Марк Блиев - Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений

Энергичная поддержка Южной Осетии со стороны Российской Федерации, оказание ей материальной помощи, солидарность народов России, в особенности казачества Северного Кавказа, а также Абхазии и Приднестровья вселяли надежду на победу в отечественной войне осетинского народа с грузинским нацизмом. Воодушевленный этой поддержкой, Верховный Совет Республики Южная Осетия принял решение «О возобновлении деятельности Верховного Совета Юго-Осетинской Советской Республики». В конце ноября 1991 года Постановлением Верховного Совета Юго-Осетинская Советская Республика получила окончательное наименование – «Республика Южная Осетия». На этом же заседании Верховный Совет Республики Южная Осетия подтвердил свою просьбу к Президенту России и Верховному Совету РСФСР о «воссоединении Южной Осетии с Россией». Возвращение к республиканскому политическому статусу, происшедшее за два месяца до распада СССР, явилось важным решением для Южной Осетии, которой предстоявший распад СССР грозил исчезновением не только как политико-административному, но и как культурно-этническому образованию. Своевременность этого политического шага характеризовала депутатский корпус Верховного Совета Южной Осетии как вполне профессиональный, демонстрировавший высокий уровень политической культуры. Особенно здесь стоит заметить роль А.Р. Чочиева, первого заместителя председателя Верховного Совета Республики Южная Осетия, проводившего заседание, посвященное возвращению Южной Осетии к ее республиканскому статусу. Наряду с укреплением политико-административной структуры, Верховный Совет принял также решение «О создании республиканской гвардии и Комитета обороны Республики Южная Осетия»: председателем Комитета обороны был назначен З.Н. Гасиев, командующим вооруженными силами Республики – Тезиев О.Д. В отличие от Грузии, у которой в войне с Южной Осетией участвовали не только регулярные войска, но и криминальные бандформирования, в Южной Осетии Конституцией Республики предусматривались официально созданные вооруженные силы и категорически запрещались какие-либо иные формирования, не предусмотренные Конституцией. В условиях продолжавшейся войны и приближавшихся в СССР перемен важным было решение Южной Осетии о введении на территории республики чрезвычайного положения сроком на шесть месяцев. Одновременно была объявлена всеобщая мобилизация среди граждан Южной Осетии в возрасте от 18 до 60 лет.

Как бы драматично ни развивались события в Южной Осетии, центром политической жизни оставалась Северная Осетия. Ей принадлежала главная роль во взаимоотношениях с официальными властями России на пути к стремлению осетинского народа к миру и политической стабильности. Во внутренней общественной жизни Осетии важное место занимало движение «Адамон цадис». Оно имело влияние не только в обществе, но и в официальных органах власти. Но в отличие от последних, в «Адамон цадис» входили представители осетинской интеллигенции, подвергавшие глубокому анализу политические процессы, происходившие на Кавказе. Члены движения имели четкое представление о социальной природе неонацизма в Грузии и о той опасности, которую он нес с собой для Осетии. Совет движения предвидел и другую опасность – конфликт с Ингушетией, где быстрыми темпами стал набирать силу политический экстремизм с идеей отторжения у Северной Осетии Владикавказа и Пригородного района. Усилия «Адамон цадис», направленные на миротворческую деятельность, в том числе – приглашение из Англии и Северной Ирландии профессиональных конфликтологов, имели значение, но не были способны предотвратить сам конфликт. Было видно, в каком тяжелом положении окажется Осетия, если ей придется вести противоборство на юге с грузинским фашизмом, а на севере – с вооруженным экстремизмом, вызванным примитивно-тайповой общественной стадиальностью ингушей. На одном из заседаний совета «Адамон цадис», обсуждая безрадостную общественную ситуацию, создавшуюся вокруг Осетии, автор настоящих строк предложил созвать чрезвычайный съезд осетинского народа. Идея была подхвачена наиболее амбициозной, рвавшейся к власти частью общественных деятелей и 13–14 декабря 1991 года состоялся такой съезд. Работа и итоги его были под контролем