Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1

733

Отечественные Записки, 1865. № 5.

Профессор-цензор Никитенко, очень близко стоявший к цензурному ведомству и принимавший участие в составлении проекта нового закона о печати, смотрел очень мрачно на будущность русской литературы. – Под 16-м мая 1865 г. он заносит в свой Дневник: «Литературу нашу, кажется, ожидает лютая судьба. Валуев достиг своей цели: он забрал ее в свои руки и сделался полным ее властелином. Худшего господина она не могла получить. Сколько я могу судить по некоторым убедительным данным, он, кажется, замыслил огромный план – уничтожить в ней всякие «нехорошие поползновения» и сделать ее «вполне благонадежной», т. е. сделать то, чего не в состоянии были сделать, да едва ли и хотели сделать до 1855 г. Тогда презирали литературу, но не считали возможным формировать на свой лад. Валуев тоже ее презирает и думает, что административные меры сильнее всякой мысли». – Издание журналов с освобождением от предварительной цензуры становится крайне затруднительным. Прежде цензор все-таки не мог пренебрегать вполне тем, «что скажут о нем в обществе», и издатели освобождались от ответственности. Теперь над редакторами помещен Дамоклов меч в виде двух предостережений и третьего, за которым следует приостановление. – Эта перспектива так мало улыбалась журналам, что намеревались было отказаться от «эмансипации». Но волей-неволею пришлось оставить эту мысль, так как Валуев пригрозил большими цензурными строгостями. Никитенко полагал, однако, что план Валуева разлетится как дым, как и все подобные планы. (Русс. Стар., 1891. № 6. С. 644).

В дневнике академика Никитенко находим следующее место касательно этого первого предостережения: «Гернгрос, тов. мин. госуд. имущ., вместе с тем состоит и директором Френкелевского банка. Когда в Госуд. совете была произнесена фраза, что и казна может закладывать свои имущества, обеспечивая их всем государственным достоянием, то Гернгрос дал тотчас знать о том Френкелю, который в свою очередь, поспешил разгласить о том по всей Европе. Это страшно взволновало наших капиталистов. Поднялись толки, невыгодные для правительства, и появилась статья в С.-Петербургских Ведомостях. Гернгрос большой приятель Валуева и тотчас бросился к нему, а Валуев, желая угодить некоторым лицам, суммы которых находятся в банке Френкеля, поспешил разразиться грозою над газетою, совершенно невинною. Значит, тут главную роль играли личные интересы, угодливость Валуева этим интересам. Впрочем, все эти вещи так не новы, что никого и удивлять не могут. В публике всеобщее негодование против Валуева» (см. Русск. Стар., 1891. № 7. С. 92–93).

Под 5-м октября 1866 г. академик Никитенко заносит в свой Дневник: «Валуевская администрация, кажется, видит в печати личного врага и далее, под 5-м ноября: «совершилось то, чего боялись люди мыслящие, наступает время поворота назад, время реакции». (Русск. Стар., 1891. № 9. С.575, 581) (которой по счету? Никитенко в первый раз о реакции упоминает уже в апреле 1858 г. Никит., II, 94).

Академик Никитенко, относившийся отрицательно ко всем предостережениям, данным Валуевым, по поводу первого предостережения Современнику с возмутительным злорадством замечает: «По делам вору и мука!» (См. Русс. Стар., 1891. № 7. С. 104).

Русск. Стар., 1891. № VIII. С. 282.

См. там же. С. 284.

Рус. Стар., 1891. № IX, 572.

Русск. Стар., 1891. № XI, 440.

Русск. Стар., 1891 г. № VIII, 306–307.

Русск. Стар., 1891. № VIII, 282.

Русск. Стар., 1891. № IX, 164.

Русск. Стар., 1891. № IX, 575.

Русск. Стар., 1891. № VIII. С. 294.

Там же, 305.

