Марина Цветаева. По канату поэзии - Гиллеспи Алиса Динега
Помощь проекту
Марина Цветаева. По канату поэзии читать книгу онлайн
Вернуться
367
Bethea D. M. «This Sex Which Is Not One» versus This Poet Which is «Less Than One»: Tsvetaeva, Brodsky, and Exilic Desire // Joseph Brodsky and the Creation of the Exile. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1994. P. 189. «Выбор Софи» – знаменитый роман американского писателя Уильяма Стайрона (1979), описывающий историю женщины, сумевшей выжить в Освенциме. Во время «селекции» Софи вынуждена сделать выбор, кого из двух ее детей оставят в живых, а кого сразу отправят в газовую камеру. Исследование Уте Сток о поэтической этике Цветаевой не касается этического мышления Цветаевой в связи с реальной жизнью; см. Stock U. The Ethics of the Poet: Marina Tsvetaeva’s Art in the Light of Conscience. Leeds: Maney Publishing for the Modern Humanities Research Association, 2005.
Вернуться
368
Мне очень близко наблюдение Кэтрин Чипела, что стихотворение «Две руки, легко опущенные…» следует читать не как «отказ от соучастия <…> но <…> как признание провала и кризиса» (Ciepiela C. The Demanding Woman Poet: On Resisting Marina Tsvetaeva // PMLA. 1996, May. Vol. 111. № 3. P. 430), хотя в конечном счете, по моему убеждению, Цветаева переосмысляет это несчастье как вину не потому, что на самом деле виновата в случившейся трагедии, а потому, что не может перенести чудовищность смерти Ирины как голого, произвольного, неопоэтизированного факта.
Вернуться
369
Здесь особенно значимо стихотворение 1918 года «Не смущаю, не пою…» (1: 434), в котором посредством изощренной поэтической логики левая руки ассоциируется с ложью, а правая, которой пишут стихи и совершают крестное знамение, служит эмблемой истины и веры.
Вернуться
370
В автобиографическом эссе 1934 года «Мать и музыка» Цветаева находит исток собственного поэтического творчества в нереализованных художественных амбициях матери – этот перенос запускает ужасный механизм межпоколенческого паразитирования: «Мать точно заживо похоронила себя внутри нас – на вечную жизнь. <…> Мать поила нас из вскрытой жилы Лирики, как и мы потом, беспощадно вскрыв свою, пытались поить своих детей кровью собственной тоски. Их счастье – что не удалось, наше – что удалось! После такой матери мне оставалось только одно: стать поэтом. Чтобы избыть ее дар – мне, который бы задушил или превратил меня в преступителя всех человеческих законов» (5: 14).
Вернуться
371
Слово «ладан» часто ассоциируется со смертью, например, в выражении «дышать на ладан».
Вернуться
372
Цветаева М. Стихотворения и поэмы: В 5 т. Т. 2. С. 317.
Вернуться
373
Это ощущение коренилось не только в напряженных отношениях Цветаевой с беспокойным сыном-подростком, но и в понимании ею той политической опасности, которую она – вернувшаяся эмигрантка, муж, дочь и сестра которой находятся в сталинских тюрьмах – представляла для своего юного сына в ядовитой атмосфере Советского Союза начала 1940-х гг. Саймон Карлинский (Karlinsky S. Marina Tsvetaeva: The Woman, Her World, and Her Poetry. P. 244) и Лили Фейлер (Feiler L. Marina Tsvetaeva: The Double Beat. P. 259–260) оба указывают на вероятность того, что, если верить воспоминаниям Кирилла Хенкина, политическое положение Цветаевой в последние дни ее жизни было еще более трудным, чем казалось ее друзьям. Хенкин, знакомый Сергея Эфрона по НКВД, утверждает, что Цветаеву вскоре после ее приезда в Елабугу вербовали доносить на других эвакуированных писателей. Хотя Карлинский считает достоверность этих утверждений сомнительной, Ирма Кудрова тщательно разбирает их в свете новых документов – в частности, загадочной дневниковой записки Мура и свидетельства о близком знакомстве Хенкина с семьей Цветаевой еще во Франции – и приходит к убедительному выводу, что утверждение о попытке вербовки Цветаевой НКВД небезосновательно и даже правдоподобно, хотя, скорее всего, об этом до конца никогда не будет известно. См. часть, озаглавленную «Елабуга», в книге: Кудрова И. Гибель Марины Цветаевой. М.: Независимая газета, 1995.
