Станислав Говорухин - Чёрная кошка

Кино в моей жизни

Какое же было первое кино в моей жизни? По-моему, — «Котовский». Случилось это событие году в 42–43-м в маленьком уральском городке в верховьях Камы.

Конечно, это было чудо. Я влюбился в кино мгновенно и навсегда.

Потом были и «Чапаев», и «Пархоменко», и «Веселые ребята», и «Волга-Волга», «Тринадцать», «Трактористы»… Большой уж был парень — 7–8 лет, — а все заглядывал за экран — где же там прячутся артисты.

Открытие кино для меня оказалось на первых порах посильнее, чем радость встречи с интересной книгой. Но только, конечно, поначалу. Любовь к книге оно перешибить не могло.

Не один самый великий постановщик не сможет поставить фильм лучше того, который возник в твоем воображении. Читая книгу, ты мысленно экранизируешь ее: хорошо представляешь место действия, ясно видишь всех персонажей, у тебя не сможет возникнуть проблемы с нехваткой средств для воплощения замысла, ты не можешь ошибиться в выборе актера; все, что написано в книге, ты ярко представляешь себе в своем воображении.

Вот почему самая талантливая экранизация любимой книги не может стопроцентно устроить читателя. Он уже видел этот фильм, он уже поставил его. Переубедить его, что все должно выглядеть не так, как он представлял, будет очень трудно. После войны на экраны советских кинотеатров пришло «трофейное кино». Перед просмотром фильма на экране появлялась надпись: «Этот фильм взят в качестве трофея после победы над Германией».

На самом деле это были американские фильмы: «Касабланка», «Сети шпионажа» («Гибралтар»), «Судьба солдата в Америке» («Бурное двадцатилетие»), «Путешествие будет опасным» («Дилижанс»)…

Великое кино! Судя по тому, куда движется нынешнее заокеанское кино, американцам уже никогда не достигнуть того уровня.

«Тарзан». Наивную сказку о Тарзане мы, мальчишки, смотрели по нескольку раз каждую серию. Это кино умерло — не выдержало испытания временем. Тогда, после войны, на экраны вывалилось много американских коммерческих поделок, которые сегодня смотреть невозможно.

А вот Чарли Чаплин бессмертен. В мировом кинематографе много великих имен. Гений — один. Чарльз Спенсер Чаплин.

В марте 53-го умер Сталин, началась хрущевская «оттепель» — короткий, сроком всего в десять лет, всплеск всех искусств и литературы.

Сколько замечательных книг мы прочли в эти годы: от «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева до «Одного дня Ивана Денисовича» Александра Солженицына. Какие были удивительные театры: «Современник» в Москве, Большой драматический — в Ленинграде. Сколько чудесных фильмов появилось на экране: «Весна на Заречной улице», «Баллада о солдате», «Дом, в котором я живу», «Приходите завтра», «Я шагаю по Москве», «Никто не хотел умирать», — не перечесть! А новое польское кино и его лидер — Анджей Вайда! А новая французская волна с Жаном Люком Годаром во главе! Помню, зимой 62 года все общежитие института кинематографии, расположенное у черта на куличках, на Яузе, просыпалось в 6 часов утра и нестройными колоннами шло в институт по морозцу. Ровно в семь утра в актовом зале начинались просмотры фильмов — в Москве шла Неделя французского кино.

Но был в этом десятилетнем талантливом многообразии один фильм, который оставил незаживающий рубец на сердце.

В ноябре 57 года я вернулся из Средней Азии, с геологической практики — в Казань, в родной университет. Кто-то из друзей, таких же киноманов, как я, сказал: «Тут без тебя шел такой фильм… обалдеть!»

Я стал рыскать по городу, искать его. Нашел в маленьком кинотеатре «Пионер»…

…Дышать я не мог. Нос заложило, из глаз текло, останавливалось сердце… Я вышел из зала другим человеком. Фильм назывался — «Летят журавли».

Я потом пересматривал его много раз. Впечатление было такое же, и ощущения во время просмотра те же — вот-вот разорвется сердце.

Если меня спросят: назовите в мировом кинематографе самый-самый фильм, я отвечу, не раздумывая: фильм всех времен и народов — «Летят журавли».

Ну а теперь, о собственном, с позволения сказать, творчестве…

Мой первый фильм, курсовая работа студента третьего курса. Я, было, забыл о нем. Но недавно мне подарили диск: «Первые фильмы известных режиссеров». Там, в очень хорошей компании (Рустам Хамдамов, Андрей Тарковский) — и я с «Аптекаршей». Посмотрел. Стыдиться нечего, не хуже двух других фильмов.

