Владимир Мальсагов - Русская мафия — ФСБ

Фима любил играть в карты, часто проигрывал, и папа приезжал выплачивать за него по 20–30 тысяч, как будто бы это было 200–300 рублей. Азарт, наркотики, девушки, хорошие рестораны требуют больших денег, и как бы папы богаты не были, но семейный бюджет даже подпольных миллионеров типа Корейко затрещал бы, как шуба, по швам. Поэтому детям приходилось крутиться самостоятельно в поисках добавочной прибыли.

Как-то раз Леха с Фимой в «крутом» ресторане познакомились с двумя девицами приятной наружности, одетыми «как следует». Они вели себя высокомерно, так как деньги придавали уверенность. Клюнув на то, что видные молодые люди также были одеты соответственно понятиям их круга, они пошли на сближение и вели откровенный разговор. Не стесняясь, рассказали о роде своей деятельности, и какие деньги она приносит. Мол, у них на квартире — чуть ли не «Березка», спецмагазин валютторга тех времен, где могли отовариваться только предъявившие при входе сертификаты или чеки серии «Д», которые приравнивались к свободно конвертируемым деньгам.

Леха с Фимой, воспользовавшись наивностью, болтливостью, но главным образом аморальностью путан, решили их обокрасть. Для этого пригласили их опять в ресторан, всячески ублажали выпивкой и остальным, а затем поехали в специально снятую для своих планов квартиру, где в промежутках между занятиями сексом вытащили из сумочки ключи и сделали отпечатки, по которым позже заказали вторые ключи от жилища путан.

В очередной раз, якобы закрутив едва ли не любовь со своими подругами, позвали их в элитный «Метрополь», и пока там развлекались, то их напарники «Пеха», «Корова», Артур подъехали на такси к проституткам и «выставили» квартиру.

Увезя большой куш из новых дубленок, сапог, модных в то время часов «Ориент», «Сейка», «Секура», нескольких бриллиантовых с изумрудом наборов «Маркиза», джинсовых костюмов и шмоток, большое количество долларов и фирменную аудио-аппаратуру, они переправили это в Грозный, где лучшие магнитофоны под угрозой уголовной расправы себе присвоил начальник отдела по борьбе с наркоманией Ленинского РОВД, всем известный в то время Мамед Муталибов, — а часть реализовали в Москве.

Девицы обратились к своей защите и сутенерам, которые, прекрасно зная систему краж и проанализировав обстановку, тут же вычислили Фиму и Леху. Сутенерами оказались… Хан и Руслан.

Они подъехали к институту, забросили Леху с Фимой в машину, отвезли на квартиру, где в присутствии девиц расспросили с пристрастием. Фима, как робкий, раскололся сразу, обещал все отдать, и ребятам были поставлены жесткие условия срока возврата, а сумма увеличилась вдвое, к тому же по спекулятивным ценам. Если краденого было на 10–12 тысяч долларов, то с них затребовали 25. Что и выплатил Фимин папа, русскими деньгами 75 000. А подельники решили правильно: раз Фима раскололся — то он один виноват, ему и платить, — тем более, что, оправдываясь перед сообщниками, выдал такую сентенцию про Хожу (Хана) с Русланом: «Они же чечены, они убить могут».

…Итак, криминальный интерес Хана с Русланом был очень широк, от сутенерства и мошенничества (за что и осудили Хана в 1977 году, приговорив к «химии», то есть принудительным работам на стройках народного хозяйства, и где на суде потерпевшими выступили 11 «негативов», как называл Хан чернокожих иностранцев), — до краж в дипломатических корпусах и вооруженного грабежа иностранных подданных.

О краже в дипкорпусе и свидетельствовал второй срок в 6,5 лет, полученный в 1984 году Ханом, с которым он пришел в зону 36/1 поселка Алды ЧИАССР, и куда буквально ежемесячно наведывались сотрудники главного аппарата КГБ СССР, прямо с Лубянки. Но по его словам — они приезжали упрашивать вернуть кейс, — дипломат, похищенный при краже, и обещали, что в этом случае Хан сразу выйдет на свободу.

Что, неправдоподобно? Да кто и в зоне не сидел — вряд ли поверит, что люди с самой Лубянки станут летать ежемесячно за 2000 километров, при этом подготавливая и оформляя кучу документов, писать до и после приезда рапорты, и всё это — лишь для того, чтобы, слетав в командировку и повидав Хана, спросить: «Ну что, может, отдашь, а? Или еще не надумал?» — и так на протяжении более года! В то время как они одним «требованием» могли запросить его для этапирования в Лефортово — тюрьму КГБ СССР, или прямо на Лубянку. А там — хоть сутками беседовать, гоняя чаи.