Впрочем, из дальнейшего изложения Никитенко ясно видно, что в своей борьбе с Валуевым Моск. Ведом, опирались главным образом на официальных союзников, в особенности на только что назначенного в 1866 г. мин. нар. проев, гр. Д. А. Толстого, который, как удостоверяет Никитенко, благоговел пред Моск. Ведом., выказывал им сыновнюю почтительность (Рус. Стар., 1891 г. № IX. С.579): ездил советоваться с Катковым в Москву (там же, № 11. С.444). Граф же Толстой и отстоял Моск. Ведом, (там же, № 9. С. 308). Из книги Любимова «М. Н. Катков» видно, что у Каткова были и другие, более сильные союзники и покровители, как, например, мин. двора гр. Адлерберг и др. (см. прим. 5).

Всего с 1865 г. до 1880 г. дано было 177 предостережений и сделано 52 приостановки (Вест. Евр., 1880. № 6).

«Я не помню давно, – пишет в своем Дневнике акад. Никитенко, явно враждебный этим журналам– («около Русск. Слова, – писал он, – группируются отчаянные радикалы, нигилисты, отвергающие все (?) законы нравственные, эстетические и религиозные и пр.» – см. Русск. Стар., 1891. № 7. С. 130), – чтобы какая-либо мера производила такое единодушное и всеобщее недовольство, как запрещение двух журналов – Современника и Русского Слова', последнее, впрочем, потому, что сделано вне правил» (Русск. Стар., 1891. № IX. С.556).

По словам Никитенко, гр. Д. А. Толстой рассказывал, что ему «удалось отстоять у Государя Моск. Ведом.» (Русск. Стар., 1891. № VIII. С. 308). Судя по сведениям, сообщаемым Любимовым, судьба Моск. Ведом, решена была в Москве. Чрез гр. В. А. Адлерберга передано было Государю в с. Ильинском письмо М. Н. Каткова. – 20 июня Катков был принят Государем в Петровском дворце. Государь, между прочим, сказал Каткову: «Сохрани тот священный огонь (тот feu sacre, как выразился Государь), который есть в тебе; я подаю руку тем, кого знаю и уважаю. Тебе не о чем беспокоиться. Я внимательно слежу за Моск. Ведом., постоянно их читаю. В тебе вполне уверен. Понимаешь ли силу того, что говорю тебе?» Коснувшись далее сепаратизма, Государь заметил: «Не надо как бы колоть и раздражать происхождением. Все могут быть верными подданными и хорошими гражданами. Надо говорить об этом, но следует сохранять меру. Покушения этого рода есть, я знаю, и с тобою согласен. Величием и единством империи я дорожу, конечно, не менее тебя (с улыбкою)… А я на тебя посердился, – прибавил, вновь улыбаясь, Государь. – Предостережение все-таки надо было напечатать». При прощании Государь опять пожал крепко руку Каткова и повторил: «Помни, я в тебе вполне уверен». Газета была возвращена Каткову. 25 июля 1866 г. вышли Моск. Ведом., передовая статья коих была написана с поразительною смелостью, приведшею в восторг и удивление публику, не посвященную в закулисные тайны: «Мы возвращаемся к нашей деятельности, – писал Катков, – с новою бодростью, с новым более чем когда-либо возвышенным чувством признания» и пр. (см. н. с. Любимова. С. 343–344).

См. с. 5 Отзыва министра юстиции Замятнина от 28 октября 1866 г. против проекта Валуева о подчинении прокуратуры цензурному ведомству по судебным делам о печати.

Никитенко удостоверяет, что отовсюду слышалось неудовольствие по поводу раздутого обвинения, возбужденного против Голоса (Русск. Стар., 1891. № VIII. С. 284).

Дневник, III, 127–129.

«Писатели, – заносит акад. Никитенко в свой Дневник в декабре 1866 т., – самые благоразумные, не знают, чего им держаться. То им кажется, что они могут высказать нечто более, кроме общих мест, то, чувствуя над собою Дамоклов меч, смущаются, и перо, обмакнутое в чернильницу, замирает в их руках. Таково теперь положение нашей печати. Правительству следовало или приостановить еще на несколько времени издание нового закона о печати, имеющего либеральный вид, или, издав новый закон, допустить и неизбежные его последствия» (Русск. Стар., 1891. № VIII. С. 183).