Вера Сахарова - Мультикультурализм и политика интеграции иммигрантов: сравнительный анализ опыта ведущих стран Запада

Подобного рода процессы имели место и в Канаде. В 2007 г. Канада, где общая численность населения составляет 33,39 млн человек, принимала по 5,8 иммигранта на 1 тыс. жителей страны в год, большинство из которых составляли лица неанглийского и нефранцузского происхождения, преимущественно представители так называемых видимых меньшинств, которые уже тогда составляли более 32 % населения страны.

Вместе с тем до 1960-х гг. так называемые иммигрантские государства оставались относительно гомогенными в расовом и культурном отношении, что было результатом не только исторических обстоятельств (иммиграция «избыточного» населения из Европы), но и целенаправленной политики квот по расово-этническим критериям при приеме иммигрантов, которые де-факто действовали и в Западной Европе. В годы экономического подъема от этих критериев отказались: в США – в 1965 г., в Канаде – в 1967 г., в Австралии – в 1973 г. Так, в новом «Иммиграционном акте», принятом в США, была провозглашена постепенная отмена расово-национального принципа отбора иммигрантов: всем странам «предоставлялись» равные доли, однако доля выходцев из каждой страны не должна была превышать 20 тыс. мигрантов. Отличительной чертой данного закона было то, что преимуществом въезда в США пользовались не только ближайшие родственники граждан страны, проживающие за рубежом, но и ученые, врачи и представители других дефицитных специальностей, включая высококвалифицированных рабочих. Одновременно впервые в истории США были введены ограничения для иммигрантов из стран Латинской Америки.[70]

Тогда же увенчалась успехом многолетняя борьба за гражданские права цветного населения США. «Акт о гражданских правах», принятый Конгрессом в 1964 г., запрещал дискриминацию при найме на работу и получении образования по признаку расы, пола, религиозных убеждений и этнического происхождения. Важно подчеркнуть, что данный законодательный акт классифицирует дискриминацию, обусловленную местом рождения конкретного лица, его происхождением, культурой или языком, как противоправное действие. Следовательно, людям не может быть отказано в равных возможностях на основании того, что они или их семьи являются выходцами из другой страны, их имя или акцент указывают на их принадлежность к группе определенного национального происхождения, они имеют определенные обычаи, которые указывают на их принадлежность, или потому, что они состоят в браке или связаны с лицами, принадлежащими к группе определенного национального происхождения.[71] В результате был создан достаточно эффективный административно-правовой механизм регулирования расово-этнических отношений, на несколько десятилетий обеспечивший относительный «мир» между представителями различных рас в американском обществе. Однако президент Дж. Кеннеди, который инициировал такого рода политику, начал вводить ее «лишь после того, как американская элита под влиянием расовых волнений в американских городах в 1950-е годы “кожей ощутила” угрозу распада нации. В таких условиях началось наступление на расизм. Этот процесс стал действительно необратимым после поддержки идей межрасового равенства крупнейшими американскими СМИ и, что немаловажно, “фабрикой грез” Голливудом, а в конечном счете вследствие того, что изменилось общественное мнение. Опора на общество сделала возможными реформы в сфере межрасовых отношений, она же обеспечила их эффективность», – отмечает Э. Паин.[72] Сегодня следует признать, что федеральная политика борьбы с расовой дискриминацией, активизировавшаяся в 1950–1960-х гг. благодаря усилиям президентов Д. Эйзенхауэра и Дж. Кеннеди, и борьба за гражданские права цветного населения США действительно принесли ощутимые результаты. Однако сейчас главные проблемы в этой сфере связаны не столько с феноменом неравенства в политическом участии, сколько с тем, что основные полномочия в деле реализации социальной политики переходят от федерального правительства к штатам, и это вполне соответствует логике децентрализации страны. В результате афроамериканские и испаноязычные общины, сосредоточенные в мегаполисах, оказываются один на один с местными политическими институтами, а также с громоздкими и часто неэффективными муниципальными бюрократиями, не обладающими достаточными ресурсами и испытывающими воздействие множества конкурирующих групп интересов.