«Аптекарша» — ранний рассказ Чехова, это когда он еще был Антошей Чехонте. 

О фильме — как он делался — написано много в этой книжке.

Наша дипломная работа с Борисом Дуровым. Получили за нее по пятерке.

Прошло 42 года, фильм показывают по телевидению ежегодно по нескольку раз. Подавляющее большинство знаменитых советских альпинистов выбором своей спортивной профессии обязаны «Вертикали».

В моей личной жизни период работы над «Вертикалью» — время решающих перемен.

Декабрь 1966-го. Я только что вернулся из горной экспедиции; стою в монтажной у окна, входит девушка с коробками пленки. Поставила коробки и ушла.

— Кто это? — спросил я у монтажера.

— Это Галя, наша новая монтажница.

— Эта девушка будет моей женой, — сказал я.

Монтажер рассмеялась.

Я уж не помню: пошутил я тогда или всерьез сказал. Но так и получилось — мы с Галей живем уже сорок лет. 

В этом фильме я собрал удивительный актерский ансамбль: Николай Крючков, Борис Андреев, Иван Переверзев, даже знаменитый артист еще немого кино Петр Соболевский. Какое счастье было общаться с этими гигантами! Как уважительно относились они к молодому неопытному режиссеру!

Ф. Феллини как-то спросили — за что вы любите кино? Он ответил: за образ жизни.

Это было лучшее время в моей киножизни. В нашем распоряжении был целый корабль, огромный пассажирский лайнер «Крым»; в следующем году он должен был идти на металлолом, а пока на нем проходили практику курсанты мореходки. Мы перекрасили борта судна в черный цвет, старинной вязью написали новое название: «Цесаревичъ». Странное судно со странным названием входило в порт, на борту всенародные любимцы — представляете, как нас встречали!

Была осень, дожди, туманы… Я звонил, к примеру, в Батуми:

— Алле! У вас солнце есть?

— Жара!

— Причал дадите?

— Для вас, генацвале…

Мы разворачивали корабль и шли в Батуми.

Подходим к Батуми в шесть утра, на причале стоят три человека в кепках-аэродромах, у ног — огромный котел, дымок из-под крыши. Хаш.

После этой веселой и интересной морской экспедиции я решил, что вся жизнь в кино будет таким вот сахаром, но нет — были и физически тяжелые киноэкспедиции, собирались иной раз группы с тяжелой внутренней атмосферой.

— Жили-то вы весело, — скажет читатель. — А результат?

Фильм вышел на экраны в начале 1969 года и имел огромные кассовые сборы.

Картина снята по рассказу чудесного детского писателя Бориса Житкова. 

Снова об альпинистах по нашему с Э. Володарским сценарию, но уже исторический сюжет — война, 1942 год.

Вот эта горная киноэкспедиция была уже точно не сахар.

26 июля в 9.15 утра, на высоте более 3 тысяч метров наш вертолет вмазался в скалу.

Мы вылетели на разведку — искали места для съемок. Попробовали сесть на неровную площадку над ледником.

Почти сели, но пилоты поняли, что машину может перекосить и тогда лопасти заденут за высокие скальные выступы. Стали поднимать вертолет. Но в разреженном воздухе на большой высоте Ми-4, да еще груженый, не может подниматься так, как внизу, в долине. Он должен набрать скорость. Лучше всего подползти к обрыву и, чуть падая вниз, набирать, как самолет, скорость, а с ней уже — и высоту.

Я как раз поднялся по лесенке, ведущей в кабину, и вдруг увидел искаженный профиль пилота и несущийся на нас скальный гребень. Я спрыгнул вниз, в салон. Это спасло меня. Место, где я стоял, было расплющено после удара.

И еще я успел подумать: неужели смерть?

Неправда, что у человека в такое мгновение проносится перед глазами вся жизнь. Я хорошо помню, что подумал в ту секунду перед тем, как потерять сознание.

— Неужели смерть? В 33 года, как раз в возрасте Христа! — в газетах так и напишут (видите, нашлось место и юмору, правда, юмору висельника). Нет, не может быть! Как же вот так, сразу? Должно же быть какое-то предупреждение, знак, предчувствие! Ничего не было… Нет, я останусь жив…

Когда я очнулся, стояла тишина. Сознание мое возвращалось. Жив — первое, что я осознал. Попробовал пошевелить ногами — не могу. (Искалеченные ноги оказались запутанными в хитром сплетении опор скамейки, что стояла вдоль борта.) Попробовал расшнуровать ботинок — перебитые пальцы не слушаются. Ко мне подполз мой товарищ, альпинист Леня Елисеев. Помог расшнуровать ботинки, освободить ноги…