А Макаров - К истокам Тихого Дона

Полевые сумки

А Шолохов свое мнение об авторских правах и не скрывал!

В советской истории существовал короткий период после окончания «большого террора» 30-х годов, когда уцелевшие наверху пирамиды власти, опьяненные тем, что угроза смерти обошла их стороной, решили, что можно уже ничем не стесняться.

Новые люди — «кадры, которые решали все», очевидно уверились в незыблемости и вечности своей власти. Тогда в 1939г. они были в упоении своей «победы».

Главное действующее лицо нашего исследования, Михаил Александрович Шолохов, занимал отнюдь не последнее место в утвердившейся иерархии. На XVIII-м съезде «победителей» он не только присутствовал, но даже выступил с речью. Шолохов говорил в ней о многом, но нас в контексте нашего исследования интересует та часть его речи, которая была посвящена стоявшим перед писателями задачам:

«Советские писатели, надо прямо сказать, не принадлежат к сентиментальной породе западноевропейских пацифистов... Если враг нападет на нашу страну, мы, советские писатели, по зову партии и правительства, отложим перо и возьмем в руки другое оружие [...]

В частях Красной Армии, под ее овеянными славой красными знаменами, будем бить врага так, как никто никогда его не бивал, и смею вас уверить, товарищи делегаты съезда, что полевых сумок бросать не будем — нам этот японский обычай, ну... не к лицу. Чужие сумки соберем... потому что в нашем литературном хозяйстве содержимое этих сумок впоследствии пригодится. Разгромив врагов, мы еще напишем книги, о том, как мы этих врагов били. Книги эти послужат нашему народу и останутся в назидание тем из захватчиков, кто случайно окажется недобитым».[73]

А ведь точно сказал Михаил Александрович: «соберем» и «напишем»!

Случайно ли проговорился в запале своего выступления Шолохов или специально включил эти слова, косвенно подтверждая «отвлекающую» версию об убитом офицере и содержимом его полевой сумки[74] — мы не знаем и вряд ли можем теперь это узнать. Но сами шолоховские слова знаменательны: он публично во всеуслышанье признал допустимость и правомочность для себя подобных действий.

Вот и мы вправе теперь задать в его адрес вопрос: собрал и написал? и, основываясь на всех полученных в нашем исследовании данных, дать на него положительный ответ. Круг нашего исследования замкнулся. Сам Шолохов дал нам недостающее звено — собственные показания по делу авторства.

Вот уж воистину — язык не даст соврать, как писал Александр Солженицын.

Сформулируем кратко основные выводы нашей работы. Первый вывод — о сложном составе «Тихого Дона». Текст заметно фрагментирован, а отдельные эпизоды замещены или дополнены особыми отрывками, заимствованными из нескольких опубликованных в 20-е годы книг. Сопоставление и системный анализ основного текста и заимствований указывает на разновременное участие в работе над романом нескольких авторов.

Второй вывод — о творческих возможностях и методах работы Шолохова. Изучение конкретных изменений, которые он вносил в заимствуемый текст, решительно показывает невысокий уровень его знаний по истории и географии Области войска Донского, недостаточное знание самих описываемых в романе событий. Повсеместно наблюдается пристрастное и идеологизированное отношение Шолохова к казачеству, характерное как раз для писателей-коммунистов 20-х годов.

Контраст с тем, что мы встречаем в основном тексте «Тихого Дона» столь значителен, что сам собой напрашивается вывод: незавершенная чужая рукопись была Шолоховым частично уничтожена, а частично — отредактирована и восполнена чужеродными заимствованиями для придания отдельным фрагментам текста видимости единства действия и развития сюжета.

И, наконец, третий вывод: проблема авторства в свете новых данных предстает по-иному. Вопрос о том, кто является автором «Тихого Дона» — Шолохов или, например, Крюков представляется некорректным. У известного нам текста несколько авторов, этот текст не является органически цельным единым художественным произведением. Выделив в результате текстологического анализа из основного (художественного) текста чужеродные вставки, мы определили ту его часть, относительно которой мы можем корректно поставить вопрос о реконструкции первоначального текста романа — протографа и его авторстве.

