Артем Драбкин - 22 июня. Черный день календаря.

Отсутствие четко сформированного образа врага накладывалось в сознании людей на гипер­трофированную уверенность в силе Красной Ар­мии, которая врага разгромит: «малой кровью, могучим ударом». Основана такая уверенность была на грамотно построенной пропаганде успе­хов Красной Армии в локальных конфликтах и од­новременном замалчивании неудач. Не говоря уже о том, что профессия военного к концу 30-х гг. была одной из самых престижных и высокооплачивае­мых. Вспоминает М.Л. Сандлер: «Все солдаты были хорошо одеты, обуты в сапоги. Кормили в армии даже лучше, чем мы бы питались на «гражданке». Кашу с мясом ели каждый день, кроме так назы­ваемого «рыбного» дня. Солдатам выдавали ма­хорку, платили жалованье, кажется — семь рублей в месяц. На эти деньги покупали зубной порошок, подворотнички, но папирос приобрести себе по­зволить не могли, поскольку пачка стоила 35 копе­ек. Я не помню, чтобы были разрешены денежные переводы из дома. Помкомвзвода получал 36 руб­лей в месяц, старшина-сверхсрочник имел зарп­лату чуть ли не 500 рублей + паек. Многие ребята стремились остаться в армии на сверхсрочную службу». А ведь в стране карточную систему рас­пределения продовольствия отменили только в конце 30-х гг. Трудно было купить более или менее приличную одежду. Зимой люди носили «перели­цованную», то есть переделанную из старой, еще дореволюционной, одежду, летом щеголяли в ста­рой красноармейской форме или надевали полот­няные брюки и парусиновые туфли. В городах жили

Берлин, 22 июня 1941 г. Через несколько минут немцы узнают о том, что началось вторжение в СССР.

скученно — по пятьдесят семей в бывших барс­ких квартирах, а новое жилье почти не строилось. Вот что вспоминает ветеран ВОВ, житель города Тула Р.И. Жидков: «Я — обыкновенный, стандарт­ный парень того времени. Любил технику и зани­мался в кружках: авиамодельном, радио. Тогда было так: чтобы поступить в кружок, надо было показать дневник. Плохо учишься — тебя не возьмут, или если двойку получил, гуляй, пока не исправишь.

В футбол играли «улица на улицу». Камера была. Каждый по неделе отвечал за мяч: чинил его — это очень ответственное занятие. Кожу надо шить, а если стянешь, то мяч огурцом будет, и ребята тебе морду набьют. Инвентаря не было. Продукты были — пита­лись нормально.

Велосипед, карманные часы и сетевой прием­ник — вот предметы роскоши и зависти тех дней. В Туле на первом месте был велосипед.

Мужики ходили в цирк, на борьбу. Цирк в Туле еще Поддубный построил. На первые два отделе­ния мастеровые, рабочие отдавали билеты нам, мальчишкам, и мы смотрели на выступления акте­ров и зверей, а перед третьим отделением, в кото­ром должна была быть борьба, мы выходили на ули­цу и отдавали билеты.

Потом нас взяли в спортивное общество «Пи­щевик» в детскую футбольную команду. Одели — форма, гетры, бутсы. Играли уже на стадионе. По­том я попал в юношескую команду. У меня получа­лось по правому краю. Сдавали нормативы ГТО, БСО, ЮВСО (юный Ворошиловский стрелок) — это было развито».

В деревне жизнь была еще более тяжелой, хотя многие, в том числе и Д.Я. Булгаков, в то время жи­тель Курской области, вспоминают, что перед вой­ной стало немного полегче жить: «В 1937 г. был хо­роший урожай — на трудодень дали по 3 килограм­ма хлеба! Люди подкрепились. В 1938 г. урожай был послабее, но тоже ничего. В 1939 г. стали в магази­ны завозить побольше товаров. Что для меня тогда было лакомством? Белый хлеб! Булка, сахар, конфе­ты (леденцы-горошек)! Любая конфетка, булочка, пряник — это было для нас лакомство. Ждали, когда кто поедет в город, в райцентр, привезет гостинец. Были ли у меня часы, велосипед, патефон, радиоприемник? В 1941 г. брат приехал в отпуск и привез патефон. Это было что-то такое необыкновенное! Полсела приходило слушать! В селе патефон был богатством. Велосипед был у учителей, начальника почты и у детей директора школы. Кататься нам они не давали. Кое у кого были настенные ходики. На­ручные часы только у интеллигенции: фельдшера, директора школы. У учителя были часы на цепочке».

Армия не только могла одеть, обуть и накормить еще не окрепших от голода начала 30-х мальчишек, но и дать новую специальность. Вспоминает вете­ран войны А. С. Бурцев: «Каждый из нас мечтал слу­жить в армии. Я помню, после трех лет службы из армии возвращались другими людьми. Уходил де­ревенский лопух, а возвращался грамотный, куль­турный человек, отлично одетый, в гимнастерке, в брюках, сапогах, физически окрепший. Он мог ра­ботать с техникой, руководить. Когда из армии при­ходил служивый, так их называли, вся деревня со­биралась. Семья гордилась тем, что он служил в армии, что стал таким человеком. Вот что давала армия».

