватывая девушку и усаживая на стол. Я впился в ее сладкие губы, пробуя поистине божественный вкус, который, как яд, одурманил мое сознание. Теперь ничто не остановит меня, пока я не добьюсь своего. Ева — моя цель, и я готов сражаться за ее внимание, чего бы мне это не стоило. Лаская ее талию, мне хотелось ощутить ее кожу, но сегодня я украду лишь поцелуй. Для Калашниковой сегодняшняя выходка будет волнующей, наверняка девушка почувствует вину перед своим мужчиной за слабость к другому. Но я так хорошо изучил женщин, зная, что те никогда не пойдут на отчаянный шаг, отдаваясь в объятиях другого. Поцелуй углубляется, становится жарким, и вот-вот перейдет границу, когда будет совершенно все равно на окружающую обстановку. Нам следует остановиться прямо сейчас, или после станет уже поздно. Калашникова обвила мою шею, зарывшись пальцами в волосах на затылке. Царапает ноготками кожу головы, посылая импульсы нарастающего желания обладать ею. Наши языки сплетаются, исполняя особенный интимный танец, подобный танго. Мы синхронно дарим себя друг другу, будто уже являлись любовниками и знали, как доставить безграничное удовольствие от слияния. Я хотел её, черт возьми, и наверняка Ева уже чувствует своим правым бедром мой возбужденный член, уперевшийся ей практически в промежность. Едва сдерживаюсь, но все-таки разрываю поцелуй, но девушка тянется, желая продолжения. Хватается за меня, как за спасительный плот, на котором сможет добраться до берега. А потом все желание ухнуло вниз, когда я увидел на ее щеке слезу, незаметно скатившуюся по скуле. Сожалеет?

— Ева, в чем дело? — нахмурившись, спрашиваю у Калашниковой, прикасаясь к ее щеке. На нежной коже отчетливо прорисовываются мелкие царапины — ссадина, будто девушка обо что-то потёрлась щекой. Она распахивает веки, и смотрит на меня пристально, мигом натягивая на себя маску безразличия к случившемуся. Да, это слишком личное, чтобы делиться со мной. Моя рука виснет в воздухе, когда левушка чуть склоняет голову в сторону от моих прикосновений. Ева не стесняется своих эмоций, и не спешит вытерать предательскую слезу. Стержень в ее характер дорогого стоит.