Евгений, Джек, Женечка (СИ) - Горышина Ольга

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вечер прошёл спокойно, за ним ночь… Я не заставляла себя спать — Джек усыпил меня без особых проблем, как и я — его бдительность.

— Не хочешь взять вторую связку ключей? — спросила я за утренним кофе.

Он вскинул голову, глаза снова блеснули — на этот раз не страстно, а опасно.

— От твоего дома? — прохрипел он.

— От нашего, — ответила я тихо. — Свои люди, сочтёмся, — добавила тише. — Только за язык меня не хватай… Ладно?

— А если мне это очень нравится…

Он сделал ко мне шаг, но я увернулась от поцелуя. Уперлась ему в грудь.

— Жень, давай хоть чуть-чуть повзрослеем. Мухи отдельно, котлеты отдельно.

— Что именно для тебя мухи?

Я поймала его руку у моего уха и приложила к его щеке.

— Я брился вечером… И на работе я ни с кем не целуюсь… Побриться?

— Тебе идёт щетина. Просто я не могу сейчас шутить. Мне плохо.

— Я знаю. Мне тоже. Но это надо пережить. Как ветрянку. Не расчесав себя до крови.

— Сейчас от неё прививают.

— Сейчас не тогда. А все наши проблемы родом из детства. Правда ведь?

— Железобетонная правда. Иди уже на работу. Это же не школа, чтобы выгонять тебя пинками.

— И ты не мать.

— Мать, но не тебе. Иди уже!

— Не хочу. Хоть звони и говори, что машина сломалась…

— Вот только не накаркай!

Сердце билось на пределе. И долго не могло успокоиться. Как и шнауцер. Берька испугался, что его снова оставят дома одного. А когда увидел у меня в руке поводок, от радости чуть не вышиб мне в прыжке зубы.

— В машину! — скомандовала я собаке и себе.

Я соскучилась по Москве или по молодости, в которой обида каким-то чудом уживалась с верой в торжество если и не справедливости, то добра. Дверь в Генкиной квартире осталась прежней, хотя замок сменили: ключ новый. Интерьер изменился, но до сих пор хранил налёт совдеповского псевдоизящества. Я сразу нашла контакт с диваном, старым, но добротным. Моим диваном. Он не разбирался, что было для того старого времени редкостью, поэтому им особо и не пользовались после меня. Использовали только для демонстрации разноцветных подушечек.

Я вставила штекер в розетку и зажгла старый торшер, в свете которого когда-то читала конспекты. Села в кресло и уставилась в темный экран телефона. Нет, он горел, это в глазах у меня было темно, как и за окном. Джек сбросил мой звонок, как только я сказала ему, где нахожусь. Бабе Любе я точный адрес не назвала. Только сказала, что уже в Москве и могу забрать детей хоть прямо сейчас. Она попросила не ехать к ней, потому что моя дочка спит, а сын с папой в кино и ночевать у нее они не собираются. Интересно, Влад взял на сегодня-завтра отгул?

Я могла бы позвонить утром, но мне совершенно не хотелось играть с Матвеевым в прятки. Адреса квартиры моих израильских родственников он не знал. А что касается утра, то Матвеев не дурак, чтобы прятать от меня детей. Я приехала в Москву, как он и хотел. Я играю в поддавки, чтобы выиграть.

Шнауцер лежал у моих ног. К окружающим его предметам он испытывал такую собачью неприязнь, что кушать не мог. Ничего. Даже колбасы, которую я купила по дороге. У меня аппетита, впрочем, тоже не было, даже с учетом большой любви к кефиру. Что я хотела — да чтобы Джек понял, простил и позвонил. Радовало одно — Влад тоже не звонил. Мать не сообщила или ему плевать… Какая, впрочем, разница… Небольшая. Он понимает, что закон на моей стороне. И вообще у меня семья в отличие от папочки моих детей. На общение с бабушкой, кстати, я разрешение не давала… Поэтому, наверное, бабушка и вела себя так смирно. Все на честном слове. Вот я и требую в ответ честности со стороны ее сына.

Я прошлась по квартире, попинала сгустки пыли босыми пальцами. Шнауцер следовал по пятам. Ему было страшно. Мне тоже. Пустота давила, и в итоге я скрючилась на диване, так и не воспользовавшись полотенцем, которое достала из чемодана. Генка спросил, нужна ли мне хата на длительный срок? Нет, не нужна. Я сниму квартиру рядом со школой Ярослава.

