Ален Демурже - Рыцари Христа. Военно-монашеские ордены в средние века, XI-XVI вв.

В средние века конница стала основным родом войск, а кавалерист — почти синонимом того, кто «сражается». Его обозначали словом miles (множественное — milites). Но это слово, сохранив технический смысл «тот, кто сражается верхом на коне», приобрело также этический смысл и стало означать элиту конных бойцов. Местные наречия в большинстве случаев разделяли два этих значения: chevalier — cavalier [рыцарь — всадник, на французском], Ritter — Reiter на немецком, knight — rider или horseman на английском, но на итальянском только cavaliere, а на испанском — caballero.

Клирики того времени представляли идеальное христианское общество разделенным на три сословия (или три функции), которые расположены в иерархическом порядке и солидарны: те, кто молится, те, кто сражается (и повелевает), те, кто трудится. Рыцари помещались во второе, ordo pugnatorum, сословие — сражающихся (или bellatores); но этот «орден» не соответствовал никакому институту. Тем не менее именно из числа рыцарей выходили наиболее видные представители и руководящий состав военно-монашеских орденов, сначала Храма, Госпиталя, Тевтонского, а потом испанских орденов. Однако определять эти ордены как рыцарские нельзя. Прежде всего это были монашеские ордены, как Клюни, как Сито (кстати, испанские ордены, кроме Сантьяго, все входили в состав ордена Сито), но эти монашеские ордены в первую очередь — хотя, конечно, не исключительно — были рассчитаны на участие рыцарей и отвечали их религиозным потребностям. Тамплиеры были не монахами (moines), а военными служителями церкви (religieux)[7].

С XIV в. обстоятельства и потребности, которые привели к созданию и расцвету военно-монашеских орденов, постепенно стали исчезать, но ордены, кроме Храма, не исчезли. Понятие рыцарства тоже больше не отражало идеал и военные доблести знати, деградировавшей в результате кризиса конца средневековья. Монархи все еще нуждались в знати и пользовались званием рыцаря, чтобы наделять им доверенных людей. Они стали создавать светские рыцарские ордены, собирая в них рыцарей, наиболее достойных служить образцами для других. Одним из первых был орден Ленты в Кастилии, но самые знаменитые — это орден Подвязки в Англии (1347) и орден Золотого Руна в бургундских государствах (1429). Орден Звезды, основанный Иоанном Добрым во Франции, включал в себя 500 рыцарей (1350)[8].

Эти светские ордены не имели отношения к военно-монашеским: их членов вдохновляли другие идеалы, и двигали ими иные нужды. Но современники верили в их преемственность, благодаря чему эти ордены становились инструментами для утверждения королевской религии[9]. В Британской библиотеке в Лондоне есть рукопись, автор которой связывает латинский устав ордена Храма со статутами ордена Золотого Руна[10].

Однако в конечном счете светские и военно-монашеские ордены слились воедино. В новое время и современную эпоху каждое государство, каждое княжество сочли своим долгом учредить у себя ордена за заслуги. Во Франции революционные потрясения привели к созданию совершенно нового ордена — Почетного легиона, но в Англии орден Подвязки, а в Португалии — военно-монашеский Ависский орден были преобразованы в ордена за заслуги. Некоторые военно-монашеские ордены, созданные в средневековье, дожили до наших дней, но при этом отказались от военного характера, составлявшего их оригинальность, чтобы приспособиться к новому времени или превратиться в благотворительные организации. Так случилось с Тевтонским орденом, резиденция которого ныне находится в Вене, или орденом госпитальеров, ставшим Мальтийским орденом и теперь поселившимся в Риме. Эти ордены вновь взяли на себя миссию творить милосердие, которая причиталась им с самого начала, до милитаризации. Они сохранили воинское облачение, которое теперь пугает не больше, чем шпаги у академиков!

Оригинальный образ жизни военно-монашеские ордены вели только в средние века. Потому в этой книге я и дам обзор их истории в соответствующий период — с начала XI в., когда возникла сама концепция, и до 1530 г., когда госпитальеры, изгнанные с Родоса османским султаном Сулейманом Великолепным, отправились на остров Мальту, который им предоставил Карл V.

Читатель, конечно, спешит оказаться в Иерусалиме, на тех землях Востока, где появилось новое рыцарство, по выражению святого Бернарда. Ему придется немного потерпеть: корнями военно-монашеские ордены уходят в Западную Европу.

