Марк Алданов - Кваретаро и император Максимилиан

Что о них сказать? Это были в политическом отношении какие-то подлиповцы — люди, из которых, по Решетникову, умнейший умел считать до пяти. Иных из них сам император называл средневековыми людьми. Вдобавок почти все они с ним неизменно лукавили, а он был человек прямой и честный. У Андре Жида кто-то говорит: «Нет никакого удовольствия в том, чтобы играть в мире, где все мошенничают». Максимилиан скоро потерял интерес к такой игре.

Кроме советников, было у него еще что-то вроде начальства. Главнокомандующим французскими войсками в Мексике Наполеон (не сразу) назначил знаменитого маршала Ашиля Франсуа Базена. В ту пору, после Крымской войны, когда он особенно прославился взятием Кинбурна и был назначен севастопольским губернатором, Базен считался величайшим военным авторитетом. Через несколько лет его имя печально прогремело на весь мир из-за капитуляции Меца. По словам французского исследователя, это случай единственный во всей истории Франции: военный суд за капитуляцию приговорил к смертной казни французского маршала! Дальнейшая участь его всем известна: после темной мецской истории — темное бегство с острова Св. Маргариты, где он находился в «заключении» (имел в этой тюрьме трех слуг), затем покушение Илеро, близость к Альфонсу XII, трактат о возможности войны Франции с Испанией и т.д.

В письмах, которые писал из Мексики известный генерал Дуэ, служивший там под начальством маршала Базена, есть совершенно уничтожающие отзывы о нем — точно Дуэ предвидел Мец. Как главнокомандующий, Базен был, конечно, фактическим хозяином Мексики. У номинального императора тотчас установились с ним самые дурные отношения. Не раз высказывалось мнение, что Базен хотел падения Максимилиана, дабы стать наместником Наполеона III в Мексике. Шли в предположениях и еще дальше (хоть едва ли эти предположения основательны): 55-летний маршал женился на 17-летней мексиканке из очень знатной семьи — говорили, что в связи с этим браком он сам стал подумывать о мексиканской короне.

Партизанская война в Мексике становилась все более грозной. Отряды президента Хуареса совершали набеги, появляясь чуть ли не под самой столицей. 40-тысячная французская армия, разумеется, не могла занимать всю страну. Маршал Базен отправлял экспедиции, партизанские отряды разбивались и вытеснялись, затем, по уходе французов, снова совершали набеги. Это могло продолжаться без конца.

Между тем в Соединенных Штатах гражданская война кончилась победой северян. Американское правительство теперь все настойчивее требовало увода французских войск из Мексики. Того же добивалась оппозиция и в самой Франции: мексиканская экспедиция, целей которой никто понять не мог, становилась все непопулярнее в Париже. Одновременно очень ухудшилось и европейское положение. После войн 1854—1855 и 1859 годов Франции принадлежала неоспоримая гегемония в Европе. Теперь этой гегемонии грозила опасность со стороны Пруссии. Военный министр довел до сведения Наполеона III, что в случае войны на одного французского солдата будут приходиться два немецких. Армия Базена была очень нужна и в Европе. После долгих колебаний Наполеон пришел к выводу, что нужно отозвать войска из Мексики.

Известие об этом совершенно потрясло императора Максимилиана. Он не имел большого политического опыта и не представлял себе, что можно и не выполнять торжественно принятых обязательств. Был ли он уверен в правоте своего дела? Не знаю. Ренан говорил: «Мучаются только из-за того, в чем не уверены». Едва ли есть доля правды в этом парадоксе и в отношении дел политических. Объясняя случившееся «недоразумением», «интригами Базена» и чем угодно еще, Максимилиан, после неудачи письменных представлений и ходатайств, решил послать в Париж императрицу Шарлотту.

Возможно, что тут были и не только политические причины. Несмотря на довольно большую мемуарную литературу, нам трудно понять, какие отношения были между Шарлоттой и Максимилианом. В Мексике жили они почти врозь. Мемуаристы говорят, что в последние месяцы император все свободное от дел время «проводил в обществе своих четырех гавайских собак, за бутылкой шампанского или рейнвейна». С императрицей он встречался два раза в сутки: за завтраком, в 9 часов утра, и за обедом, в 31/2; она никогда к нему без доклада не входила. Полковник Бланшо сообщает также, что у императора была в Мексике открытая связь с какой-то необыкновенной красавицей, Бланшо называет ее Армидой. Армида была жена дворцового садовника.

