Владимир Шигин - Господа офицеры и братцы матросы

В связи с этим любопытны семейные дела известных российских флотоводцев. Герой Чесменского сражения адмирал Спиридов был счастливо женат и имел нескольких сыновей, один из которых тоже стал адмиралом, а другой – известным специалистом по дворянской генеалогии.

Из воспоминаний о кронштадтской жизни Ф. Булгарина: «В старину наши моряки, принужденные зимовать в портах, в которых не было никакого общества, не слишком были разборчивы в женитьбе, и хотя их дочери воспитывались в высших учебных заведениях, знали французский язык, музыку и танцы, но, возвратясь в родительский дом, подчинялись окружающему их, сохраняя память школьных наставлений: tenez-vous droite et parlez fransais («держитесь прямо и говорите по-французски»). Следовательно, в Кронштадте тон высшего круга был тогда в полном смысле провинциальный, с некоторыми особыми оттенками, а где принужденность и жеманство, там смертная скука.

Вторую половину кронштадтского женского общества, левую, или либеральную, сторону (принимая это слово вовсе не в политическом, а в шуточном смысле) составляли жены гарнизонных офицеров, констапелыни, шкиперши, штурманши и корабельные комиссарши с их дочками, сестрами, невестками, племянницами и прочая, прочая. Это было нечто вроде женского народонаселения островов Дружества, преимущественно Отаити, при посещении его капитаном Куком. В этом обществе было множество красавиц, каких я не видал даже в Петербурге. Не знаю, как теперь, но тогда город Архангельск славился красотою женского пола, и по всей справедливости: почтенные водители наших кораблей, штурмана и шкипера, и хранители морской корабельной провизии, комиссары выбирали для себя жен в этой русской Цитере.

Но вся красота заключалась в чертах лица, и особенно в его цвете (carnation) и в глазах…

…Я уже познакомил моих читателей с левою стороною кронштадтского женского общества. Для него отплытие флота и даже выступление на рейд было почти то же, что вакации для школьников. В то время, когда почтенные мужья занимались исправным ведением корабельного журнала или расчетливым распределением съестных припасов на корабле, нежные супружницы веселились напропалую с сострадательными людьми, принявшими на себя хотя приятную, но довольно скользкую обязанность утешать этих Пенелоп. На них красовались лучшие товары контрабанды. К числу забав принадлежали поездки в Ораниенбаум и в Петергоф. Это были пикники, составляемые угодниками красавиц. Эти поездки на катерах с песенниками, а иногда с музыкою, в кругу весельчаков и ласковых красавиц, начинавшиеся на берегу уединенными прогулками и кончавшиеся пиршествами, могли бы соблазнить даже и степенного человека! Громко, дружно, весело молодые люди распевали песню, которая начиналась двумя куплетами И. И. Дмитриева и оканчивалась двумя куплетами кронштадтского барда Кропотова:

Победитель турок при Афоне и Дарданеллах, адмирал Дмитрий Сенявин в юности имел некий роман в Лиссабоне, о чем с удовольствием впоследствии написал в свих мемуарах: «…Два дня в неделю были в городе ассамблеи, которые составляли все иностранные министры, консула, богатейшие негоцианты и несколько вельмож португальских. Один день имел консул голландский Гильдемейстр. Два дня было собрание у Стеца (сей негоциант был из всех богатейший в Лиссабоне, он снабжал эскадру нашу провизиями и всеми прочими вещами, дом его всегда почти был открыт для всех нас русских), а остальные два дня имел Никифор Львович (командир корабля Н. Л. Полибин – В. Ш.) у себя на корабле. В этих собраниях всякий раз были две сестры англичанки по фамилии Плеус, близкие родственницы с домом Стеца. Меньшая называлась Нанси и было около 15 лет. Мы один другому очень нравились, я всегда просил ее танцевать, она ни с кем почти не танцевала кроме как со мной, к столу идти – я к ней подхожу, или она ко мне подбежит и всегда вместе. Она выучила по-русски несколько приветливых слов, говорила мне, я на другой раз, выучив по-английски, отвечал ей прилично и мы так свыклись, что в последний раз на прощание очень, очень скучали и чуть ли не плакали. Это еще не все, а будет продолжение, а только не скоро, а ровно через 28 лет под конец моей молодости и при начале ея старости…»

К сожалению, адмирал так и не дописал свои мемуары, и потому мы уже никогда не узнаем, как произошла через 28 лет встреча бывших влюбленных. Спустя несколько лет после своего бурного романа в Лиссабоне, Дмитрий Сенявин весьма удачно женился на дочери австрийского консула и прожил с ней всю свою долгую жизнь. Удачно были женаты отцы и сыновья адмиралы Мордвиновы, Спиридовы и Чичаговы.

