Дело «Трудовой Крестьянской партии» - Олег Борисович Мозохин

В письме ЦК ВКП(б) от 8 января 1929 г. № 906/сс отмечалось, что рост социалистического строительства и связанное с ним обострение классовой борьбы в деревне вызывали подъем антисоветской активности кулацких элементов. Учитывая то, что ряд местных партийных организаций обратился в ЦК ВКП(б) с просьбой принять меры для защиты партийно-советских работников от кулацких контрреволюционных вылазок, было принято решение дать решительный отпор проявлениям кулацкого террора и обеспечить низовым работникам нормальные условия работы.

С этой целью ЦК предложил всем организациям:

«1. Обеспечить максимальную быстроту расследования дел по кулацким террористическим актам с быстрым осуществлением репрессий в отношении преступников, с применением к ним самых суровых мер наказания в судебном порядке. При этом необходимо тщательно отделять убийства на личной почве от случаев политических убийств, организуемых кулачеством.

2. Избегая раздувания в печати и слишком частого помещения сообщений о террористических актах кулачества, следует опубликовывать в печати эти факты с одновременным (или в ближайшее время) опубликованием сообщения о репрессиях советской власти за эти акты.

3. Использовать судебные процессы этого рода для мобилизации общественного мнения бедноты, батрачества и середняков против кулачества для организации систематического отпора всяческим проявлениям кулацкого наступления.

4. Центральный Комитет возложил на Наркомюсты выполнение этих директив, а на комиссию по политическим делам – контроль и наблюдение за тем, чтобы директивы ЦК строго проводились в жизнь судебными и прокурорскими органами»[54].

В дополнение к вышеуказанному письму ЦК председателем ОГПУ В.Р. Менжинским было дано указание полномочному представителю ОГПУ по Северо-Кавказскому краю Е.Г. Евдокимову об осторожном применении высшей меры наказания в деревне за террористические акты. Только при полной доказанности преступления дела должны были направляться в суд.

Менжинский писал, что никакого ограничения прав в смысле следствия по делам о кулацком терроре не имеется. Эти меры вводятся из-за того, что некоторые ПП начали производить массовые аресты и предполагали заодно произвести чистку деревни, арестовывая по тысяче и более человек сразу.

Далее он писал: «Если террор, несмотря на жестокую судебную репрессию, будет расти, может получиться необходимость пустить в ход и репрессии ОГПУ. Но для этого потребуется пересмотр вопроса. Сейчас оперативный подход при раскрытии и направлении этих дел должен быть приблизительно такой, какой имел место при применении мер ОГПУ при хлебозаготовках. Совершенно ясно, что всякие контрреволюционные, шпионские, белогвардейские, бандитские группировки преследуются во внесудебном порядке и проводятся через Вашу тройку. Здесь требуется только наше утверждение. Дела кулацкого террора, по которым Вы будете вести следствие, передавайте прокурору, считайтесь с необходимостью последующей передачи этих дел Политкомиссии в Москве и следите за быстротой продвижения и применением соответствующих репрессий. Необходимо иметь в виду, что судебные власти предупредить теракты своевременной ликвидацией террористических группировок не могут. Это Ваша задача и по таким делам Вы ведете расследование. Если таких дел окажется у Вас много, и они не будут подходить под другие статьи УК РСФСР белогвардейщина, шпионаж и т. д., то эти дела тоже передавайте прокурору для Политкомиссии в Москве и последующего рассмотрения в суде. Споры о размерах террора будут происходить именно по последним делам. А за 1928 г. установленных случаев совершенного террора оказалось, по нашим сведениям, всего 194, а у НКЮ вдвое меньше. При таком количестве дел, ОГПУ конечно пускать в ход не приходится»[55].

Таким образом, ранее доложенная цифра случаев терроризма за восемь месяцев 1928 г. значительно уменьшилась, по всей видимости, это связано расширительном толковании объективной стороны терроризма.

Необходимо отметить, что согласно циркуляру № 155003 от 24 января 1929 г. ОГПУ серьезное внимание уделялось оперативным разработкам крестьянских газет. Одновременно с проверкой старых агентурных и следственных дел тщательно разрабатывались все информационные и агентурные данные относительно тенденций к созданию крестьянских союзов, организаций и объединений[56].

Таким образом, органами государственной безопасности целенаправленно проводилась работа по вскрытию и ликвидации таких организаций. Создание крестьянских союзов явно не приветствовалось.

Обстановка в деревнях продолжала «накаляться», после неурожая 1928 г. крестьяне отказывались сдавать хлеб для экспорта, причем уже авансированного в счет будущих поставок. Это не могло не вызвать силового давления на сравнительно зажиточное крестьянство.

На объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г. Сталин отметил, что метод хлебозаготовок не дает возможность мобилизовать трудящиеся слои деревни против кулачества для их выполнения.

Сталин обвинил кулаков в препятствовании хлебозаготовкам. Рассматривая кулака как основную классовую силу, заинтересованную в срыве этих планов, ноябрьский (1929 г.) Пленум ЦК ВКП(б) потребовал усилить борьбу против капиталистических элементов деревни, развивать решительное наступление на кулака, пресекать его попытки пролезть в колхозы. Иначе невозможно было сломить нежелание среднего крестьянства идти в колхоз, изменить «собственническую» психологию мужика и обобществить сельское хозяйство на деле. Идеология коллективизации, раскулачивания и кулацкой ссылки стала центральной политической кампанией большевиков. К ее практической разработке ЦК ВКП(б) приступил в декабре 1929 г., когда Сталин провозгласил переход от политики ограничения «эксплуататорских тенденций» кулачества к политике его ликвидации как класса. Районами сплошной коллективизации стали основные зернопроизводящие районы страны.

Принудительная коллективизация крестьянских хозяйств превратилась в одно из крупнейших политических преступлений в истории страны. Тем не менее V съезд Советов СССР 22 мая 1929 г. одобрил политику правительства в области социалистической реконструкции сельского хозяйства.

Часть крестьян, спасаясь от репрессий, уезжала работать на индустриальные стройки. Деревня, лишившаяся большого количества рабочих рук, стала приходить в упадок. Это было вызвано также и перекачкой средств из сельского хозяйства в промышленность через государственный бюджет.

23 сентября 1929 г. ОГПУ, констатируя недостаточное развертывание оперативных мероприятий полномочными представительствами по хлебозаготовкам, предложило усилить применение репрессивных мер по высылке зажиточных кулацких слоев, уклонявшихся от выполнения заданий по хлебозаготовкам, и злостных спекулянтов.

15 января 1930 г. ОГПУ были подведены предварительные итоги борьбы с контрреволюцией на селе в 1929 г. Сообщалось, что были ликвидированы 7305 контрреволюционных организаций, арестовано 95 208 человек. Следствие было закончено по 6221 контрреволюционному образованию, по 81 205 человек.

Если в 1926–1927 гг. массовых выступлений было зарегистрировано 63, в 1928 г. – 709, то в 1929 г. их уже насчитывалось 1190.

Все более четко вырисовывался антисоветский характер большинства массовых выступлений, которые активизировались в июне, октябре и ноябре 1929 г. Рост массовых выступлений в эти месяцы шел в основном за счет возрастания числа выступлений на почве хлебозаготовок. Серьезное значение на протяжении всего 1929 г. имели выступления на религиозной почве, в связи с закрытием церквей.

В период хлебозаготовок органами ОГПУ в деревне было ликвидировано 137 контрреволюционных организаций, арестовано 4462