Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Такого в русской истории ещё не случалось…

На троне у Александра Павловича (как я уже писала) было две жизни: первая та, о которой сказано: «дней Александровых прекрасное начало»; вторая – в которой военные поселения, шпицрутены, Аракчеев, тайные общества. Некоторые не исключают и того, что была ещё одна жизнь – жизнь старца Феодора Козьмича.

Легенду о таинственном старце даже и обсуждать всерьёз было бы невозможно, если бы Александр Павлович постоянно не возвращался к мысли об уходе. Свидетельств тому множество. Впервые он говорил об этом, будучи ещё юным великим князем, возвращался к этой теме в зените славы, во время триумфальной поездки по России, признавался братьям, Константину и Николаю, а незадолго до рокового отъезда в Таганрог – принцу Вильгельму Оранскому.

А то, что Александр согласился на отстранение отца от престола, повторяю: это не из желания властвовать. Он просто хотел жить: хорошо знал непредсказуемость и коварство отца, его жестокость, удивительным образом уживавшуюся с сентиментальностью, так что был готов и к смерти, и к одиночному каземату Шлиссельбургской крепости. Но какие бы предположения ни допускали историки, даже самые уважаемые, не верю, что он распорядился или даже согласился убить отца.

Поразительно, предшественники Александра I (его дед, бабушка, отец) о троне мечтали, готовы были добиваться его любой ценой. А вот после него… Всех будущих государей трон не манил – пугал. Единственное исключение – его младший брат Николай Павлович. Зато в том, что преемников Николая предопределённая им судьбой и законом о престолонаследии участь действительно тяготила, сомневаться не приходится. Правда, есть одна деталь, отличающая Александра Павловича от его преемников. Да, они не хотели надевать корону. Но, став императорами, получив власть, уже не желали с ней расставаться.

Он (единственный!) собирался отречься от реальной власти. И в юности, и в последние годы. Его злополучная поездка из Таганрога в Крым как раз и была связана с этой мечтой: он купил у графа Александра Григорьевича Кушелева-Безбородко Ореанду, изумительной красоты место на берегу моря недалеко от Ялты. «Здесь природа и картины её совершенно оригинальные… есть ли живописное место, которое бы так привлекало дикостью своею, как это: грозные виды, удивляющие вас странною игрою природы, встречаются в Альпах, на Кавказе, на Севере и Юге, но там вы удивляетесь грозной дикости, здесь, напротив, прельщаетесь ею, и какое-то тихое, отрадное спокойствие льётся на душу вашу».

Незадолго до того, как выбрать желанное место для приватной жизни, он сказал: «Я скоро переселюсь в Крым. Буду жить частным человеком. Я отслужил двадцать пять лет, и солдату в этот срок дают отставку». Возможно, он наконец решился…

Мне кажется, эта покупка – самое убедительное свидетельство, что Александр действительно скончался в Таганроге. Слишком расходится его «превращение» в Феодора Козьмича не только с тем, о чем он мечтал, но с тем, к чему предпринял вполне реальные шаги. Разумеется, он мог передумать, мог решить воспользоваться болезнью…

Последние два месяца и девятнадцать дней его жизни вместили многое: и умиротворение, и надежду, и страдания.

1 сентября 1825 года Александр выехал в Таганрог, чтобы подготовить всё к приезду больной жены, – поступил так, как должно поступить любящему мужу. Странным было только одно: его прощанье с Петербургом. Он уезжал из столицы часто и надолго, и всем было известно: перед отъездом всегда служит в Александро-Невской лавре молебны в присутствии близких людей. На этот раз император приехал в лавру далеко за полночь, один. У входа его встретили митрополит Серафим, архимандрит и братия. Император принял благословение митрополита и сопровождаемый монахами вошел в собор. Началась служба. Государь стоял перед ракой с мощами святого князя Александра Невского. «Когда наступило время чтения Святого Евангелия, – пишет Николай Карлович Шильдер, – император, приблизившись к митрополиту, сказал: “Положите мне Евангелие на голову” – и с сими словами стал на колени под Евангелие».

Уезжал Александр из лавры в слезах. Прощаясь, попросил митрополита и монахов: «Помолитесь обо мне и жене моей». До самых ворот ехал с непокрытой головой, часто оборачивался, кланялся и крестился. Потом говорили, будто он предчувствовал, что прощается и с лаврой, и со столицей навсегда…

14 сентября царь был уже в Таганроге. Через девять дней туда приехала Елизавета Алексеевна. Я уже писала, как счастливы, как покойны были они в этом своём уединении.