Вернуться
374
Белкина М. Скрещенье судеб. М.: Благовест; Рудомино, 1992. С. 324–325.
Вернуться
375
См. письмо Цветаевой к Ольге Колбасиной-Черновой от 25 ноября 1924 года: «Мой сын ведет себя в моем чреве исключительно тихо, из чего заключаю, что опять не в меня!» (6: 693). Рассказы Цветаевой о необычайно быстром развитии сына в младенчестве также соответствуют житийному канону. Так, в ее письме от 26 мая 1925 года к Пастернаку Мур начинает говорить: «На днях ему 4 месяца, очень большой и крупный, говорит (совершенно явственно, с французским r: “Reuret”), улыбается и смеется» (6: 246). А когда Муру исполняется год, и он уже ходит, удивительный ребенок ведет себя загадочным и причудливым образом: в письме к Пастернаку от 21 июня 1926 года Цветаева поясняет: «Мур ходит, но оцени! только по пляжу, кругами, как светило. В комнате и в саду не хочет, ставишь – не идет. На море рвется с рук и неустанно кружит (и падает)» (6: 259). Читая такие истории, необходимо иметь в виду, что Цветаева в письмах, как и в стихах, ведет себя как художник слова. При том, что материнская гордость, конечно, вполне могла исказить восприятие ею сына, верно и то, что она всецело осознает каноны литературных жанров и традиций и использует их для целей самовыражения. Так, здесь она использует тропы византийской агиографии для определения своего сына как необычного, отмеченного судьбой.
Вернуться
376
Цветаева пишет Ольге Колбасиной-Черновой: «Вообще, у меня чувство с Муром – как на острове, и сегодня я поймала себя на том, что я уже мечтаю об острове с ним, настоящем, чтобы ему некого (оцените малодушие!) было, кроме меня, любить» (6: 742). Позже она не захочет отправлять сына в школу, чтобы избежать развращающего влияния чужих детей и будет всеми силами изолировать его от французской среды.
Вернуться
377
Здесь – поразительная параллель с поздними стихами Иосифа Бродского с их акцентом на «вещности» и тихой, но щемящей иронией: прекрасный пример – стихотворение «Посвящается стулу» из сборника «Урания».
Вернуться
378
О значении выражения «место пусто» в этом стихотворении и в других произведениях Цветаевой см.: Зубова Л. В. Язык поэзии Марины Цветаевой: Фонетика, словообразование, фразеология. СПб.: Издательство СПбГУ, 1999. С. 108–119.
Вернуться
379
Образная система этого последнего стихотворения настойчиво напоминает о стихотворении Пушкина 1821 года «Я пережил свои желанья…»; Цветаева дорабатывает юношескую, романтизированную тоску Пушкина, выражая свое личное, свободное от всяких клише отчаяние.
Вернуться
380
В момент написания этого письма Цветаева переживала краткое увлечение Тагером; к нему обращены несколько ее последних стихотворений.
Вернуться
381
Я здесь повторяю мнение Лили Фейлер (Feiler L. Marina Tsvetaeva: The Double Beat. P. 264). Точнее, как сформулировал Бродский: «Трагизм этот пришел не из биографии: он был до. Биография с ним только совпала, на него – эхом – откликнулась» (Бродский И. Поэт и проза // Цветаева М. Избр. проза: В 2 т. Нью-Йорк, 1979. Т. 1. С. 10). Решив вернуться в Советский Союз, Цветаева знала, что возвращается на гибель; см., например, ее пронзительное письмо Анне Тесковой, написанное 7 июня 1939 года, в период подготовки к отъезду: «Боже, до чего – тоска! Сейчас, сгоряча, в сплошной горячке рук – и головы – и погоды – еще не дочувствываю, но знаю, что2 меня ждет: себя – знаю! Шею себе сверну – глядя назад: на Вас, на Ваш мир, на наш мир…» (6: 479, курсив мой. – А. Д. Г.). Это – предпоследнее письмо, написанное Цветаевой своей многолетней подруге и корреспондентке. Последнее письмо чешской приятельнице Цветаева напишет из поезда, идущего в Москву, и оно читается как прощание с самой жизнью, будто в нем описывается собственный, торжественно убранный перед погребением, труп: «Уезжаю в Вашем ожерелье и в пальто с Вашими пуговицами, а на поясе – Ваша пряжка. Все – скромное и безумно-любимое, возьму в могилу, или сожгусь совместно. До свидания! Сейчас уже не тяжело, сейчас уже – судьба» (6: 480).