В Австралии выбор в пользу политики мультикультурализма был связан главным образом с «оскудением иммиграционного потока к началу 1970-х гг., что могло повлечь за собой неблагоприятные последствия для демографической и экономической ситуации в стране».[73]

Именно в 1960–1970-х гг., когда в США, Канаду, Австралию и страны Западной Европы хлынул мощный иммиграционный поток из государств третьего мира, во многих из них стали формироваться предпосылки для новых расколов и конфликтов. Чрезвычайно важную роль сыграло то обстоятельство, что поведение новых иммигрантов опровергнуло сложившиеся ранее представления об американской нации как «плавильном котле». Они не поддавались ни интеграции, ни ассимиляции. Общий образовательный и культурный уровень новых иммигрантов оказался крайне низким; в 1995 г., когда полного школьного образования не имели 12 % коренного населения США, доля таковых среди легальных иммигрантов превышала 40 %; средний же уровень их образования был в 4 раза ниже, чем у рядового американца. Не удивительно, что уделом иммигрантов стала работа в низкооплачиваемых секторах экономики, обособление от коренного населения; как результат, возникли новые культурные и социальные барьеры внутри страны. «Важной составляющей большинства ситуаций этнического антагонизма являются групповые барьеры и привилегированный доступ к ресурсам», – отмечает известный британский социолог Э. Гидденс.[74] В итоге новые иммигранты образуют диаспоры и локальные сообщества, живущие по своим традиционным «законам», и лишь формально принимают законы новой родины. Вследствии концентрации преимущественно в крупных городах иммигранты составляют сегодня от четверти до трети их населения, а в некоторых мегаполисах Северной Америки – от трех четвертей до четырех пятых.[75] Концепция «плавильного котла»[76] оказалась неадекватной для описания всей сложности этнических процессов в современном американском обществе: вместо того чтобы «переплавляться» в американцев, новые потоки иммигрантов все больше «разбавляют» американские ценности своими. Расхожая шутка этнологов суммирует реальные результаты плюралистической интеграции, к которой было вынуждено обратиться американское общество: «Мы (Соединенные Штаты) думали, что варим суп, а получили салат». Не случайно по окончании холодной войны проблема неконтролируемой массовой миграции стала одной из главных опасностей в дискурсе западного общества. Установление контроля, где это возможно, в рамках демократии над неассимилируемыми группами иммигрантов стало сегодня сверхзадачей стран Запада.

Поскольку мультикультурность западных обществ, раз провозглашенная, не подлежала отмене, а необходимость избегнуть выполнения ко многому обязывающими обещаний новым меньшинствам стала настоятельной, изначальная, «полная», версия политики мультикультурализма, примененная к автохтонным меньшинствам, в отношении иммигрантов была исподволь замещена «усеченным» мультикультурализмом. Было установлено ясное концептуальное различие между «имеющими исторические корни аборигенными группами меньшинств» и сообществами иммигрантов, у которых нет шансов получить статус этнического меньшинства и, используя его, требовать «признания языковых прав и средств для поддержания собственной самобытной культуры».[77] Именно это разделение меньшинств на два класса в зависимости от степени их укорененности привело к появлению практики двойных стандартов в подходе к решению их проблем. И хотя в условиях демократии «коренное» белое большинство не может прямо институционализировать право на доминирование в государстве, это доминирование обосновывается тем, что различие коллективных прав граждан, принадлежащих к различным культурным группам, зависит от глубины и длительности связей с национальной территорией. Как пишет профессор Калифорнийского университета (Санта-Крус) М. Браун, за последние 20 лет разрыв в оплате труда белого и небелого населения США не только не уменьшался, но и значительно увеличился, то же можно сказать и в отношении безработицы: за эти годы число безработных небелых увеличилось в два раза. Таким образом, неявно сохраняется практика дискриминации по расовым признакам. Одновременно истощаются и финансовые возможности государства для проведения эффективной политики интеграции иммигрантов, в первую очередь из-за старения населения США: в 2008 г. за пенсией и обещанной бесплатной медицинской помощью начали обращаться представители поколения бэби-бума. По прогнозам, между 2000 и 2030 гг. число американцев старше 65 лет удвоится и достигнет 71,5 млн человек. Понадобятся огромные средства, чтобы через 25 лет закрыть бюджетный дефицит в 65 900 млрд долларов.[78]