Сборник статей - Известные и неизвестные открытия XX века

При создании полномасштабной стационарной экспозиции по истории Соловецких лагерей и тюрьмы нами были поставлены достаточно трудные задачи. Современный посетитель музея – это посетитель нового поколения, живущий в ускоренном темпе посреди огромного потока информации, где коммуникабельность и новейшие технологии сплетены воедино, что диктует совершенно новые методы воздействия на него. При этом для посетителей, рожденных в 1940–50-х гг., понимание исторического прошлого в значительной степени консервативно, а для рожденных в 1990-е гг. – совершенно иное, определяемое объемами полученной или неполученной информации на элементарных уроках истории в школах, в вузах, из кино, прессы… У современного посетителя обработка визуальных образов превалирует над восприятием информации. Незнание целых исторических периодов рождает потребность в кропотливом изучении фактического материала. Восполнение происходит на эмоциональном уровне при получении конкретного исторического документа или предмета. Нужна ли здесь оценка ситуации, анализ произошедшего? Необходимы быстрый доступ к огромным объемам информации на электронных носителях, представление документальной кинохроники, слайд-фильмов, использование новых компьютерных технологий для образного восприятия объектов.

Сложность исторических процессов требует сложности форм показа. Компьютерная графика дает возможность визуального представления исторических процессов и событий на стеновых панелях, баннерах и экранах во всех экспозиционных пространствах. Электронный киоск и монитор позволяют воспроизвести достаточно широкий спектр различной информации (фондовые коллекции, результаты исследований, документальная кинохроника). Использование новейших технологий в современных экспозициях дает возможность восприятия и осознания информации на совершенно другом качественном уровне.

Основная цель экспозиции – максимально точно и последовательно показать организацию и деятельность репрессивных структур на архипелаге. Начинает экспозицию раздел о создании репрессивной системы с 1917 г., когда организация многочисленных концентрационных лагерей по стране была для большевиков первостепенной политической необходимостью для удержания власти. Посетитель воспринимает последовательность исторических фактов и процессов: вначале созданы структуры, затем организована система, затем создан концентрационный лагерь на Соловках, уже далеко не первый и не единственный. Экспозиция выстроена так, что посетитель черпает информацию из двух форм текстовых материалов (исторические документы основополагающего характера и цитаты из воспоминаний бывших заключенных Соловецких лагерей и тюрьмы). Наряду с предметным рядом экспонатов в залы экспозиции введены электронный киоск и телеэкран с кинохроникой 1928 г.

Проходя по экспозиции, расположенной в помещениях лагерного барака, посетитель плавно погружается в исторические события 1920–30-х гг.: он оказывается окружен конкретными документами и фотографиями, картами и цифрами; на стенах-баннерах представлены фотосюжеты того времени, в витринах и на подиумах – исторические вещи, предметы, фрагменты, а с мемориального баннера смотрят лица соловецких заключенных. Последний раздел экспозиции дает возможность увидеть документальную кинохронику 1928 г., что еще раз подтверждает достоверность полученной информации и правдивость увиденного ранее, позволяет переосмыслить историю и роль государства в ней.

На экспозиции устоявшаяся форма музейного показа и возможности новейших технологий образуют сложную систему взаимосвязей, которые дополняют, а не исключают друг друга. Новый посетитель – новые подходы и способы в организации пространства уже существующей экспозиции, создававшейся как постоянно меняющаяся и дополняемая. Научно-исследовательские и экспедиционные работы являются основой постоянного пополнения как информационного, так и предметного ряда. Перспектива развития данной экспозиции – в расширении площадей и тематических разделов не только в близлежащих постройках, но и на прилегающих территориях, где можно разместить крупногабаритные экспонаты прямо под открытым небом. Работы продолжаются.