20 октября Александр отправился в Крым. 27 октября на пути из Балаклавы в Георгиевский монастырь он простудился (ехал верхом в одном мундире при сыром, пронизывающем ветре). 5 ноября возвратился в Таганрог уже больным. Через два дня болезнь обострилась. В Петербург (вдовствующей императрице Марии Фёдоровне) и в Варшаву (великому князю Константину Павловичу) были отправлены тревожные бюллетени о состоянии здоровья императора.

В это время в Таганрог явился с доносом на Южное тайное общество начальник южных военных поселений, возглавлявший попутно и систему политического сыска на юге России, граф Иван Осипович Витт. Генерал назвал имена заговорщиков, особенно подчеркнув опасность полковника Пестеля. О том, как отнёсся к доносу больной государь, мнения расходятся.

Одни источники утверждают, что 10 ноября он отдал приказ арестовать выявленных членов тайной организации, и это было его последнее распоряжение. Исполнял его генерал Дибич, ставленник Аракчеева, отличавшийся непомерным честолюбием и склонностью к интригам. Именно он сменил на посту начальника Главного штаба князя Петра Михайловича Волконского, известного как личным мужеством, так и приверженностью суворовским методам обучения войск. Но Волконский смел «своё суждение иметь», а потому был неугоден Аракчееву. Притом что Пётр Михайлович был давним и близким другом императора, тот согласился сместить его с должности, которую князь исполнял безукоризненно. Как ни странно, на личных отношениях это не сказалось. Александр не только пригласил Волконского с собой в Таганрог, но и предлагал ему не разлучаться после того, как он, император, наконец удалится в приватную жизнь.

Другие пишут, что, получив доносы о существовании как Северного, так и Южного обществ, Александр приказал ограничиться наблюдением за их членами, не прибегая к арестам, во всяком случае – немедленным. Подтверждением этому служат слова Елизаветы Алексеевны, хорошо знавшей своего мужа: «Его, напротив, мучило более всего то, что он вынужден будет наказывать тех людей, мысли которых он вполне разделял в молодости».

19 ноября 1825 года Александр Павлович скончался.

А приказы о первых арестах отдал уже Иван Иванович Дибич, который нашёл доносы среди бумаг покойного императора, да ещё и получил донос капитана Майбороды. Любопытно, что Дибич не доложил новому императору, а сам решительно и жёстко взялся за дело. И заслужил одобрение. Похоже, он неплохо представлял себе характер нового монарха.

Весть о кончине государя доходит до Петербурга 27 ноября, во время молебна о его здравии…

Неожиданная смерть отличавшегося отменным здоровьем Александра I в возрасте для политика самом продуктивном (он чуть меньше месяца не дожил до сорока восьми лет) породила фантастические слухи и легенды. Рассказывали, будто преследуемый заговорщиками-цареубийцами государь скрылся из своего дома в Таганроге и уплыл на яхте лорда Лондондерри, ожидавшей его на внешнем рейде. Говорили, что православный государь укрылся то ли в Почаевском монастыре, то ли в Свеаборгской крепости, то ли в Киево-Печерской лавре: «Государь бежал под скрытием в Киев и там будет жить о Христе с душою и станет давать советы, нужные теперешнему государю Николаю Павловичу для лучшего управления государством». Но среди многочисленных экзотических слухов самое широкое распространение получила легенда о «таинственном старце Феодоре Козьмиче», под именем которого долгие годы якобы скрывался император.

Тем не менее во всех слухах фигурировал некий таинственный труп, который похоронили вместо Александра. Так что в любом случае было очевидно: чтобы инсценировать свою смерть, без помощников государю было не обойтись. Кто-то ведь должен был найти подходящий труп, который можно было выдать за Александра. Кто-то должен был вести себя так, чтобы у окружающих не возникло сомнения в его смерти.

Такие люди рядом были. Я уже писала в главе о Елизавете Алексеевне, что без её помощи подмена покойника и уход Александра были бы невозможны. Писала и о том, что она по сути своей была неспособна на обман, но могла на него пойти, если он просил её и сумел убедить, как это для него важно.

Второй человек, без участия которого инсценировка была бы невозможна, – Пётр Михайлович Волконский. Не вызывает сомнения: он выполнил бы любой приказ, а уж тем более просьбу императора. И никогда не предал бы своего друга и государя.