А Макаров - К истокам Тихого Дона

Изучение системы заимствований в «Тихом Доне» показало, что чужеродные вставки в тексте романа (заимствования) впервые появляются с середины 4-й части, описания Корниловского движения 1917г. И именно на эти страницы как на самые ранние в своей работе указывает Шолохов. Столь важное совпадение многозначительно и может стать ключом к реконструкции истории создания известного нам текста и характера работы Шолохова над «Тихим Доном».

Непрофессиональный уровень обработки заимствуемых материалов рисует нам вполне определенный портрет начинающего литератора. Беспорядочные и идеологически тенденциозные отрывки функционально зачастую никак не связаны с содержанием основной, художественной части. Характер их включения в основной текст сродни тем алогичным противоречивым и просто сомнительным версиям работы над «Тихим Доном», которые мы встречаем у Шолохова.

Суммируя высказывания Шолохова о создании романа, можно выделить следующие основные положения его собственной версии:

1. Начало работы — описание корниловского движения в августе 1917г.

2. Мотив работы — стремление

«показать казачество в революции».

3. Объем первоначальной работы: 3-4 п.л.(1932г.), 5-6 п.л.(1937г.)

4. Прекращение работы: стремление расширить тему, пояснить читателю

«почему же казачество приняло участие в подавлении революции».

5. Отсутствие на страницах четвертой части центрального персонажа, Григория Мелехова объяснялось тем, что знакомство Шолохова с Харлампием Ермаковым, с которого списана

«только его военная биография: «служивский» период, война германская, война гражданская»,

состоялось лишь в 1926 году.

6. Переход к окончательному замыслу «Тихого Дона» Шолохов характеризовал так:

«Материала у меня обилие... («Комсомольская правда», 17.8.34), «Устранялись лиш

ние, эпизодические лица. Посторонний эпизод, случайная глава, — со всем этим пришлось в процессе работы распроститься»

Прежде всего в версии Шолохова вызывает удивление мотивация:

«почему же казачество приняло участие в подавлении революции».

Здесь мы сталкиваемся с хорошо знакомыми нам по тексту «Тихого Дона» характерными «соавторскими» чертами.

— Слабое знание истории. Казачество не участвовало в подавлении революции в 1917г., так как никакого «подавления» не было! Наоборот в июльские дни казачьи полки поддержали ЦИК и Временное правительство (пришедшее к власти в результате революции и опиравшееся на социалистов). Шолохов, используя представления и штампы советской пропаганды 20-х годов, смешивает понятия революции и гражданской войны и, соответственно, роль казачества в этих событиях.

— Противоречивость версии Шолохова по отношению к содержанию самого «Тихого Дона». Достаточно перечитать соответствующие главы 4-й части «Тихого Дона», чтобы увидеть: никакого подавления революции не было и не могло быть. Некому было подавлять в 17-м, ибо казачьи полки в той же мере, что и остальные армейские части, были разложены.

— Идеологизированное мировоззрение Шолохова. Представление борьбы казачества в защиту родной земли как участие казаков в подавлении революции показывает восприятие революции Шолоховым с позиций советской пропаганды, для которой всякое сопротивление действиям большевистской власти отождествлялось с борьбой против революции, а большевики изображались ее единственными представителями и выразителями.

— Внутренняя противоречивость шолоховской версии. В разное время объем выполненной в 1925г. работы указывался с заметным разбросом.

Противоречия усугубляются в результате анализа «заимствований» в романе. Начав с описания Корниловского движения, Шолохов якобы возвращается к истории и жизни предвоенного казачества и работает, исключая «лишние» эпизоды и лица.

Текстологическое же исследование обнаруживает прерывистость и запутанность художественного повествования именно с того места, где первоначальный текст, по словам Шолохова, «включен» в текст романа. Художественный текст фрагментируется, истончаются либо совсем прерываются отдельные сюжетные линии, выпадают важные персонажи, целые социальные слои (духовенство, купечество, интеллигенция, белое офицерство) полностью исчезают со страниц «Тихого Дона», суживается и упрощается «авторский» взгляд на происходящие (описываемые) события, многоцветие и многоплановость меркнут, тускнеют, упрощается масштаб жизни.