...Степь родимая! Горький ветер, оседающий на гривах косячных маток и жеребцов. На сухом конском храпе от ветра солоно, и конь, вдыхая горько-соленый запах, жует шелковистыми губами и ржет, чувствуя на них привкус ветра и солнца. Родимая степь под низким донским небом! Вилюжины балок, суходолов, красно-глинистых яров, ковыльный простор с затравевшим гнездоватым следом конского копыта, курганы в мудром молчании, берегущие зарытую казачью славу... Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донская, казачьей, не ржавеющей кровью политая степь!

...Тебя люблю, родимый край... И тихих вод твоих осоку, и серебро песчаных кос, плач чибиса в куге зеленой, песнь хороводов на заре, и в праздник шум станичного майдана, и старый милый Дон — не променяю ни на что... Родимый край...

Напев протяжный песен старины, тоска и удаль, красота разгула и грусть безбрежная — щемят мне сердце сладкой болью печали, невыразимо близкой и родной... Молчанье мудрое седых курганов, и в небе клекот сизого орла, в жемчужном мареве виденья зипунных рыцарей былых, поливших кровью молодецкой, усеявших казацкими костями простор зеленый и родной... Не ты ли это, родимый край?

«Правда», 1929. 29 марта.

Литературовед И.Н.Медведева-Томашевская

«Правда», 1929. 29 марта.

«Стремя...», с. 16-17.

«Стремя...», с. 17.

«Стремя...», с. 19.

«Вопросы литературы», 1989, № 8, с.152. В этом номере из книги Р.А.Медведева опубликована одна глава (с.152-177). на русском языке — пока единственная. Кроме того, приведен его же ответ на критику книги со стороны профессора Г.Ермолаева (с. 198-216)

«Вопросы литературы», 1989, № 8. с. 177.

«Вопросы литературы», 1989, № 8, с. 202.

В.В.Гура. Как создавался «Тихий Дон». М., «Советский писатель», 1980;

С.Н.Семанов. В мире «Тихого Дона». М., «Современник», 1987.

ГС.Ермолаев. О «Стремени "Тихого Дона"». «Русская литература», 1991, № 4, с.34-44.

«Вопросы литературы», 1989, № 8, с.177-198; 1991, № 2, с.64-68; 1992, выпуск l, c.355-358.

Г.Хьетсо, С.Густавссон, Б.Бекман, С.Гил. Кто написал «Тихий Дон»? М., «Книга», 1989, с. 184.

«Вопросы литературы», 1991, № 2, с. 76.

«Вопросы литературы», 1991, № 2, с. 79.

В работе мы ориентировались на первое полное издание «Тихого Дона» (М., «Художественная литература», 1941). По нему в дальнейшем даются источники цитат с указанием части, главы, страницы. При необходимости проследить направленность нивелировки и идеологической корректировки текста, и для установления, каким образом устранялись отдельные ошибки и несообразности текста, мы обращались к изданиям других лет. Сравнительный анализ изданий от более ранних к более поздним дал необычные результаты. Оказалось, что с самых первых публикаций «Тихого Дона» велась скрупулезная работа по устранению из печатного текста хронологических, исторических и фактических несоответствий. Ближайший пример: в поздних изданиях опущено упоминание 1883 года — точного указания времени, когда отец Григория служил в гвардии (см.ниже). Но зачастую вносимые изменения приводили не к улучшению текста, а к напластованию одних несообразностей на другие.

В работе мы ориентировались на первое полное издание «Тихого Дона» (М., «Художественная литература», 1941). По нему в дальнейшем даются источники цитат с указанием части, главы, страницы. При необходимости проследить направленность нивелировки и идеологической корректировки текста, и для установления, каким образом устранялись отдельные ошибки и несообразности текста, мы обращались к изданиям других лет. Сравнительный анализ изданий от более ранних к более поздним дал необычные результаты. Оказалось, что с самых первых публикаций «Тихого Дона» велась скрупулезная работа по устранению из печатного текста хронологических, исторических и фактических несоответствий. Ближайший пример: в поздних изданиях опущено упоминание 1883 года — точного указания времени, когда отец Григория служил в гвардии (см.ниже). Но зачастую вносимые изменения приводили не к улучшению текста, а к напластованию одних несообразностей на другие.