Ремесло древней Руси - Борис Александрович Рыбаков

изучении изделий художественного ремесла принимался также во внимание стиль предмета, и дата устанавливалась по аналогии с произведениями живописи или скульптуры[69]. Мною разработан новый метод определения синхронности вещей, одинаково пригодный для курганных и для городищенских материалов соответствующей техники изготовления (литье, штампование и т. п.). Сущность его сводится к следующему: среди многих вещей одного типа, близких по размерам, рисунку, силуэту, возможно отыскать вещи, отлитые в одной литейной форме или выбитые одним и тем же штампом. Для установления этого необходимо совпадение решительно всех деталей сопоставляемых вещей. Путеводную нить может дать какой-нибудь дефект литейной формы, малейшее дрожание резца мастера, резавшего форму (изложницу), так как этот дефект неизбежно будет повторен на всех отливках, вышедших из данной формы.

Предварительная работа по отысканию тождественных вещей производилась с лупой и циркулем, а для окончательного доказательства делались пластилиновые и гипсовые слепки и микрофотографии[70].

Этот метод достаточно трудоемок, так как требует сопоставления каждой вещи данного типа с каждой другой. Если мы обозначили через а количество вещей определенного типа, то количество необходимых сопоставлений (х) может быть определено по формуле[71]:

Применение метода тождественности к датировке позволило уточнить не только спицынские даты русских вещей, но даже стройную систему Арциховского[72].

Вещи, отлитые в одной литейной форме, следовательно, вышедшие из рук одного мастера (или в крайнем случае из одной мастерской), совершенно одновременны. При сравнительной недолговечности известняковых и глиняных литейных форм первая и последняя отливки из одной и той же формы могут отстоять друг от друга не более, чем на 1–2 года. Курганные комплексы, в которых встречены тождественные вещи, могут считаться одновременными, так как их хронологическая амплитуда не выходит за пределы одного поколения.

В области датировки вещей, кроме описанного метода тождества, мне приходилось прибегать и к другим способам. Так, например, для датировки и атрибутации ювелирного инструмента, хранящегося в Гос. историческом музее, были привлечены княжеские знаки Рюриковичей на монетах и печатях. Оказалось, что инструмент (штамп для тиснения серебра) принадлежал придворному ювелиру черниговского и киевского князя Всеволода Ярославича (1054–1093 гг.). Таким образом и штамп, и близкие к нему по рисунку колты получили довольно точную дату — вторая половина XI в., вместо неопределенного отнесения их к домонгольскому времени[73].

Вторым важным вопросом в истории русского ремесла, кроме датировки, является определение местного или иноземного происхождения вещей. Мы уже видели, как упрощенно решался этот вопрос Спицыным, Довнар-Запольским, Завитневичем и Анучиным: все сложное, все красивое, все выходящее хоть сколько-нибудь за пределы отведенного древним славянам примитива объявлялось иноземным, привозным.

Раскопки ремесленных мастерских в русских городах, начатые в 1890-е годы Хвойко и Беляшевским, находки отдельных инструментов и вещей с русскими надписями или с русскими ошибками в греческом тексте — все это уменьшало запас аргументов у историков, отрицавших наличие русского ремесла, но помимо этих данных оставался еще значительный фонд безымянных материалов, вещей «без роду без племени», которые могли истолковываться в зависимости от желания исследователя.

Для расшифровки их мною широко применялось картографирование археологических данных. Картограммы производственного сырья (железо, красный шифер, янтарь), в сочетании с готовой продукцией из этого сырья, обрисовали как узкие районы возможного изготовления широко распространенных вещей (пряслица из шифера), так и повсеместное наличие железной руды для древних домниц. Отсутствие залежей меди, олова, серебра и золота на территории Киевского государства было одним из доказательств отсутствия местной обработки этих металлов.

Между тем, картографирование различных типов вещей дает очень интересные результаты. Многие типы вещей имеют замкнутые области распространения. Таковы, например, височные кольца, определенные типы бус и ряд других предметов[74].

Естественно предположить, что вещи данного типа изготовлялись где-то в пределах области их распространения. В таком случае и без раскопок мастерских удается доказать местное происхождение вещей. Мною было нанесено на карту несколько серий находок вещей, литых в одной литейной форме, и оказалось, что каждая серия заняла на карте свой маленький обособленный район[75]. Район в 15–20 километров соответствовал сфере деятельности одного мелкого мастера. На той территории, которую исследователи считали почему-то монолитной, таких районов должно разместиться около 200.

В других случаях картографический метод помогал уяснить взаимоотношения между городом и деревней и определить экспорт русских ремесленных изделий в соседние страны.

Последним важным разделом специфической методики исследования археологических материалов является технология изготовления вещей. При недостаточности прямых указаний на технику древнерусского ремесла зачастую приходилось определять ее, исходя из сохранившихся следов обработки на самих вещах. В ряде случаев анализ техники ремесленных изделий позволял восходить от вещи к мастеру, ее изготовившему. Так, например, изучение кузнечной продукции привело меня к выводу, что в кузнице работали два мастера — кузнец и его подручный. Установление даты появления каменных литейных форм определило время перехода городских ремесленников к работе на широкий рынок. Для раннего времени техника литейного дела позволила выделить славянские изделия VI–VII вв., приписывавшиеся ранее готам. Именно в этом разделе наиболее существенно сочетание археологических данных с этнографическими.

По целому ряду вопросов, связанных с техникой ювелирного и литейного дела, мне приходилось пользоваться консультацией знатока русских древностей и практика-ювелира проф. Ф.Я. Мишукова, которому пользуюсь случаем принести свою благодарность.

Приобретение технических навыков и обособление ремесла от общехозяйственных задач происходили на обширной русской территории крайне неравномерно, и эта неравномерность была обусловлена совокупностью разнообразных исторических фактов, различно влиявших на темп развития.

Если за исходную территорию при изучении корней русского ремесла принять круг земель, очерченный «Повестью временных лет» для восточных славян, то на этой территории, связанной в эпоху летописца единством языка, культуры, а порой и единством государственных границ, мы, по мере отхода вглубь от эпохи X–XII вв., будем все сильнее ощущать различие исторических судеб каждой отдельной области. Само единство Руси, будучи категорией исторической, возникло лишь в преодолении этих областных различий. Нанесем на карту Восточной Европы общие контуры русских летописных племен и проследим основные этапы хозяйственного развития этого значительного пространства с учетом особенностей каждой отдельной его части. Исключив из нашего обзора палеолитическую эпоху, обратим внимание на неолит, когда смена сурового климатического режима более теплым открыла человеку возможность широкого расселения на только что освободившейся из-под ледяного покрова равнине. Равная техническая вооруженность человека в примерно равных общих условиях юга и севера привела к