Артем Драбкин - 22 июня. Черный день календаря.

Кромешная темнота скрывала суету сотен лю­дей на кораблях и в городе. Корабли принимали снаряды, торпеды и другие припасы. Артиллерис­ты береговых батарей и зенитчики готовили орудия к открытию огня боевыми снарядами. К 3:00 о пе­реходе в полную готовность доложил 61-й зенит­ный полк, четыре дивизиона береговой обороны и одна из эскадрилий 32-го истребительного авиа­полка. Хотя прошло уже больше часа с момента объявления «большого сбора», готовность боль­шинства кораблей запаздывала.

Времени на размышления уже не оставалось. К Севастополю подходили бомбардировщики «Хей-нкель-111» из состава II группы 4-й бомбардировоч­ной эскадры Люфтваффе. Их было меньше десят­ка, от пяти до девяти, по разным данным. Некото­рые самолеты из-за затемнения цели просто не нашли. Разумеется, выделенных для удара по Се­вастополю сил немецкой авиации было недостаточ­но для погрома, подобного устроенному 7 декабря 1941 г. в Перл-Харборе даже с учетом разницы в размерах флотов. У немецких ВВС в тот момент были куда более важные задачи на сухопутном фронте, и пытаться уничтожить советские корабли было бы просто безумием. Советский ВМФ был все же куда менее опасен, чем многочисленные само­леты приграничных округов. Немецкое командова­ние поставило перед летчиками задачу напугать противника, а не нанести уже первым ударом не­поправимый ущерб. Вместо бомб «Хейнкели» несли мины, которые нужно было сбросить на выходе из Северной бухты. Для усиления психологического эффекта использовались парашютные мины LMB, а не беспарашютные ВМ-1000. Т.е мины сбрасыва­лись так, чтобы их видели. Расчет, что их увидят, оп­равдался: от постов СНиС поступило множество сообщений о парашютистах. Затемнение суще­ственно дезориентировало немецких пилотов, и две мины были сброшены на сушу. В 3:48 и 3:52 они са­моликвидировались. Среди жителей города появи­лись первые жертвы.

О том, что на город и гавань были сброшены мины, а не парашютисты или бомбы, в штабе фло­та догадались очень быстро. Уже в 4:35 командую­щий флотом Ф.С. Октябрьский приказал провести траление в бухтах и на выходном фарватере. Одна­ко результат был разочаровывающим и даже пуга­ющим: никаких мин обнаружено не было. Дело в том, что траление проводилось в расчете на обнаружение обычных якорных контактных мин, а нем­цами были сброшены неконтактные магнитные мины. Они взрывались под воздействием магнит­ного поля корабля. Более того, мины оснащались приборами срочности и кратности, т.е. могли взво­диться не сразу, а через несколько суток и срабо­тать не под первым кораблем, который над ними проплывал. Хуже всего было то, что у советского флота в первые дни войны просто не было тралов, способных бороться с новейшими минами против­ника. Первая трагедия произошла уже 22 июня. В 20:30 в Карантинной бухте подорвался и затонул буксир СП-12, прибывший туда в поисках якобы сбитого зенитчиками самолета. Из состава экипа­жа буксира погибли 26 человек, а спаслись всего 5. Подарок в лице упавшей на сушу, но невзорвавшейся мины попал в руки советских специалистов 24 июня. Тогда последние сомнения относительно типа примененных противником мин рассеялись.

Минное оружие занимало важное место в пла­нах обеих сторон. В 6:00 22 июня Н.Г. Кузнецов отдает командованию Черноморского и Балтийс­кого флотов распоряжение: «Приказываю произ­вести оборонительные минные постановки». Если для Балтийского флота это было вполне тради­ционное мероприятие, имевшее место в 1914 г., то минные постановки на Черном море вызывают неоднозначные оценки. Скорее всего, имела ме­сто инерция предвоенных планов, предполагав­ших ввод на черноморский ТВД итальянского флота. Никакой корректировке сообразно после­дним событиям на Средиземном море эти планы

Немецкие солдаты вламываются в крестьянский дом.

подвергнуты не были. Поэтому были выставлены минные поля, сковывающие деятельность кораб­лей Черноморского флота и практически не ока­зывавшие воздействия на не использовавшего крупные морские силы противника. Несмотря на то, что приказ о минных постановках был отдан еще рано утром 22 июня, они начались только на второй день войны. Создание минно-артиллерийской позиции в Финском заливе началось 23 июня, в Ирбенском заливе — лишь 24 июня. По­становка оборонительного минного заграждения в районе Севастополя началась 23 июня и завер­шилась 25 июня 1941 г.

В 9:29 первого дня войны Н.Г. Кузнецов на­правляет командованию Черноморского флота директиву о развертывании подводных лодок: «Выслать ПЛ: 1) в район между Констанца и Сулина, 2) между Констанца и Бургас включитель­но, не нарушая тервод Болгарии, Турции. Задача: прервать сообщения, действовать исключитель­но по транспортам и по румынским и немецким боевым кораблям. Непосредственные подходы к Констанца и Сулина лодок не ставить ввиду пред­стоящей операции обстрела надводными кораб­лями».

