Ремесло древней Руси - Борис Александрович Рыбаков

Для XIII в. из иностранных свидетельств значительный интерес представляют сообщения Плано Карпини. Позднейшая эпоха XIV–XV вв. иностранцами почти не освещена. Особым разделом письменных источников нужно считать те, которые выходят за хронологические рамки моей темы и могут быть использованы только ретроспективно. К ним в первую очередь нужно отнести писцовые книги конца XV в., дающие исключительно ценный материал по ремеслу Новгородской земли. Эти писцовые книги привлечены постольку, поскольку в них упомянут «старый доход». Лавочные книги Новгорода XVI в. привлечены опять-таки лишь в той мере, в какой они отражают жизнь этого города до падения его самостоятельности.

Ретроспективный метод позволяет привлекать и источники XVII–XVIII вв. (например, техническая рецептура иконников и ювелиров).

Только на основании археологических данных можно построить доисторию русского ремесла, но источники здесь очень неравномерно освещают как отдельные области, так и разные разделы ремесла. В Приднепровье поля погребальных урн доходят до IV–VI вв., но сопутствующие им поселения почти не исследованы.

Для Средней России, наоборот, первые века нашей эры представлены Позднедьяковскими городищами, но особенности погребального обряда (кремация и хранение праха в маленьких домовинах среди поселка) лишают нас могильных комплексов. Очень мало вещей содержат сопки и длинные курганы VI–IX вв. в земле словен и кривичей.

Для эпохи VI–IX вв. наиболее полно представлено ювелирное дело, памятники которого сохранены в кладах, разбросанных в лесостепи и, отчасти, в лесной полосе. Поселений и могильных комплексов для этой эпохи очень мало.

Значительно полнее освещена археологическими источниками эпоха IX–XIII вв. Переход от кремации к простейшему захоронению в курганах позволил сохранить до нашего времени сотни тысяч вещей, изготовленных ремесленниками Киевской Руси. Курганы IX–X вв., расположенные близ крупных городов, дают нам материал по княжескому и дружинному быту (более поздние, христианские, могилы князей единичны). Основная масса курганов, раскопанных на территории русских княжеств IX–XIII вв., относится к сельскому населению и содержит богатый материал по деревенскому ремеслу. Местами курганный обряд погребения сохранился до XIV в. (Московское княжество и прилегающие к нему княжества, возникшие на древней земле вятичей). Постепенное отмирание обычая класть вещи в могилу вместе с покойником привело к тому, что к XV в. могилы почти утратили свое значение важного исторического источника (на смену курганам в XV в. приходят писцовые книги).

Раскопки мест поселений, произведенные в значительно меньшем количестве, чем раскопки курганов, освещают в основном ту же эпоху IX–XIII вв. Большинство исследований относится к крупным древнерусским городам, но лишь некоторые — к городищам сельского типа (прекращающим свое существование в XII–XIII вв.) и к замкам. Некоторые города изучены в отношении слоев XIII–XV вв. (напр., Новгород Великий, Переяславль Рязанский); деревенских селищ раскопано мало. Отсутствие княжеских и боярских курганов XI–XIII вв. частично компенсируется кладами драгоценностей, находимыми главным образом в южной половине Руси. Вещи в кладах относятся к X — половине XIII вв. Из отдельных предметов, сохранившихся в различных собраниях, к эпохе XI–XII вв. относится несколько вещей Новгородской Софийской ризницы. Массовым этот вид материалов становится только с середины XIV в. Нумизматические данные относятся к XI–XII вв., и затем, после перерыва, — к концу XIV–XV вв.

Архитектурные памятники дошли до нас от конца X в. (фундамент Десятинной церкви) до начала XIII в., и затем — с начала XIV в. до конца изучаемой эпохи.

Иллюстративный материал, который необходимо причислить также к вещественным источникам, различен по имеющимся в нем бытовым чертам. Иконопись XI–XV вв. (включая сюда и фрески) дает их очень мало; книжная миниатюра значительно богаче по содержанию, но сохранившиеся экземпляры относятся к XIV и XV вв. Только анализ их прототипов позволяет использовать их для начала XIII в. (миниатюры жития Бориса и Глеба и часть миниатюр Радзивилловской летописи). Стоящие на грани между письменными и вещественными источниками эпиграфические материалы (обычно игнорируемые историками) дают нередко ценнейшие страницы истории ремесла; к сожалению, они немногочисленны. По столетиям они распределяются более или менее равномерно с XI по XV в., но связаны исключительно с городским ремеслом.

Работа над древнерусским ремеслом X–XV вв. неоднократно требовала обращения к этнографическим данным XIX–XX вв. Техника кустарных мастерских помогла расшифровать те или иные археологические детали, объяснить назначение находимых при раскопках инструментов и даже позволила поставить определенные задачи в процессе раскопок древних ремесленных мастерских. В некоторых случаях оказалось необходимым привлечение материалов о социальной организации кустарной промышленности (напр., для сябринного владения гончарным горном). Существенным разделом этнографических материалов является словарный запас русского, украинского, белорусского и других славянских языков, восполняющий и комментирующий древнерусскую терминологию. Иногда для полноты обрисовки идеологии древних ремесленников приходилось привлекать поверья и легенды, связанные с тем или иным производством (напр., легенды о кузнецах-богатырях). В этом же плане именно как этнографический материал привлечены и былины.

Приведенный перечень разнообразных источников свидетельствует о неравномерности в распределении их по векам и по областям. Письменные источники возрастают по мере приближения к современности, а вещественные, наоборот, постепенно иссякают. Домонгольская Русь и именно домонгольский город находятся в наиболее благоприятном положении в смысле количества основных материалов. Арсенал письменных источников потребовал критического пересмотра специальной терминологии и частных вопросов. Обильный же археологический материал, служивший зачастую основным фондом сведений о ремесле, требовал особого источниковедческого разбора и специально разработанной методики использования материала.

Одним из важнейших вопросов археологического источниковедения является датировка вещей и целых комплексов. Датировка отдельных древних вещей может быть точна только в исключительных случаях (наличие надписи, записи в летописи). Таких «счастливых» вещей очень немного, и все они принадлежат верхам городских мастеров-ювелиров; массовые материалы точной даты не имеют. Для установления относительной (взаимной) хронологии вещей удобнее всего погребальные комплексы. Иногда они сопровождаются монетами, но сближать время захоронения с датой, вычеканенной на монете, необходимо с большой осторожностью[66]: длительность хождения монет Средней Азии или Западной Европы, бытование монеты в качестве украшения, наконец, вероятность вторичного ее использования (напр. находчиком клада) — все это значительно увеличивает расстояние между выходом монеты и погребением ее в кургане. Находки монет, тем не менее, облегчают переход относительной хронологии вещей к абсолютной. Предварительным условием датировки археологических комплексов является типологическая классификация вещей, позволяющая перейти к установлению совместной встречаемости отдельных типов. Метод статистико-типологической обработки могильных комплексов был впервые применен П.П. Ефименко, назвавшим его «методом культурной стратиграфии»[67].

А.В. Арциховский в работе над курганными комплексами Средней России сочетал строгий типологический метод с корреляционным, применяемым в естественных науках. Это позволило ему разбить все вещи на 3 стадии, приблизительно соответствующие XII, XIII и XIV вв.[68]

Несравненно труднее поддается датировке материал городищ. Перепутанность слоев, позднейшие перекопы, легкость проникновения вещей в нижний слой — все это в сочетании с плохой фиксацией раскопок создает нередко большие трудности при хронологизации вещей из культурного слоя. Этим объясняется суммарная датировка большинства русских городищ, напр., XI–XIII вв.

При