Книга о русском еврействе. 1917-1967 - Яков Григорьевич Фрумкин

повсюду началась ужасающая разруха, — в эти дни еврейский народ, разделенный, как и все народы, на много­образные социальные классы и политические партии., охвачен единым чувством преданности своей родине, единой заботой отстоять ее целость и завоевания демократии. Мы не сомне­ваемся в творческом гении свободной родины и знаем, что на месте жестокой старой тюрьмы будет воздвигнут светлый храм демократической государственности, в котором, не за­глушая своей национальной самобытности, объединятся все народы России.

Еврейский народ стремится к общему согласию и порядку для того, чтобы успокоенная родина могла сосредоточить все свои силы на завершение главнейшей сейчас задачи. Пока по­четный мир для нас еще недостижим, надо напречь все по­мыслы и силы на неотложном деле обороны. Еврейский народ готов отдать этому делу все свои материальные и интеллек­туальные силы, отдать самое дорогое, весь цвет — всю свою молодежь» ...

Уже в первый месяц февральской революции во всех еврейских политических группировках стал вентилировать­ся вопрос о созыве Всероссийского Еврейского Съезда. Идея такого Съезда вызывала всеобщее сочувствие. Эта идея со­ответствовала старым программным требованиям историка С. М. Дубнова и его «Фолькспартей», и теперь к ней стали присоединяться и деятели разных социалистических тече­ний, как И. Ефройкин, В. Лацкий-Бартольди, Н. Штиф и др. Мысль о создании еврейского центра, который мог бы репрезентировать еврейский национальный коллектив в России перед органами революции и выработать формы национального самоуправления, разделялась почти всеми еврейскими политическими группировками, включая и сио­нистов.

26 марта в Петрограде было созвано обширное сове­щание для обсуждения вопросов о Всероссийском Еврей­ском Съезде.

На этом совещании никто не отказывался от участия в предполагаемом Всероссийском Съезде, но возникли ост­рые разногласия по вопросу о задачах и порядке дня Съезда. Сионисты настаивали на том, чтобы на Съезде подвергся обсуждению вопрос о Палестине и о еврейских притязаниях на нее после войны. Другие партии считали необходимым, чтобы в порядок дня Съезда был поставлен вопрос о поло­жении евреев в других странах, — в Польше, Румынии и т. д. Бунд решительно выступил против такого расши­рения программы Съезда и добивался того, чтобы Съезд занимался только вопросами, непосредственно касающими­ся русских евреев. Спорящие стороны придавали своим тре­бованиям ультимативный характер. На состоявшемся в Петрограде 1 мая новом совещании и Бунд, и сионисты заявили о своем отказе участвовать в предстоящем Съезде. Положение казалось безвыходным. Тогда возникла мысль созвать для подготовки Съезда предварительную конфе­ренцию в надежде мирным путем преодолеть конфликты и найти какой-нибудь компромисс. 25 мая было принято ре­шение созвать конференцию на июль 1917 года.

На конференцию были приглашены представители 13 городов, в которых проживало не меньше, чем по 50 тысяч евреев (Одесса, Екатеринослав, Петроград, Харьков, Мо­сква, Киев, Бердичев, Минск, Гомель, Витебск, Бобруйск, Елисаветград, Кременчуг). Согласно модусу представи­тельства на конференции, каждый город посылал четырех делегатов, избираемых от местных еврейских организаций. Кроме того, получили представительство политические партии на местах, из расчета — один делегат на 300 орга­низованных членов, равно как и центры всех еврейских пар­тийных группировок, а также три бывших депутата-еврея 4-ой Государственной Думы (д-р Бомаш, д-р Гуревич и Фридман).

Всероссийская Еврейская Конференция открылась <в Петрограде 16 июля. Присутствовали делегаты всех пере­численных выше городов, а также представители централь­ных комитетов всех еврейских политических партий и групп. Председательствовал на Совещании М. Н. Крейнин. С ре­чами, главным образом на идиш, выступали представители всех партийных групп.

По вопросу о программе Всероссийского Еврейского Съезда со стороны сионистов и Бунда были вновь выдвину­ты ультиматумы. Прения продолжались в течение несколь­ких дней, но, наконец, было достигнуто соглашение, и на­мечена следующая программа Съезда:

1) Съезд вырабатывает основы национального само­управления евреев в России. 2) Съезд должен определить формы гарантий прав еврейского национального меньшин­ства. 3) Съезд имеет целью установить переходные формы общинной организации русского еврейства. 4) Съезд также обсудит вопрос о положении евреев в других странах (в Польше, Палестине, Галиции, Румынии и т. д.).

Был выбран Организационный комитет по созыву Все­российского Еврейского Съезда, в президиум которого во­шли представители всех партий. Комитет постановил про­вести выборы на Съезд в начале декабря 1917 г. Однако, после октябрьского переворота стало ясно, что проведение сколько-нибудь нормальных выборов уже невозможно. Можно было предвидеть, что новая власть не разрешит со­зыва Всероссийского Еврейского Съезда, так как больше­виков в среде еврейской общественности не было и, следо­вательно, Съезд оказался бы объединенным представитель­ством элементов, настроенных против советского режима...

Прошло несколько месяцев, был заключен Брест-Литовский мир, а Украина и Белоруссия оказались под окку­пацией немецкой армии. Тем не менее, в кругах еврейских общественных деятелей вновь созрело намерение поднять вопрос о созыве Еврейского Съезда. Представители Бунда были против этого плана, но большинство групп высказы­валось за создание Временного Национального Совета, включив в его задачи, кроме подготовки созыва Съезда, об­суждение текущих вопросов еврейской жизни. Заседание 24 марта 1918 г. закончилось выборами президиума Времен­ного Национального Совета в составе М. Г. Айзенштадта, М. С. Алейникова, С. М. Дубнова и Г. Б. Слиозберга.

* * * *

Судя по сведениям, появившимся в печати, Националь­ный Совет не проявлял, да и не мог проявлять, никакой ак­тивности, — если не считать происходивших время от вре­мени совещаний петроградских еврейских деятелей.[2]

Весна 1918 года была полна печальных вестей о по­громах на Украине и в Белоруссии. Еврейское население на местах было охвачено тревогой. На территории советской власти после разгона Всероссийского Учредительного Со­брания уже явно ощущалась атмосфера гражданской войны. Шли аресты, даже расстрелы. В начале июля 1918 г. произо­шло восстание левых эсеров, сопровождавшееся убийством немецкого посла графа Мирбаха. В августе Дора Каплан покушалась на Ленина. Большевики объявили начало мас­сового «красного террора». Уцелевшие еще органы неболь­шевистской печати были закрыты, и единственным источ­ником информации, как о западном мире, так и о том, что происходит в России, остались официальные советские газеты.

Нет оснований замалчивать тот факт, что в октябрь­ском перевороте приняла активное участие группа евреев-большевиков, примкнувших к Ленину и что они, в качестве его ближайших сотрудников, сыграли печальную роль в уничтожении зачатков демократической государственности, заложенных в февральскую революцию при Временном Правительстве, и в установлении, на смену ей, коммунисти­ческой диктатуры. Троцкий, Зиновьев, Каменев, Свердлов, Урицкий, Володарский и др. связали свои имена с разгоном Учредительного Собрания и с террористическим режимом первых лет советской власти. Из истории еврейства этих страшных лет нельзя вычеркнуть их имена, как нельзя не упомянуть о деятельности многочисленных евреев-больше­виков, работавших на местах в качестве второстепенных агентов