североосетинского руководства. Несмотря на это, съезд продемонстрировал высокую степень общественной консолидации и политической культуры. Главным итогом съезда явилось единство осетинского народа и его решимость в борьбе за социальное и этническое выживание; что же до организационных итогов, то руководство Северной Осетии сделало все, чтобы всеосетинское движение вырождалось в некое геронтократическое сообщество, которое бы взаимодействовало с официальными властями в качестве их придатка. Принятая на съезде «Резолюция» отвечала духу и политическим настроениям делегатов, среди которых абсолютное большинство составляли простые граждане Северной и Южной Осетии. Благодаря этому резолюция съезда давала объективную оценку политическому положению, сложившемуся в Осетии. В ней, в частности, указывалось, что руководство Северной и Южной Осетии «не всегда являлось выразителем национальных интересов Северной и Южной Осетии». Ключевым политическим заявлением съезда, нашедшим отражение в его резолюции, было: «разработать программу и механизм воссоединения Осетии, преодоления раздробленности и образования единого суверенного государства в добровольном и равноправном союзе с Российской Федерацией и Содружеством Независимых Государств, тем самым реализовать право осетинского народа на самоопределение». Стоит подчеркнуть, что понимание съездом важности воссоединения Северной и Южной Осетии как первоочередной национальной задачи являлось главным достижением первого всеосетинского съезда. Однако когда дело дошло до формирования руководящих органов, создававшихся съездом, официальные власти Северной Осетии протащили лиц, среди которых преобладали вполне управляемые властью. Поэтому было не случайно, что судьба резолюции съезда, в том числе требования о воссоединении Северной и Южной Осетии, вновь оказалась в руках руководства Северной Осетии, а не народа, как то предписывал съезд. Следует отметить и другое – после первого съезда осетинского народа в Северной Осетии оживились политические силы, нагнетавшие обстановку вокруг беженцев из Грузии и Южной Осетии. При этом ясно виделось стремление этих сил снять популярность среди народа идеи воссоединения Северной и Южной Осетии. В какой-то мере противникам консолидации осетинского общества и объединения двух частей Осетии удалось достичь цели. Во всяком случае резолюция Первого съезда осетинского народа, отличавшаяся продуманностью национальных задач Осетии, была тщательно похоронена руками политически невежественных людей. Заметно было также давление Грузии на Северную Осетию, где криминализированная партократия демонстрировала отторжение Южной Осетии и в своих корыстных целях вступала в сотрудничество с грузинской бюрократией в сфере теневой экономики; один из высокопоставленных чиновников Северной Осетии вместе со своими подчиненными организовал снабжение Грузии из Северо-Осетинской нефтяной базы горюче-смазочными материалами, нарушая тем самым экономические санкции, объявленные Грузии со стороны Российской Федерации. В этой довольно сложной обстановке, создавшейся в Северной Осетии, грузинская сторона вела себя не просто уверенно, но и в высшей степени нагло. Отслеживая положение в Северной и Южной Осетии, больше всего опасалась Грузия стремления Южной Осетии к объединению с Северной Осетией. Именно это имелось в виду, когда МИД Грузии сделало «Заявление», объявив, что «никто не должен ставить под сомнение факт, что Республика Грузия... будет защищать свою территориальную целостность и нерушимость границ всеми доступными средствами, в том числе и военными». Наглость грузинских властей, однако, состояла в том, что, называя Южную Осетию «собственной территорией», они осуществляли геноцид ее народа, называя при этом осетин «братским народом». Учитывая эти подходы Грузии, продолжавшей наращивать эскалацию вооруженной агрессии, Верховный Совет Южной Осетии принял «Декларацию о независимости Республики Южная Осетия». В ней, в частности, было заявлено: «Руководствуясь стремлением к сохранению нации и во имя торжества идеалов свободы и общечеловеческих ценностей, осознавая ответственность перед грядущими поколениями, сессия Верховного Совета Республики Южная Осетия от 21 декабря 1991 года провозглашает независимость Республики Южная Осетия».