По-видимому, императрица это знала. Однако немногочисленные дошедшие до нас письма ее к Максимилиану проникнуты восторженной нежностью. Не всему, конечно, надо верить из того, что рассказывают мемуаристы, но что-то как будто было неладно в отношениях между супругами. Шарлотта в Мексике занималась преимущественно благотворительными делами. Она основала там филантропическое учреждение Colegio Carlota и каждую неделю раздавала бедным до десяти тысяч франков. Свободное время она проводила в чтении книг (все ученых), в прогулках верхом, в обществе своих мексиканских фрейлин. Если не ошибаюсь, одна из них, госпожа Альмонте де Эрран, жива по сей день; во всяком случае, еще была жива весьма недавно.

Никаких признаков умопомешательства в ту пору императрица Шарлотта не подавала — иначе ее, конечно, и не послали бы с миссией в Париж. Судьба явно преследовала императора Максимилиана. Его положение было и без того почти безнадежно. В дополнение ко всему остальному, его жену внезапно постигло безумие, как раз при занятии важными политическими делами, как когда-то лорда Кестльри, как на нашей памяти президента Дешанеля. Поездка и миссия императрицы превратились в одну из самых странных и жутких глав новейшей «малой истории».

Именно в дни, когда Шарлотта находилась в пути из Мексики во Францию, открылось телеграфное сообщение между Европой и Америкой. Письма же в Париж шли не менее месяца. От этого ли или по другой причине, встреча императрицы была организована очень плохо. Приехала она на Монпарнасский вокзал, а камергеры Наполеона, де Вобер и генерал де Бриссак, по ошибке ждали ее на Гар де Орлеан. Императрица рассчитывала, что ей предложат гостеприимство во дворцах Тюильри или Сен-Клу — для нее отведены были комнаты в «Гранд Отеле». Вероятно, объяснялось это не отсутствием внимания, а тем, что Наполеону и Евгении, по достаточно понятным причинам, не очень хотелось встречаться часто с мексиканской императрицей: решение предоставить Максимилиана его судьбе было принято бесповоротно, и ничего своей гостье французское правительство не могло ни дать, ни даже обещать. Мериме писал в те дни о Шарлотте одному своему приятелю: «Это бой-баба (une maîtresse femme) как две капли воды похожая на Луи Филиппа. Ее сопровождают мексиканские фрейлины со сверкающими глазами, с лицами цвета медового пряника, несколько напоминающие орангутанов. А мы-то ждали Магометовых гурий! Ее Величество, по-видимому, желает получить у нас солдат и денег. Мы вместо того дадим в ее честь праздники. Кажется, это ее не устраивает».

Письмо придворного писателя довольно точно определяло положение. Солдат и денег Наполеон решил не давать, но почета был готов оказать гостье сколько угодно. Императрица Евгения приехала к Шарлотте с визитом в «Гранд Отель». Шарлотта встретила ее на главной лестнице. Беседа была лишь предварительной. Мексиканская императрица желала видеть Наполеона; императрица Евгения уклончиво отвечала, что ее муж очень плохо себя чувствует. «Все равно я к нему ворвусь», — полушутливо пригрозила гостья.

Свидание и состоялось в следующий день во дворце Сен-Клу, в том салоне Марса, где когда-то была предложена корона Наполеону I. Разговор был бурный. Говорили, что Шарлотта, натолкнувшись на непреклонный отказ императора, осыпала его бранью. Это впоследствии официально отрицалось. Но, по-видимому, именно в тот день впервые стало проявляться безумие Шарлотты. Во время беседы слуги подали оранжад. С этим оранжадом на всю жизнь связалась мания преследования императрицы: ее хотят отравить!{3}

В первые дни она еще поступала сравнительно разумно: ездила по министрам, была у Бруэн де Люиса, у Фульда, пыталась их переубедить, посылала довольно толковые письма и, по новому кабелю, телеграммы своему мужу в Мексику («Все бесполезно» — телеграфирует она 4 сентября 1866 года), полуистерически, но по существу резонно, убеждала императрицу Евгению, которая в трудных случаях жизни обычно падала в обморок.

Через несколько дней, как видно из опубликованных графом Корта писем Шарлотты, ум ее помрачился. Она теперь называет Наполеона III не иначе как дьяволом, пишет о нем «Он» с большой буквы, рассказывает всем, что во дворце Сен-Клу ее хотели отравить оранжадом. «Он — сам черт, — сообщает она о Наполеоне Максимилиану, — при одном виде его у меня волосы поднялись на голове... Он зачаровал тебя, как змея... Везде, где льется кровь, везде, где хотят объединиться народы, видна его рука. Бисмарк — его агент. Он ведет пропаганду во всем мире и издевается над своими жертвами... Ты не можешь жить в Европе одновременно с Ним... От Нордкапа до Матапана воздух везде насыщен Им... Надеюсь, ты меня вызовешь к себе, когда освободишься от Него в Мексике. Мой приезд был для Него страшнейшим ударом за долгое время» и т.д.