Елена Чиркова - История капитала от «Синдбада-морехода» до «Вишневого сада». Экономический путеводитель по мировой литературе

Анне Серафимовне удается удержать фирму от разорения, развестись с транжирой-мужем и счастливо выйти замуж за любимого ею красавца и умничку Палтусова. Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Скупкой «мертвых душ» для придания товарного вида расстроенному имению занимался еще гоголевский Чичиков, но в первой половине XIX века разорение дворянства не было таким массовым, каким оно стало к концу столетия. Возможно, дело в отмене крепостного права в 1861 году. Ведь до этого у помещиков был воспроизводимый товар – крепостные, часть из них можно было продать, но непроданные бабы нарожали бы новых. Когда крестьян освободили, и у помещиков осталась одна земля – а это невоспроизводимый ресурс – процесс разорения пошел быстрее: проданную землю назад не воротишь.

Помимо уже знакомого нам Боборыкина о том, как разоряются русские помещики, много писал Александр Николаевич Островский. Он происходил из семьи юриста, получившего потомственное дворянство. Сам учился на юридическом факультете Московского университета, но не окончил его, работал в судах, а потом занялся исключительно литераторством и сотрудничеством с театрами. Пьесы Островского, затрагивающие тему транжирства и разорения помещиков, – это в первую очередь «Дикарка» и «Лес». Они были опубликованы в 1880 и 1871 годах соответственно.

В «Дикарке» в свое поместье возвращается из-за границы Александр Львович Ашметьев. Местное общество налетает на него и просит выступить перед съездом сельских хозяев, который собирается «для изыскания средств, как увеличить доходность имений»{Произведение цитируется по: [Островский 1960б].}. Но Ашметьев отнекивается: «Я человек дореформенный, я учился за границей только изящно проживать деньги». При этом сам стеснен в средствах, автор называет его «представительным, но заметно израсходовавшимся господином».

Вскоре перед Ашметьевым возникает помещик Мальков и предлагает продать рощу, «ту, которая за парком». Ашметьеву жаль старого леса, а Мальков сбивает цену, не брезгуя никакой глупостью: «Молодые-то леса красивей старых. <…> Во-первых, потому что все молодое лучше старого, а во-вторых, в молодых лесах большой прирост, много процентов приростом дают, а старые уже не растут». Ашметьев называет эти рассуждения «новым взглядом на ландшафт», но Мальков хочет приобрести рощу как коммерческое предприятие, а не для любования: «Ландшафты-то хороши, да убыточны; не по деньгам нам; мы, по глупости, больше со стороны доходность смотрим… <…> Доходные-то имения прочней. А ландшафтами-то любуются, любуются, вдруг глядь – и укцион. А с укциону-то купит купец; через полгода, вместо ландшафтов, все полусаженки стоят».

Ашметьев с Мальковым так ни о чем и не договариваются, но вскоре последний, зная стесненное положение владельца рощицы «за парком», появляется снова, внезапно:

Ашметьев. Что же вам угодно?

Мальков. Во-первых, я привез вам деньги за лес.

Ашметьев. Как, разве вы купили?

Мальков. Что ж тут удивительного? Кому нужен лес, тот его и покупает; кому лес не нужен, а нужны деньги, тот его продает. <…>

Ашметьев. И привезли деньги... как это кстати! Благодарю вас.

Мальков. За шестьдесят две десятины с саженями, по семьдесят пять рублей за десятину, четыре тысячи семьсот. Получите, сочтите и дайте расписочку.

Ашметьев (берет деньги). Гм?.. Не много же однако.

Мальков. Не хватает вам, расчет не выходит?

Ашметьев. Да, если б еще тысячи три...

Мальков. Продайте рощу, что за парком-то! <…> Сто рублей за десятину дам.

Ашметьев. Не хотелось бы...

Мальков. Сто десять.

Ашметьев. Жаль. Откровенно вам говорю, жаль.

Мальков. Сто двадцать.

Ашметьев. Я подумаю.

Мальков. Начнем думать, так либо вы раздумаете, либо я раздумаю. <…> Завтра и деньги привезу... По рукам, что ли? (Протягивает руку.)

Ашметьев (подавая руку). Извольте.

Мальков. Вот так-то лучше. Я его и срублю, а тот поберегу: он в настоящем возрасте три процента приросту дает.