Важным политическим событием, подтвердившим высокий уровень политической консолидации народа Южной Осетии, являлся референдум, проведенный «по вопросу о независимости Республики Южная Осетия и ее воссоединении с Россией». Он состоялся 19 января 1992 года. Как и ожидалось, референдум показал решительную ориентированность народа на политическую и территориальную независимость от Грузии, его стремление быть в составе российской государственности: 99% из внесенных в списки для голосования высказались «за независимость Республики Южная Осетия и за ее воссоединение с Россией». Всего в голосовании приняло участие более пятидесяти пяти тысяч граждан, т. е. большинство населения республики, не голосовали только беженцы, поселившиеся в отдаленных от Южной Осетии местах Российской Федерации. Вслед за референдумом Верховный Совет Республики Южная Осетия обратился к VI съезду народных депутатов Российской Федерации «с настоятельной просьбой рассмотреть вопрос Южной Осетии и разрешить его в соответствии с итогами референдума Республики Южная Осетия от 19 января 1992 года». В «Обращении» к съезду Южная Осетия требовала: восстановления «югоосетинскому народу российского подданства, принятого Осетией в 1774 году и насильственно прерванного в результате переворота в 1917 году», осуществленного Грузией; распространения суверенитета Российского государства на территорию Южной Осетии и возвращения российского гражданства жителям Южной Осетии, состоявшим в гражданстве СССР. Справедливые во всех отношениях – правовом и историческом – требования Южной Осетии не получили должного внимания со стороны депутатов VI съезда. Во многом это объяснялось распадом СССР, в условиях которого Грузия обрела государственную независимость, и любое решение VI съезда депутатов России могло бы вызвать лишь новые осложнения. Сказывалась и надежда депутатов и нового руководства России на то, что Грузия останется дружественной страной, поэтому они не желали ей противостоять. В России, как и в Северной Осетии, не воспринимали всерьез грузинский фашизм, считая его обычным национализмом. Положение Южной Осетии осложнялось тем, что на смену Звиаду Гамсахурдия в Грузии к власти пришел Э. Шеварднадзе, с которым связывали существенные политические перемены в грузинском обществе. Рассчитывая на это, Москва не торопила события и, в сущности, безответственно смотрела на то, как в Южной Осетии продолжается геноцид. Что же до Шеварднадзе, то стоило учесть, что, действуя в условиях больного неонацизмом грузинского общества, из которого он был выходцем, он не мог сколько-нибудь серьезно дистанцироваться от господствовавшей в Грузии идеологии. К тому же у Гамсахурдия, ничего, кроме нищеты, не принесшего, была все же собственная популярность, и, чтобы противостоять своему предшественнику, Шеварднадзе ужесточил вооруженный натиск на Южную Осетию, нимало не сомневаясь, что, в отличие от Гамсахурдия, он принесет Грузии желанную победу над Осетией. Подобная политическая перспектива казалась вполне реальной, поскольку накануне Шеварднадзе удалось добиться от командования Закавказского военного округа бывшей Советской Армии передачи вооружения и бронетехники воинским подразделениям Республики Грузии. С приходом к власти в Грузии Шеварднадзе обстановка для Южной Осетии изменилась к худшему еще по той причине, что имя нового главы Грузии, приложившего под лозунгом демократии немало усилий к развалу СССР, было популярно среди традиционных противников СССР. Естественно, из последних никто не мог допустить, что Шеварднадзе и Гамсахурдия – одного поля ягоды. Впрочем, в глубоком заблуждении по поводу Шеварднадзе находились не только за рубежом и в Москве, но и на Кавказе. В письме канцлеру ФРГ Гельмуту Колю представители Парламента горских народов Кавказа, жалуясь на грузинского лидера, наивно ссылались на одно из заявлений Шеварднадзе, в котором он говорил, что «праву народа на единство и на свободный выбор нет альтернативы». В свете этого демократического принципа Парламент горских народов требовал признания за осетинским народом права на объединение. Странно было, что от Шеварднадзе, для которого главным принципом в политике всегда оставалось лицемерие, требовали нравственных ценностей; для него еще недавно «Солнце восходило с Севера», то есть из России, а в изменившемся мире вектор восхода главного светила резко изменился, и Россия, в свое время создавшая Грузию, благодаря несомненно выдающемуся лицемеру становилась для грузин врагом номер один.