О. В. Бочкарева

Академик Виктор Максимович Жирмунский (1891–1971) известен в научном мире прежде всего как филолог, специалист по немецкой литературе, лингвистике, фольклору, поэтике, русской поэзии Серебряного века, сравнительному литературоведению. Однако до недавнего времени почти не была известна другая сторона его творчества – его собственные стихи. Между тем в молодости, в студенческие годы он писал довольно много стихов, но, за исключением одной-двух попыток послать их в тогдашние литературные журналы, никогда не публиковал их. Вместе с тем эти стихи представляют немалый интерес. В домашнем архиве семьи Жирмунских сохранилось несколько тетрадей с автографами его стихов, написанных в конце 1900-х – начале 1910-х гг. Некоторые из них были недавно опубликованы нами в журнале Russian Literature[58].

Поэзией Жирмунский начал интересоваться в ранней юности. Его духовное становление проходило в 1900-е гг., в эпоху расцвета символизма и как поэтической школы, и как философии. Еще в школьные годы, будучи учеником Тенишевского училища, он увлекался символистами, пробовал сам писать стихи. Первым литературным пробам пера будущего ученого, его юношеским публикациям в журнале «Тенишевец» была посвящена обстоятельная статья А. В. Лаврова 1996 г., в которой справедливо отмечается символистская традиция в стихах молодого Жирмунского[59][60].

Между тем путь Жирмунского к символистской поэзии не был прям. В его юношеских дневниках, относящихся к периоду обучения в Тенишевском училище, в частности в дневнике 1905–1906 гг., перед нами предстает процесс постепенной эволюции его поэтических вкусов. Первые литературные опыты Жирмунского относятся к 1905 г. Вначале, в связи с политическими событиями 1905 г., его интересует исключительно гражданская поэзия. Дневниковые записи этого периода свидетельствуют о том, что в вечном споре сторонников чистого искусства и гражданской поэзии Жирмунский явно на стороне последних. В частности, 30 декабря 1905 г. он записывает: «Стихи и рифмы мои довольно на этот раз банальны, но чувство искренне именно потому, что я не поклонник “чистого искусства” ради искусства»[61]. Эти тогдашние взгляды Жирмунского заметны и в его восприятии русской поэзии. Зимой 1905–1906 г. он начинает серьезно знакомиться с творчеством Пушкина (будучи изначально воспитан на немецкой литературе, он русскую поэзию начал читать несколько позднее), и именно в силу своего тогдашнего увлечения пафосом гражданской лирики он стремится и в пушкинской поэзии увидеть прежде всего «национальное», «народное» и не приемлет идейного пафоса зрелых пушкинских стихов о назначении поэта и его непонятости толпой. «Пушкин – художник чисто национальный, несмотря на его безумный бред о жреце искусства, разобщенном с жизнью и ее страстями, ничего не имеющими общего с “ничтожной чернью”. Увы, эта ничтожная чернь слишком часто занимает перо великого поэта, что бы он об этом ни говорил»[62]. Здесь Жирмунский, по-видимому, подразумевает поздние стихи Пушкина: «Поэт», «Поэту», «Поэт и толпа («Чернь»), «Из Пиндемонти» и др., в которых отражены известные пушкинские идеи «тайной свободы» художника и его независимости не только от власти, но и от читателя.

Однако уже в те дни Жирмунский начинает чувствовать, что одного лишь гражданского, социального пафоса недостаточно. Будучи всей душой на стороне прогрессивного общественного движения, он все же задумывается и о других сторонах лирики.

Большое влияние на поэтические вкусы Жирмунского-подростка оказал его домашний учитель Григорий Яковлевич Красный (1881–1970), впоследствии известный юрист и общественный деятель, а тогда студент, дававший Жирмунскому частные уроки латинского и древнееврейского языков. Они много спорят, обсуждают стихи. Красный явно хочет направить вкусы своего ученика к эстетизму, тот сопротивляется. Но каждый раз задумывается над словами Красного. Так, в разгар декабрьского вооруженного восстания в Москве Жирмунский пишет несколько стихотворений, полных гражданского пафоса, но довольно банальных в художественном отношении. Он показывает эти стихи Красному. 30 декабря 1905 г. Жирмунский записывает в дневнике реакцию Красного: «Читал Г<ригорию> Я<ковлевичу> мое стихотворение на московское восстание. Он остался очень недовольным: тема, по его мнению, избитая, образы давно всем надоели, содержание не идет дальше переживания Марсельезы на манер всяких новейших стихотворений»[63].