В пьесе «Лес» помещица Гурмыжская надумала продать лесной участок, чтобы потратиться на молодого ухажера, который ей в сыновья годится, и покрыть текущие расходы. Бодаев, ее состоятельный сосед, комментирует грозящее разорение 50-летней вдовы, не жалея желчи, причем говорит ей все в лицо:

…У нас много дворянских имений вконец разорено бабами. Если мужчина мотает, все-таки в его мотовстве какой-нибудь смысл есть; в бабьей глупости меры не положено. Нужно любовнику халат подарить – она хлеб продает не вовремя за бесценок; нужно любовнику ермолку с кисточкой – она лес продает, строевой, береженый, первому плуту{Пьеса цитируется по: [Островский 1960в].}.

Плут, естественно, тут же находится. Это купец Восьмибратов, торгующий лесом. Сначала он покупает на полторы тысячи, но Гурмыжской этого мало, она предлагает еще один участок в лесу. Восьмибратов хочет купить весь лес и резоны, зачем Гурмыжской это нужно, приводит весьма «веские»:

С лесом только грех один; крестьянишки воруют – судитесь с ними. Лес подле города, всякий беглый, всякий бродяга пристанище имеет, ну и для прислуги тоже, для женского пола… Потому как у них грибной интерес и насчет ягоды, а выходит совсем напротив.

Видя желание продать, участок «больше и лучше» купец пытается выторговать за пятьсот рублей, тогда как за предыдущий дал в три раза больше. Гурмыжская хочет две тысячи – ей столько давали. Сходятся на полутора, но когда дело доходит до передачи денег, Восьмибратов приносит всего две тысячи за оба участка. Расписку о том, что Раиса Павловна за проданный лес «все деньги сполна получила», он заблаговременно прячет себе в бумажник. Гурмыжская пытается получить с него еще «штуку», но Восьмибратов отнекивается: «Нешто такой лес за три тысячи покупают? Ведь мы тоже норовим, чтоб без убытку». И уходит, унося расписку. «Денный грабеж», – вздыхает помещица, но ничего не предпринимает и даже приходит к тому, что «хорошо, что и две дал». Между тем, как следует из текста, проданный лес стоит как минимум три с половиной – полторы первый участок и две второй, а скорее всего и того больше. То есть отдан за полцены по причине простой безалаберности.

Героиню финансовая математика не слишком заботит, у нее на уме молодой ухажер Буланов, которому она признается: «Кого я полюблю, тому я все отдам». Буланов, думаете, реагирует на это как? А вот так: «А у вас много денег-с?» «Много», – на полном серьезе отвечает Гурмыжская, совсем не возмутившись, и открывает «коробку из-под ксерокса». В итоге имение расстроено, а Гурмыжская выходит за Буланова замуж, «чтобы устроить имение и чтоб оно не досталось в дурные руки». В общем, типичный Манилов, хотя гоголевский герой мечтал все обустроить на свои. Буланов обещает, что заведет конный завод, пруды почистит, канавы проложит, и вскоре имение увидят «в цветущем положении». Ему никто не верит, раздаются реплики «Все промотает». Наверное, так оно и случится. Ведь стервятник Восьмибратов продолжает кружить вокруг Гурмыжской: « Уж банкет я сделаю для вашей милости, так на три месяца разговору хватит».

В «Бешеных деньгах», комедии 1870 года, Островский выводит залезающих в долги московских дворян, которые уже продали что могли и которым разорения уже не избежать. В город приезжает молодой купец Васильков из города «среднего течения реки Волги»{Произведение цитируется по: [Островский 1960а].}. Провинциальность его заметна и в говоре, и в платье. Местная тусовка не слишком его жалует, уж больно неотесан, негламурен. Но Савва Геннадич трудолюбив и расчетлив, имеет кое-какой капитал и вскоре кладет местную «богему» на лопатки.

Телятев, один из местных, «неслужащий дворянин лет сорока», познакомившись с Васильковым, интересуется, что у того за душой. А у него «три лесные дачи (так назывались лесные участки. – Е.Ч.) при имении, что может составить тысяч пятьдесят». Местные, московские дворяне, подсели на кредит, в долгах как в шелках, и уже воспринимают эти две дачи как предмет залога – источник получения кредита, который позволяет добыть больше средств:

Телятев. Это хорошо, пятьдесят тысяч деньги; с ними в Москве можно иметь на сто тысяч кредита; вот вам и полтораста тысяч. С такими деньгами можно довольно долго жить с приятностями.

Васильков. Но ведь надо же будет платить наконец.

Телятев. А вам-то какая печаль! Что вы уж очень заботливы! Вот охота лишнюю думу в голове иметь! Это дело предоставьте кредиторам, пусть думают и получают, как хотят. Что вам в чужое дело мешаться: наше дело уметь занять, их дело уметь получить.

Помните такой финансовый анекдот: «Когда вы должны банку сто долларов – это ваша проблема, когда миллион – это проблема банка». Герои пьесы по этому принципу и живут.