Нет, они летали к нему на свидания, как стало позже ясно, по работе, проводимой ими в зоне совместно. Хочу напомнить, что в СССР наступило время андроповщины, с приходом КГБ к власти, ужесточением тоталитаризма и преследованием инакомыслия. А во власти шло противостояние и открытая вражда между КГБ и МВД, вылившиеся во многие уголовные дела в отношении сотрудников МВД в основном за взяточничество и мздоимство, и увенчавшиеся самоубийством министра внутренних дел СССР Щелокова с его супругой.

В рамках борьбы со взяточничеством в рядах МВД, и решено было, как видно, на Лубянке провести «показательные выступления» в зоне Алды ЧИАССР, так как последняя славилась на всю страну хищениями, взятками, коррупцией среди администрации, а заключенные свободно приобретали за деньги все, начиная от спиртных напитков, наркотиков — от марихуаны до героина, нелегальных свиданий с девушками древнейшей профессии, до оружия, если кому оно вдруг понадобится, и получения через «актирование по здоровью» или условно-досрочное освобождение — свободы.

Чтобы не прерывать хронологию, вернусь к нашей встрече в МГУ с Ханом и к тому, как потом мы еще часто виделись в Москве и Грозном… А в начале 80-х — меня арестовывают и осуждают за преступление, совершенное в 77-м году, и к которому, впрочем, я не имел отношения, — на 10 лет лишения свободы.

На суде не было никаких свидетелей, а тот, которого подставили, сам заявил, что ему мол следователь указал на меня, говоря, что он «должен был меня запомнить и опознать». Как выяснилось потом, когда я уже почти отсидел весь срок по статье 108 ч. 2 УК РСФСР («Умышленное нанесение тяжкого телесного повреждения»), свидетель вообще на момент преступления находился за несколько сотен километров от места события, пася скот в Ставропольском крае.

В конце концов, когда десятилетний срок практически подходил к концу, началась уже перестройка, меня оправдали, освободили и предложили явиться за компенсацией в 13-й кабинет Прокуратуры ДагАССР г. Махачкалы.

…Что нахожусь под негласным надзором КГБ и попал в зону их интересов, я предполагал и ощущал давно, к тому же наш отец, напомню, был репрессирован как диссидент, осужден по статье УК РСФСР за «Антисоветскую агитацию и пропаганду», и хотя его впоследствии реабилитировали, КГБ, что называется, глаз с нашей семьи не спускал. Вот почему мои дружеские посиделки в общежитии с иностранцами вызывали у КГБ особый интерес.

Потому-то и судья Коробова на моем процессе, находясь в полной растерянности из-за отсутствия какого-либо обвинительного материала и улик, сначала прервала судебное заседание на два часа. — Но в суд меня доставили вновь, только уже через три дня, когда Коробова, буквально с порога, и объявила полученный ею от КГБ приказ: мой приговор — 10 лет лишения свободы.

Мое здоровье было подорвано под следствием, в тюрьмах, где мне довелось пройти не один бунт, а затем — в лагерях Дагестана, где шла «андроповская ломка». Как о наиболее точно характеризующем обстановку во всем большом лагере СССР, я расскажу о бунте заключенных в маленькой тюрьме Хасав-Юрта.

Лето на Северном Кавказе бывает жарким из года в год. А в Дагестане и вообще — зной, духота, и не спасает близость ни Кавказских гор, ни Каспийского моря. Особенно — в районе Хасав-Юрта, Кизил-Юрта, Шамхала, где как бы специально расположены островки зон дагестанского ГУЛАГА. А зимой здесь — наоборот, пронизывающий насквозь и леденящий ветер с моря, такой, что и укрыться от него негде, и холод мучает находящихся в карцерах и штрафных изоляторах.

…В 1983 году казалось, что весь прикаспийский зной с неимоверной духотой накинулись именно на тюрьму города Хасав-Юрта, которая представляла из себя два спаренных корпуса, как говорят, когда-то служивших конюшней — наверное, еще в Порт-Петровские времена. Здание старинной постройки, сложенное из тесаного камня песчаной породы, которой одаривает Каспий, временами отступая, землю, разбито внутри уже в современный период на маленькие камеры. К тому же начальник Амирханов, не справляясь с наплывом массы арестованных в андроповское время, приказал наварить третий ярус железных шконок, которые теперь заканчивались сантиметров за сорок до потолка. И не каждый молодой, ловкий заключенный мог проворно туда забраться. А расположиться там, поместившись — было дополнительной проблемой, так как это могли сделать только худощавые, да и то почти постоянно бились головой о потолок.