И когда Шолохов говорит о кропотливом изучении военной литературы, разборе военных операций, изучении многочисленных мемуаров, об ознакомлении с зарубежными, даже белогвардейскими, источниками, то мы уже знаем, что:

— работа с белогвардейскими источниками — прямое, часто случайное включение отрывков из этих воспоминаний в создаваемый текст;

— кропотливое изучение военных операций — бездумное, механическое соединение разнородных текстов, вызывающее грубые хронологические и фактические ошибки.

И, наконец, важный пункт шолоховской версии — отсутствие в первоначальных набросках Григория Мелехова. Недавняя публикация Л.Колодным («Московская правда», 20 мая 1990г.) неизвестной главы из «Тихого Дона» показала, что прообраз Григория Мелехова существовал в рукописи с самого начала. Даже его имя — Абрам Ермаков — совпадало с фамилией прототипа. Следовательно, причины отсутствия (или исключения?) центрального персонажа в тексте четвертой части романа иные — не те, что указаны Шолоховым.

Мы проанализировали текст «Тихого Дона» в самых различных аспектах. И повсеместно обнаруживается раздваивание, расслоение текста на принципиально различные части. В романе существуют два различных пространства, в которых действуют герои, — и лишь одно из них реально совпадает с исторической областью Войска, в то время как в другом пространстве совершаются путаные перемещения персонажей.

Два различных хронологических ряда, из разных календарных стилей тянутся через часть книги, а точнее, лишь те ее главы, в которые Шолохов ввел «вставные» эпизоды. Единому и исторически достоверному хронологическому ряду основного текста противостоит другой, с ошибками и анахронизмами. Оба пространства романа различны по используемым художественным средствам: прямому заимствованию при крайне бедном, даже примитивном изображении действия противостоит творческий метод создания полноценного повествования.

Различны и авторские понятия и представления в этих частях. Если в одной мы встречаем энциклопедические познания автора о жизни, истории своего народа, детальные описания происходивших событий, то в другой мы сталкиваемся с явной безграмотностью и отсутствием ясного представления о самых общих обстоятельствах описываемого времени. Язык одной части «Тихого Дона» может считаться образцом чистоты и яркости народной речи. В другой мы встречаем лексику, напоминающую нам деда Щукаря.

Идейные основы творчества в обоих слоях книги разительно не совпадают, прямо противоположны друг другу. «Тихий Дон» шолоховской редакции не может быть признан цельным художественным произведением. Во всех «вставных» местах романа чувствуется пришлый, чуждый казакам человек.

Полученный материал позволяет уверенно утверждать, что в работе над текстом «Тихого Дона» участвовали по крайней мере два человека. При этом роль одного из них могла быть лишь чисто внешней, механической — ролью компилятора и редактора, но никак не создателя, не автора основного художественного текста, которому книга обязана мировой славой и признанием. Итак, наша работа безусловно подтверждает авторство Шолохова, но следует задать при этом вопрос: авторство чего?

Исследование текста позволило выделить в нем два принципиально различных слоя, лишь один из которых можно уверенно приписать Шолохову. Способ создания этих страниц «Тихого Дона» лежит через заимствование и переложение текста книг других авторов, а характерные приемы и возникающие при этом ошибки вполне аналогичны во всех рассмотренных нами случаях.

Картина ясна! Но прежде чем произнести окончательное суждение, предоставим слово Михаилу Александровичу, чтобы узнать его отношение к проблеме авторских прав.

А Шолохов свое мнение об авторских правах и не скрывал!

В советской истории существовал короткий период после окончания «большого террора» 30-х годов, когда уцелевшие наверху пирамиды власти, опьяненные тем, что угроза смерти обошла их стороной, решили, что можно уже ничем не стесняться.