Как и везде, имели место браки по расчету. Это, как правило, были браки с дочерьми высоких сановников или вельмож, что гарантировало быструю и хорошую карьеру, а также на дочерях богатый помещиков, что гарантировало безбедное существование. Классическим примером такого брака по расчету является женитьба контр-адмирала Иосифа де Рибаса на Анастасии Соколовой, незаконнорожденной дочери весьма близкого к Екатерине Второй сенатора И. И. Бецкого. По кончине Бецкого А. И. Рибас по завещанию получила 80000 рублей серебром и 40000 рублей ассигнациями (сумма по тем временам огромная!) и, кроме того, два каменных дома на Дворцовой набережной. Казалось бы, при таких средствах и имея только двух дочерей можно было бы существовать безбедно, но уже в 1796 году де Рибас обращалась к императору Павлу Первому с просьбой о денежном пособии, говоря, что она находится в столь затруднительных обстоятельствах, что не в состоянии поставить даже памятника на могиле Бецкого. Позднее, в 1801 году, она снова просила императора Александра Первого об уплате долга в 30000 рублей, оставшегося после кончины ее супруга адмирала де Рибаса, «не оставившего ей ни малейшего имения к удовлетворению долга». Таким образом, всего за шесть лет брака адмирал де Рибас умудрился промотать 150 тысяч рублей… Вот что значит выгодно жениться!

Что касается адмирала Ушакова, то он всю свою жизнь так и остался холостым. Периодически романисты приписывают адмиралу некий неудачный роман, после которого он, якобы, навсегда зарекся заводить семью. Но все это недостоверно.

Что касается героев обороны Севастополя адмиралов Корнилова и Нахимова, то первый был вполне счастлив, имея любящую супругу и много детей, Нахимов же, наоборот, до конца своих дней так и остался холостым, хотя в ряде свидетельств современников (в частности, в письмах хирурга Пирогова) имеются весьма прозрачные намеки на его многочисленные романы с одинокими матросками.

Весьма любопытно женился известный в свое время адмирал Лисовский (имевший на флоте кличку «дядька Степан»). Уже будучи в адмиральских чинах, перед своим знаменитым плаванием в США в 1863 году, старый холостяк вдруг надумал вступить в брак. Избранницей известного адмирала, к всеобщему изумлению, стала старая и некрасивая купчиха, которую за определенную форму носа и походку острословы тут же прозвали «утицей». Когда Лисовского спросили, почему из множества имевшихся у него вариантов он выбрал самый худший, адмирал философски заметил:

– Чтобы противопоставлять ее обществу корабельную службу!

Впрочем, история женитьбы Лисовского имела продолжение. После смерти адмирала его вдова-«утица» не слишком долго убивалась по почившему мужу и вскоре нашла себе какого-то купчика, нисколько не стесняясь этой скандальной связи. Затем, посчитав, что причитающаяся за мужа пенсия ей мала, «утица» написала письмо императору Александру Третьему, где попеняла царя, что он, неблагодарный, так быстро забыл ее супруга. Уже наслышанный о веселых похождениях вдовицы, император был взбешен ее бесцеремонностью и на письме начертал: «Не я, а Вы, сударыня, столь быстро забыли своего супруга» и в увеличении пенсии велел отказать.

Впрочем, романы случались не только у молодых и холостых, а даже у женатых и вполне солидных людей. Порой даже у них возникало желание вспомнить бурную молодость. Разумеется, ни к чему хорошему это не приводило. Примером тому могут служить амурные похождения П. А. Данилова, который, будучи уже в контр-адмиральском чине, давно и счастливо женат, завел любовницу в своем собственном доме. Вот как он это описывает: «Будучи в моем звании и положении, довольно я возгордился и, по пристрастию своему, к сластолюбию, будучи побужден благосклонностью живущей у нас девицы, которая только названием была таковою, я, несмотря на терзания совести, забыл страх Божий, прилепился к ней непонятною силой, зажегшись одним ее поцелуем, которого и по сие время, когда мне уже 70 лет, истолковать не могу. Внутренность моя горела, но я был бледен как мертвец и дрожал как в лихорадке, как преступник, совершивший убийство. Ах, для чего я тогда не опомнился! Я бы многого избежал зла! Одна страсть к наслаждению влекла меня продолжать таковую интригу и без всякого рассуждения. К большему еще моему несчастию, она была так бесстыдна, что совершенно никого не остерегалась, и как бы тем она хотела прославиться, что она моя любовница, чтобы ее все и почитали за таковую. Но, как была ловка и остра и более, что безынтересна, то сие и привело меня, скажут, к стыду моему до безумия к ней. И хотя часто я терзался совестью даже во время самого наслаждения. Наконец, по благости Всевышнего, она уехала в Петербург, и, правдивее, я чувствовал и печаль и радость, что освободился от принужденного состояния. Но привязанности своей не оставил и писал журнал для нее, который причинил много бедствия в моем доме. Жена моя была беременна около половины, я писал сей журнал, она просила показать, я унес в сени. Это явный знак преступления. Она до того раздражилась, что делала разные и вредные для себя движения в рассуждении своего положения, отчего последствия были очень дурные, ибо она не доносила половины и родила мертвого сына».