Разумеется, Черноморский флот не мог сразу выгнать на назначенные позиции тучные стада подводных лодок. Значительная часть советских подлодок, находившихся на Черном море, 22 июня еще не была готова к немедленному вводу в бой. Некоторые из них еще только достраива­лись, некоторые проходили ремонт в Севастопо­ле и Николаеве, некоторые находились в органи­зационном периоде. Крометого, часть лодок дол­жны были быть готовы сменить своих собратьев после возвращения из первого похода. В сухих цифрах это выглядело следующим образом. Из 47 подлодок Черноморского флота 18 были в ремон­те, 2 — в организационном периоде с небоеготовыми экипажами, 2 — в дивизионе учебных лодок в Новороссийске. Поэтому на позиции в первый день войны были выведены только пять подвод­ных лодок.

Районы патрулирования подводникам были на­резаны еще до войны, и с ее началом советские субмарины веером вышли на них, готовясь нанес­ти удар из-под воды по боевым и транспортным кораблям противника. Первые две позиции нахо­дились на подступах к Севастополю с запада и юго-запада. На них были выведены лодки-«малютки». В 19:35 22 июня подводная лодка М-33 вышла в дозор юго-западнее мыса Тарханкут (по­зиция № 1). В 20:28 такая же лодка-«малютка» М-34 вышла в дозор юго-западнее мыса Сарыч (позиция № 2). Остальные три позиции, на которые были на­правлены подлодки Черноморского флота, нахо­дились у берегов Румынии. В 18:09 22 июня под­лодка Щ-205 вышла на позицию в районе мыса Олинька (позиция № 3). В 18:24 вышла в дозор к мысу Шаблер подлодка Щ-206 (на позицию № 4). В 19:08 подлодка Щ-209 вышла в район м. Эмине (позиция № 5). Меньше всего повезло Щ-206 — из своего первого похода она не вернулась. На лодке погибли 45 человек. Пока нет оснований по­лагать, что лодка погибла уже в первый день вой­ны. Считается, что Щ-206 была потоплена 9 июля 1941 г. румынским миноносцем и торпедными ка­терами у маяка Тузла. Причиной ее гибели также мог быть подрыв на мине, отказ техники или ошиб­ка личного состава. Остальные лодки столкнове­ний с противником в первом боевом походе вой­ны не имели.

Среди советских военно-морских баз была

Расчет пулемета MG-34 обстреливает оборонительные позиции советской пехоты.

одна, находившаяся в непосредственной близости от границы. Это была Лиепая (Либава). Поэтому для прорыва к ней немцам даже не понадобились тан­ковые части и соединения. Утром 22 июня части 291-й пехотной дивизии вермахта генерала Курта Херцога перешли государственную границу СССР. К 9:00 они выбили советских пограничников из Па­ланги и беспрепятственно продвигались дальше. Погранотряд численностью чуть больше 1 тыс. че­ловек без тяжелого вооружения, разумеется, не мог оказать серьезного сопротивления. Поэтому уже к концу первого дня войны немцы вышли на подсту­пы к Лиепае.

Чем же грозил быстрый прорыв противника? К 22 июня 1941 г. на Лиепаю базировались часть 1-го, 3-й и 4-й дивизионы подводных лодок, 1-й дивизи­он базовых тральщиков, 5 торпедных катеров и 13 сторожевых «малых охотников». Соответственно подлодки С-1, С-3, С-9 подчинялись 1-му дивизио­ну, «Калев», «Лембит», «Ронис», «Спидола» и Л-3 — 3-му дивизиону, М-71, М-77, М-78, М-79, М-80, М-81 и М-83 — 4-му дивизиону. Всего в Лиепае нахо­дилось 15 подлодок, организационно они были под­чинены 1-й бригаде подводных лодок Балтийского флота. Не все вышеперечисленные лодки были боеготовы. Доставшиеся СССР по наследству от ВМФ Латвии лодки «Ронис» и «Спидола» (французской постройки 1920-х гг.) были непригодны для плава­ния и использовались как зарядные станции. Кро­ме того, на заводе «Тосмаре» в ремонте стояли под­водные лодки С-1 (в среднем ремонте), С-3 (закан­чивала средний ремонт в доке завода) и С-9 (должна была пройти докование). Следует отметить, что, несмотря на внушительное количество подводных лодок в Лиепае, большую часть их составляют «ма­лютки» и старые лодки прибалтийских государств. Когда говорят, что Лиепая была забита советскими подводными лодками, «как бочка селедкой», пред­ставляются стройные ряды «катюш», «щук» и «эсок», хотя бы соразмерных с лодками противника. В дей­ствительности же Лиепая была не «бочкой с селед­кой», а в лучшем случае «банкой с килькой».