Клирики Западной Европы, размышляя над организацией христианского общества, соответствующей божественной воле, делили его на сословия, или функции. В каролингскую эпоху выделяли три категории: монахов, клириков и мирян. Однако с конца IX в. Эймон Осерский (или Эрик) истолковал трехфункциональность иначе, разделив общество на тех, кто молится (монахов и клириков), тех, кто сражается (и кто повелевает, кто управляет), и тех, кто трудится[11]. Немногим позже чем через век эту формулу воспроизвели, почти в одинаковых выражениях и в одно время (около 1020–1027), Герард, епископ Камбрейский, и Адальберон, епископ Ланский, который писал:

Таким образом, дом Бога тройствен, выглядя при этом единым: одни здесь молятся (orant), другие сражаются (pugnant), а третьи трудятся (laborant); все трое объединены и не разделены; поэтому дело каждых двух зиждется на службе третьего, и каждый в свою очередь приносит облегчение всем[12].

Человеческое общество иерархично и солидарно. Оно едино в трех сословиях. Самый непосредственный смысл этой схемы состоит в том, что каждый через посредство сословия, к которому принадлежит, занимает свое место в божественном плане; но смысл и в том, что каждый должен оставаться на своем месте.

Значит, эта схема уже существовала более века, когда в январе 1129 г. собор в Труа признал легитимность ордена Храма. А ведь тот объединил в себе две первые функции, молитвы и сражения, вопреки трехфункциональной схеме, строго разделявшей их. Некоторые без колебаний назвали это новшество «чудовищным»[13]. Надо ли искать исток этого радикального новшества в крестовых походах и Реконкисте? Несомненно, но не будем забывать, что сами крестовые походы уходили корнями в общество, которое активно развивалось.

Перенесемся в тысячный год.

Незадолго до него и вскоре после него подъем, начавшийся в каролингские времена, ускорился и интенсифицировался. Известна красивая фраза монаха Рауля Глабера:

Словно бы мир сам встряхнулся и, сбросив ветошь, со всех сторон облачился в белое платье церквей. Тогда почти все церкви епископских резиденций, монастырских святилищ, посвященных разным святым, и даже маленькие деревенские молельни были перестроены верующими, став еще краше[14].

Не будем воспринимать слова Рауля Глабера буквально, но они отражают впечатление, которое на современников оказало ускорение подъема, захватившего все сферы человеческой жизни, и продлился этот подъем более трех веков, сформировав тот облик Европы, какой она сохранила вплоть до начала промышленной революции.

Подъем был демографическим, поскольку население Европы непрерывно росло вплоть до рубежа XIII–XIV вв.; сельскохозяйственным, выразившимся в том, что расширялись обрабатываемые площади (распашка нови), широко распространялась более передовая агротехника, интенсифицировался земледельческий труд и повышалась урожайность, несомненно не до такой степени, как долгое время полагали; промышленным и торговым, потому что развивались города и их промышленная и торговая деятельность в больших или средних масштабах. Образовалось два центра: Фландрия со своими крупными текстильными городами (Гентом, Ипром, Дуэ), своим портом Брюгге — главным торговым портом Северо-Западной Европы, простиравшейся от Лондона до Новгорода; Италия со своими крупными портами (Генуей, Пизой, Венецией), суда которых бороздили Средиземное море и которые доминировали в торговле восточными продуктами. Соединение двух этих центров происходило при посредстве шампанских ярмарок, открытых круглый год в Ланьи, Бар-сюр-Об, Провене и Труа. Наконец, шел религиозный и интеллектуальный подъем, в ходе которого христианство медленно, но неуклонно все глубже пропитывало общество.

Западноевропейское общество того времени было динамичным. Крестьяне в поисках лучших условий жизни покидали прежние территории, переселяясь на новые земли; было основано много новых деревень с названиями типа Вильнёв [новый город], Нёвилль [новый город], Нёшато [новый замок] и т. п. В Восточной Германии сельскохозяйственная колонизация приняла облик первопроходческой деятельности. Возрождались города. Одни нормандские рыцари по примеру потомков многодетного рода Отвилей уезжали на службу византийским хозяевам в Южную Италию, другие отправлялись в Константинополь, где императоры все больше нуждались в латинских наемниках. Рыцари из Южной Франции пересекали Пиренеи, чтобы принять участие в сражениях Реконкисты. На путях и дорогах становилось все больше купцов и паломников. К паломничествам в Рим добавились паломничества в Компостелу, где «обрели» могилу святого апостола Иакова Старшего. Паломничества в Иерусалим, начавшиеся раньше, затрудняло присутствие там мусульман, но последние не запрещали их, и в XI в. популярность этих паломничеств постоянно росла[15].