На фоне других военных особенно выделялись летчики и танкисты. Летчики носили униформу си­него цвета, а танкисты серо-стального, так что их появление на улицах городов и поселков не оста­валось незамеченным. Они выделялись не только красивой униформой, но и обилием орденов, в то время бывших огромной редкостью, потому что были активными участниками многих «малых войн», к которым СССР имел тайное или явное от­ношение.

Их прославляли в фильмах — таких, как «Горя­чие денечки», «Если завтра война», «Истребители», «Эскадрилья номер пять» и других. Романтичные образы танкистов и летчиков создавали такие су­перзвезды советского кино, как Николай Крючков, Николай Симонов. Крючков в «Трактористах» игра­ет демобилизовавшегося танкиста, для которого «на гражданке» открыты любые дороги. Ключевой момент фильма — рассказ его героя, Клима Ярко, колхозникам о скорости и мощи танков. Картина завершается сценой свадьбы танкиста и лучшей девушки колхоза. В финале вся свадьба поет попу­лярнейшую песню тех времен: «Броня крепка, и тан­ки наши быстры». «Горячие денечки» рассказывает о танковом экипаже, остановившемся для ремонта

Имперский министр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс зачитывает обращение Гитлера к народу.

в деревне. Главный герой — командир экипажа. Он — бывший пастух. Только служба в армии открыла пе­ред ним широкие перспективы. Теперь его любят са­мые красивые девушки, на нем роскошная кожаная куртка (до середины 30-х гг. советские танковые эки­пажи носили черные кожаные куртки из «царских» запасов). Разумеется, в случае войны герой будет громить любого врага с той же легкостью, с какой покорял женские сердца или достигал успехов в бо­евой и политической подготовке.

В то время искусство вообще, а кино в особен­ности имело огромное влияние. Тот факт, что основ­ную массу рядового состава армии составляла ма­лограмотная молодежь, которую отличала слепая вера в установленный общественный строй и его ру­ководителей (ведь даже среди офицерского соста­ва лишь 7% командиров имели высшее военное образование, а более трети не получили даже за­конченного среднего специального), позволял лег­ко манипулировать сознанием. Патриотические песни из таких кинофильмов, как «Если завтра вой­на», да и сами ленты, воспевающие непобедимость Красной Армии, вызывали самоуспокоение и вос­приятие грядущей войны как парадного шествия. «Когда объявили о начале войны, я посчитал, что завтра-послезавтра будем в Берлине. Еще поду­мал: «Надо почистить сапоги, чтобы офицер был в блеске», — вспоминал лейтенант-артиллерист А.С. Хоняк.

Психологический климат в армии также сильно отличался от привычного нам, во многом наследовав черты революционного равноправия между ко­мандующим и рядовым составом. Вспоминает В.М. Синайский: «...помогало то, что не было градации между офицерами и солдатами. Все мы были — красноармейцы. Были только командиры и рядо­вые. Когда однажды на улице к нам обратилась ка­кая-то женщина с просьбой что-то ей показать и назвала нас солдатами, один из наших товарищей сказал: «Мамаша, мы не солдаты, мы — красноар­мейцы. Солдат и офицеров наши отцы и деды били в Гражданскую войну». Взаимоотношения между командирами и рядовыми, я бы сказал, были почти дружеские. В гарнизоне был Дом Красной Армии, переступив порог которого, ты становился равно­правным членом коллектива. Там были спортивные залы, кинотеатр, ресторан, танцевальные залы. И, придя в Дом Красной Армии, мы, рядовые, могли танцевать с женами командиров, вместе закусывать в буфете, Такой же порядок был и в санчасти. Если-кто-то заболевал и попадал туда, врач прежде все­го говорил: «Забудьте, что вы командиры или рядо­вые, здесь вы все — больные военнослужащие. Для меня вы все равны».

Учеба в школе проходила напряженно, но нам очень активно помогали «старики», которые забо­тились о нас, называли нас желторотиками и вся­чески обучали военной премудрости. Например, когда мы приехали в гарнизон и попали впервые в наряд, надо было мыть пол в казарме. В спальне было 120 коек. Это была не комната, а громадный зал. Мы, естественно, взяли ведра, тряпки — нас было 12 человек — разлили по полу воду и стали тряпками что-то там делать. Пришли «старики», засмеялись: «Эх, вы, желторотики, так вы будете до вечера мыть». Позвали несколько человек — пришло четверо или пятеро. Взяли швабры, встали в ряд и погнали воду. И треть зала вымыли за 10— 15 минут. «Вот, как надо!»— сказали «старики».