— Маша, я в Москве, и мне нужна помощь с работой, — бросила я сообщение подружке и тут же получила вопрос, где именно я нахожусь. — У родственников.

— Это ты так Влада теперь называешь?

— Маш, прекрати… Идеального развода у меня не получилось. Но мне есть, кому помочь, если Влад решил затеять маленькую победоносную войну.

Она мне тут же перезвонила:

— Знаешь, скажу тебе честно, идеальной дружбы тоже не бывает. Думаю, я могу попросить мужа взять тебя на работу. Он ничего Владу не должен. Ты этого хочешь?

— Маш, я просто не хочу воевать со своим бывшим за детей. И мне Питер не нужен. Я даже не Невском не была. Я — москвичка. Мне нужна работа и полная финансовая независимость. Я не хочу зависеть от алиментов.

Маша на секунду замолчала.

— Ты же понимаешь, что ты не можешь тягаться с Владом в финансовом плане?

Я вжалась лбом в подлокотник дивана.

— Я не меряюсь с ним тем, чего у меня нет. Но, к сожалению или к счастью, у меня есть тот, кто готов из кожи вон вылезти, чтобы доказать всему свету, что он лучше. Мне его жалко, серьезно. Где тонко, там и рвётся, понимаешь же… Я хочу иметь собственные деньги на квартиру и еду. Кружки пусть оплачивает папочка. Это ведь честно, ты так не думаешь?

— Ты снова стремишься к идеальному разводу? А нынешнего мужа ты полностью со счетов скидываешь? Роль матери-одиночки тебе больше нравится?

— Я не хочу, чтобы Женя чувствовал себя обязанным содержать чужих детей. Не хочу…

— Или он не хочет? — перебила Машка.

— Он хочет больше, чем может. Пожалуйста, не надо… Тебе не понять. Он странный человек. Всегда таким был. Просто помоги мне с работой. Я тебя не подведу. И с садиком. Я не хочу няню домой. У моего мужа ненормированный рабочий день, и он будет неловко себя чувствовать с чужим человеком под боком.

Машка молчала.

— Я прошу тебя, помоги, — повысила я голос, не особо понимая, чего она от меня ждёт. Какой волшебной фразы? — Я должна все решить сама и быстро. А я на нуле. У меня и двухсот тысяч на счету нет. Я совершила самую дурацкую сделку в своей жизни…

— Вышла замуж за своего Женю? — снова перебила Машка.

Все внутри сжалось — только бы она не оказалась права. Об этом страшно подумать. Даже на минуту.

— Его дом купила. Это удар ниже пояса и ему, и мне… Мне, впрочем, выше пояса. Очень больно, Маша. Сердце болит. Порой кажется, что лучше бы мы не встретились. Возможно, у него бы с той девушкой сложилась нормальная жизнь. А от меня одни проблемы. Главное, он — Питер, я — Москва. Он все ещё на слабо берет себя и всех, как в девяностые. Он не вырос. Совсем.

— Уже поздно метаться. Ты один раз нормально не развелась. Во второй у тебя точно ничего не получится. Я сделаю, что смогу для твоей работы. Но ничего не обещаю. Лето и… Ну, сама понимаешь. Вдруг мужская солидарность…

Я закрыла глаза. Боже ты мой, как пережить эту ночь, как помириться с мужем, как заполучить в союзницы бывшую свекровь… Как уснуть под тяжелые вздохи собаки… Берька подобрался поближе к дивану, но не сделал ни одной попытки влезть на него. Чувствует, что диван сейчас хуже трансформаторной будки. Зачем я отдала Джеку паспорт? Нужно было сначала стать полностью независимой от первого мужа.

Утром шнауцер тоже меня не будил. Пришлось даже потрясти поводком, чтобы Берька подошёл к чужой двери, ведущей во враждебный для него мир. Как там наш котик? Тоже, небось, сидит в переноске. Влад явно не разрешил Ярославу взять его от бабушки домой. Я открыла дверь, одну, вторую и замерла. Даже Берька от неожиданности не тявкнул. Правда через секунду радостно поджал уши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Джек не отошёл от стены. Не для меня, так для собаки, которая ткнулась мокрым носом в затянутую джинсой коленку. На меня Джек смотрел, прищурившись. Я — тоже, только не по причине яркого солнечного света на лестничной площадке, а из-за подступивших слез. Если я и оступилась, то не специально.