Цена измены - Елена Алексеевна Шолохова

На её скулах, на мертвенно бледной коже проступили алые пятна. Никита впился в неё напряженным взглядом.

– Ну так что? Вы били ребенка? Или ваш муж? – наседал он.

Инна сидела неподвижно как гипсовая статуя. Смотреть на нее такую было невыносимо.

– Один раз, – произнесла она, глядя в глаза следователю. Сглотнула и добавила тише: – Один раз я ударила Митю. Я… сорвалась. Потом просила прощения… просила прощения… – Она вдруг зажмурилась. Коротко, прерывисто всхлипнула. – Он простил… Митя простил… Это был единственный раз… потом никогда…

И тут в ней будто что-то треснуло, надломилось. Она вся сжалась, согнулась, спрятала лицо в ладонях. Не лицо – а свое горе, которое больше не могла сдерживать.

– Ну, где один раз, там и… – пробурчал под нос следователь.

– Да бросьте вы! – вспылил Дементьев. – Мы – нормальные люди. Вот это ваше жестокое обращение – это не наш случай. Ну что она там его ударила? Шлепнула рукой… слегка. И этого никогда не было до и не повторялось после.

– Вы же не живете с семьей, – напомнил следак.

– Ну, я спрашивал у него, – бросив виноватый взгляд на жену, признался Никита.

В кухню заглянула девушка-криминалист.

– Я там уже закончила. Подожду вас в машине?

– Давай, – кивнул он, – я тут тоже уже всё.

– И что теперь? – спросил его Никита.

– В общем так, – подытожил следак, негромко хлопнув по столешнице обеими ладонями, – сбор материала может занять несколько дней и, если за это время ребенок не найдется…

– Как несколько дней? – ошарашенно переспросили в унисон Инна и Дементьев.

– Ну а как вы хотели? Ресурсы у нас ограниченные. К тому же другие дела… грабежи, разбои, убийства… никуда не делись. А бюрократия у нас… сами, наверное, понимаете, какая. Да и порядок проведения розыскных мероприятий регламентирован. Сначала вот проводится проверка материала. Если будут обнаружены какие-то факты, указывающие на следы криминала… похищения там или убийства, тогда возбуждается уголовное дело. Но это уже следственный комитет…

– Пожалуйста, найдите Митю! – прервала его Инна. – Я вас прошу, найдите его!

– Естественно, мы будем искать, как я уже сказал. Но, повторюсь, ресурсы наши тоже ограничены. Поэтому советую поскорее… вот прямо сейчас привлечь ПСО. Поисково-спасательный отряд. Работают они бесплатно, ну и, в отличие от нас, без всяких проволочек, писанины… У них уже слаженный, отработанный и очень действенный алгоритм поиска. Поверьте. Ну и будем на связи. Мой номер у вас есть, ваши номера у меня тоже. Фото вы дали.

– Найдите Митю! Пожалуйста! – уже не сдерживая слез, повторяла Инна.

А когда следователь ушёл, её прорвало. Зажимая ладонью рот, она выла, сидя на стуле и качаясь вперед-назад. Никита бормотал что-то утешительное, в духе: его найдут, всё будет хорошо. Инна как будто ничего не слышала. Он обнимал её подрагивающие плечи, гладил по волосам, пока она постепенно не смолкла. Он даже почувствовал, как её истерика стихает и как затем каменеет от напряжения тело.

И затем услышал тихое: «Убери от меня свои руки».

Дементьев отошёл к окну, по-прежнему не сводя взгляда с Инны. Она перестала плакать и снова сидела почти неподвижно, прямо, чуть приподняв голову. Выдержкой его жена всегда обладала завидной, не то что он сам.

Это сейчас он научился распознавать её чувства по едва уловимой мимике, по каким-то мелочам и деталям. Даже по тому, как она держит голову. И видел, что, несмотря на внешнее спокойствие, напряжена она страшно, что в душе у неё кромешный ад. А раньше, когда-то давно, тоже ведь как все, считал, что Инна вообще ничего не чувствует. Не способна чувствовать. Не девушка, а Снежная Королева с ледяным сердцем.

Но нет, чувствует, ещё как чувствует. Только в себе всё держит. Тёщина школа.

За восемь лет сколько раз он видел её слёзы? Дважды. Сейчас и в тот день, когда Инна ударила Митьку.

Это был, конечно, шок и для него, и для Митьки. И для самой Инны. Потом Дементьев понял, что она просто сорвалась. Навалилось всё скопом. Тогда Маша орала ночами напролет – у неё резались зубы. А они не знали, что и думать. С Митькой такого не было. Тот грыз свое кольцо, пускал слюни и был спокоен как слон.

Маша же мучилась, температурила, перестала есть, заходилась плачем. Мази всякие, гели, отвары не помогали.

Они оба адски не высыпались, качая её до утра по очереди, оба были на пределе. Он даже нанял няню, но Маша чужого человека восприняла резко в штыки. В общем-то она всегда кроме Инны и Никиты категорически ни к кому не шла на руки. Даже к тёще и тестю. Но тут кричала так, что аж хрипела и маленькое личико становилось багровым, а на мокром лбу жутко вздувались венки.

Однако Инна все равно держалась, не жаловалась, хоть и выглядела в конец измученной. Дементьев жалел её, но ловил себя на мысли, что впервые за все годы ходит на работу, как на отдых. С облегчением. Стыдился этих мыслей, отгонял. Но утром, вернувшись с молочки, завозил Митю в школу и ехал на работу с блаженным ощущением солдата-срочника, получившего на целых полдня увольнительную.

Он всё равно, конечно, клевал носом, сидя и стоя, на совещаниях и планерках, на стройках и за рулем. А однажды, уснув, въехал в фонарный столб. Счастье, что обошлось без жертв, да и сам отделался вывихом и сотрясением. Ну и бампер помял.

Два дня в больнице Дементьев беспробудно спал. Велик был соблазн проваляться в больничной палате до конца недели, как настаивал лечащий врач. Но он боялся, что Инна за эти дни совсем дошла до ручки. Голос ее по телефону звучал так, словно она на последнем издыхании.

После больницы он вернулся как с курорта. Впрочем, заряда надолго не хватило. А в тот день к ним нагрянула тёща, как раз вернувшись с настоящего курорта. Оглядела квартиру и завела свою шарманку: не убрано, вещи валяются, вон и на пальце у нее осталась пыль. И за собой Инна не следит. Вышла за вахлака – сама вахлачкой стала.

Дементьеву Алла Арнольдовна давно уже ничего не выговаривала, да и он, как только она возникла на пороге, взял детей и пошёл гулять. Лишь бы её не видеть.