Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть - Тилли Коул

— Как Нью-Йорк? — спросила миссис Личфилд.

— Хорошо, — ответил я и, видя, что они ждут продолжения, признался: — Мне там нравится. Все нравится. — Я помолчал немного и негромко добавил: — Ей бы тоже там понравилось.

В глазах миссис Личфилд блеснули слезы.

— Вот это ей бы тоже понравилось. — Она жестом указала на собравшуюся в роще толпу и смахнула слезинку. — Уверена, Поппи смотрит на нас оттуда.

Я не ответил. Не смог.

Родители и сестры Поппи расступились, дав пройти, и последовали за мной. Элтон снова сжал мою руку. В этот мой приезд он постоянно был рядом и не отпускал меня ни на минуту.

— Все готово, — сказал папа, кладя руку мне на плечи.

Заметив в центре рощи небольшую сцену с установленным на ней микрофоном, я направился к ней и тут же наткнулся на друзей — Дикона, Джадсона, Джори и Руби.

— Руне! — воскликнула Джори и с улыбкой заключила меня в объятия. Остальные последовали ее примеру. Дикон похлопал меня по спине.

— Ждем только твоего сигнала. Дело оказалось нетрудное. Запустили новость, рассказали о твоем плане, и волонтеров набралось больше, чем нужно.

Я кивнул и обвел взглядом земляков, в этот вечер пришедших сюда с китайскими небесными фонариками. И на каждом фонарике большими черными буквами были написаны те же слова, что и на розовых бумажных сердечках; по одному за каждый мой поцелуй, отданный Поппи. Я прищурился, чтобы прочесть ближайшие…

…Поцелуй двести третий, под дождем на улице, и мое сердце едва не разорвалось… Поцелуй двадцать третий, под луной, от моего Руне, и мое сердце едва не разорвалось… Поцелуй девятьсот первый, от моего Руне, в постели, и мое сердце едва не разорвалось…

Проглотив подступивший к горлу комок, я вдруг заметил на сцене еще один фонарик и огляделся, отыскивая взглядом того, кто его оставил. Люди расступились, и я увидел отца. Он смотрел на меня пристально и внимательно, а когда наши глаза встретились, опустил голову и отошел в сторону.

Тысячный поцелуй… от моей Поппимин, когда она вернулась домой… и мое сердце разорвалось…

Все правильно. Этот поцелуй для своей девушки я должен был отправить сам. Так хотела бы Поппи.

Я поднялся на сцену вместе с Элтоном, взял в руки микрофон, и на рощу спустилась тишина. Я закрыл глаза, собираясь с силами для того, что хотел сделать, потом поднял голову. Передо мной волновалось целое море китайских фонариков. Люди держали их в руках, готовясь отпустить. Такого не передать словами. Об этом я мог только мечтать.

Я вдохнул поглубже.

— Не буду говорить долго. Я не мастер публичных выступлений. Хочу поблагодарить всех, кто отозвался и пришел… — Слова кончились. Я провел ладонью по волосам, собрался с духом. — Перед уходом Поппи попросила отправить ей все эти поцелуи. Отправить так, чтобы она увидела их оттуда. Большинство из вас не были с ней знакомы, но она была прекрасным человеком… самым лучшим, кого я только знал… Ей бы это пришлось по душе. — Я представил ее лицо, когда она увидит фонарики, и мои губы тронула улыбка.

Да, Поппи понравится.

— Так что, пожалуйста, зажгите фонарики и помогите мне отправить поцелуи моей девочке.

Я опустил микрофон. Сотни собравшихся зажгли фонарики и отпустили их в ночь. Один за другим они поднимались в темноту, и вскоре все небо заполнилось плывущими в вышину огоньками. Я наклонился, взял стоявший на сцене фонарик, поднял и посмотрел на Элтона.

— Ну что, приятель, готов послать эту штуку Поппимин?

Брат кивнул, и я зажег фонарик. Пламя вспыхнуло, и в тот же миг я отпустил его, мой последний, тысячный поцелуй. Фонарик устремился ввысь, словно спеша догнать своих собратьев, торопясь в свой новый дом.

— Вау, — прошептал восторженно Элтон и снова взял меня за руку. Его пальцы крепко сжали мои.

Я закрыл глаза и, сосредоточившись, обратился к Поппи. Здесь все мои поцелуи. Я обещал, что верну их тебе. И вот, придумал, как.

Огоньки поднимались все выше и выше, и я не мог оторвать глаз от этого чудесного зрелища.

— Руне? — Братишка потянул меня за руку.

— Ja?

Он смотрел на меня снизу вверх.

— А почему мы делали это здесь? В роще?

— Потому что Поппимин больше всего любила именно это место, — негромко объяснил я.

Элтон кивнул:

— А почему мы ждали, пока зацветут вишни?

— Потому что Поппимин сама была, как цветок. Как и у цветов, у нее была короткая жизнь, но красота, которую она принесла в наш мир, никогда не будет забыта. Ничто прекрасное не длится вечно. Она была лепестком, бабочкой… падающей звездой… совершенством. Она жила недолго, но она была моей.

Я вдохнул поглубже и прошептал:

— Как и я — ее.

Руне

Десять лет спустя

Я очнулся, моргнул и ясно увидел перед собой вишневую рощу. Я ощущал тепло яркого солнца на лице, свежий аромат распустившихся листьев наполнял легкие.

Я глубоко вдохнул и поднял голову. Надо мной высилось темное, усыпанное огоньками небо. Тысяча китайских фонариков, посланных десять лет назад, плыли в воздухе.

Я сел и, оглядевшись, убедился, что все цветочки на деревьях полностью распустились. Впрочем, так было всегда. Здесь красота длилась вечно.

Вечным здесь было все.

От входа в рощу донеслось негромкое пение, и мое сердце, откликнувшись, заколотилось быстрее. Я быстро поднялся и затаил дыхание.

И она пришла, появилась из-за поворота тропинки, легко трогая на ходу облепленные цветами ветви и улыбаясь цветам. Потом заметила меня в центре рощи, и лицо ее радостно вспыхнуло.

— Руне! — воскликнула она и побежала ко мне.

Я подхватил ее на руки, и она обвила меня руками за шею.

— Соскучилась по тебе! — прошептала она мне в ухо. — Я так по тебе соскучилась.

Отстранившись на секунду, чтобы полюбоваться ее прекрасным лицом, я прошептал в ответ:

— Я тоже соскучился по тебе, малышка.

Румянец растекся по щекам, на которых уже проступили очаровательные ямочки. Я взял Поппи за руку, и ее взгляд скользнул по мне. По мне семнадцатилетнему. Мне всегда было семнадцать, когда я приходил сюда в снах. Как и хотела Поппи.

Мы были такими, какими были тогда.

Поппи встала на цыпочки, и я, наклонившись, приник к ее губам долгим нежным поцелуем. Не хотел ее отпускать.

Потом она повела меня к нашему любимому дереву. Мы сели. Я обнял ее, а она прислонилась спиной к моей груди. Убрав волосы с ее шеи, я коснулся губами теплой кожи. Бывая здесь, с ней, держа ее в своих объятиях, я всегда ласкал