В. Злыгостев - Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную

Необходимо отметить, что Урянхатай до своего назначения в Китай, где он практически стал наместником, обладал при дворе Мункэ огромным влиянием и могуществом. Опираясь на своих воинственных соплеменников, в частности Есу-Бугу, а также имея, возможно, в союзниках Бурундай-багатура — одного из талантливых учеников Субэдэя, Урянхатай и военно-политическое крыло, лидером которого он являлся, помог Мункэ уже в 1253 году избавиться от влияния Бату и начать проводить собственную независимую политику, приоритеты которой отныне находились в первую очередь южнее Хуанхэ. Несомненно, чувствуется схожесть в мышлении и действиях Урянхатая и Субэдэя, а может, и не схожесть, а лишь реализация плана, который предложил в свое время «свирепый пес»? Подобно тому как Субэдэй десятилетиями «долбил» Дешт-и-Кипчак, Урянхатай направил военную машину империи против Сун и далее на Аннам (Вьетнам), где его войска в 1257 году заняли Ханой. Логика действий отца и сына в обоих случаях схожа и очевидна — находиться на командных должностях было весьма выгодно, и не только с точки зрения обладания властью, привилегий и славы, но и чисто экономической. Какой завоеватель, в какую эпоху отказывал себе в лишнем караване или обозе награбленного?

Прямыми наследниками военной школы Субэдэя являлись, независимо от званий, тысячи военачальников и рядовых воинов, относящихся не только к различным слоям монгольского общества, но и политическим силам и группировкам, развязавшим в 60-х годах XIII века бесконечную кровавую междоусобицу, которая, подобно мировой войне, начатой Чингисханом, в той или иной степени еще пару столетий будоражила континент. По-разному сложились судьбы чингисидов, непосредственным наставником которых являлся Субэдэй-багатур, но опыт, приобретенный ими в войнах, где руководство осуществлял «свирепый пес», несомненно, им пригодился.

Важно отметить, что «выпуск» из «школы полководцев» Субэдэя, к которому принадлежал тот же Мункэ, не был первым для потомков Чингисхана. Первые ученики Субэдэя — дети самого Потрясителя вселенной.

Что касается Чингисовых внуков, прошедших обкатку Великим западным походом, необходимо отметить как действительно состоявшихся да-цзянов Байдара, Хулагу, Мункэ, «молниеносных» Бури, Калана, Бучека, а также Нохоя, будущего грозного временщика (Ногая) и Курумши (Куремсу) — противника Даниила Галицкого. При взгляде на личность Бату напрашивается вывод о наличии у того более «гражданских» талантов, умения вести дипломатическую игру, замешанную на теории заговоров и удара в спину, что опять же соответствует уже не военному, а политическому наследию, оставленному Субэдэем. Что ни говори, а наставник чингисидов был непревзойденным мастером тайной войны, результаты которой определяются не количеством сожженных городов, отрубленных голов или отрезанных ушей, а одним ударом кинжала, кубком отравленного вина или метким попаданием стрелы. Ну а что касается государство-образования и дипломатии, то у Бату был воистину великий учитель: без непосредственного участия Субэдэя в создании Улуса Джучи, никакой «Золотой орды» как государства в современном его понимании, которое являлось гегемоном на огромных евразийских пространствах в XIII–XIV веках, просто не состоялось бы.

Примечательно, что ниспровергатель той самой «Золотой орды» Тимур Тамерлан, «железный хромец», реанимировал начавшее деградировать в руках дегенерирующих чингисидов военное искусство, оставленное им Субэдэем, а потому, хотя и на небольшой отрезок истории, но сумел возродить славу монгольского оружия. В тесной связи с воинскими свершениями Тамерлана необходимо рассматривать эпохальную победу русских над ордынцами на Куликовом поле, когда удар засадного полка решил судьбу России. «По мнению генерала Иванина[182], идея резерва, чуждая тогдашнему русскому (и вообще европейскому) военному искусству могла быть заимствована Дмитрием[183] от монголо-татар» [7, с. 332]. И хотя, скорее всего, эта точка зрения, высказанная русским ученым во второй половине XIX века, в результате позднейших исследований может быть подвергнута сомнениям, факт остается фактом. Непрядва — сестра Калки.

Таким образом, после 1224 памятного года в течение многих десятилетий русские последовательно заимствовали у кочевников лучшее из того, что те создали в области науки ведения маневренной войны, и особенно в части активных наступательных или запутывающих противника действиях. «Казачья лава — прямая наследница монгольской лавы» [7, с. 332]. Во время Отечественной войны 1812 года казаки М. И. Платова преподали несколько уроков самому знаменитому кавалеристу Европы — маршалу Мюрату. Под Миром польские уланы[184] генерала Рожнецкого были разбиты и понесли тяжелые потери, после того как казаки, раскинув «вентерь»[185], заманили их ложным отступлением, а затем, когда преследователи вытянулись в достаточно длинную колонну, с флангов «взяли их в шашки и пики» — классический прием, исповедуемый Субэдэем. И примеров тому в ту памятную Отечественную войну множество, один лишь рейд русской конницы по тылам «басурман» во время Бородинского сражения, который, в общем-то, решил его исход, получил бы высочайшую оценку от знающих свое дело Чингисхана и его полководцев.

Говоря о славе, которую стяжали казачьи полки в эпоху наполеоновских войн, равно как и полки башкирские, тептярские, калмыцкие, нельзя лишний раз не «пройтись» по императору Франции, в очередном сравнении его с Субэдэем. По этому поводу читаем у Э. Хара-Давана: «Если сопоставить великий заход в глубь неприятельского расположения армий Наполеона и армий не менее великого полководца Субедея, — пишет г. Анисимов, — то мы должны признать за последним значительно большую проницательность и больший руководительский гений. И тот и другой, ведя в разное время свои армии, были поставлены перед правильным разрешением вопросов тыла, связи и снабжения своих полчищ. Но только Наполеон не сумел справиться с этой задачей и погиб в снегах России, а Субедей разрешал ее во всех случаях оторванности на тысячу верст от сердцевины тыла» [7, с. 161].

Юлию Цезарю приписывают высказывание: «Война должна питать войну». Наполеон, наверняка знавший все о великом римлянине, так и не усвоил этого жестокого постулата, в отличие от Чингисхана, Субэдэя и других монгольских полководцев, которые абсолютно самостоятельно пришли к тому же, что и Цезарь [7, с. 162], и более чем успешно применяли эту аксиому практически. Особенно это касается войн в Китае, Средней Азии, Закавказье и Центральной Европе, в ходе которых при рассмотрении действий степной конницы создается впечатление, что она, подобно только еще грядущим терминаторам, не знала устали.

А ведь все начиналось с того, что «…Чингисхан с помощью Субэдея… приспособил охотничьи стратегии, методы и оружие к задачам войны, рассматривая своих врагов, как дичь» [16, с. 395]. И разве планируя, как отогнать у тайджуитов табунок лошадей, молодой урянхай в году эдак 1191-м думал о том, что автор грядущих веков напишет: «…Субутай спас ариантство на востоке Европы (курсив Мурад Аджи. — В. 3.), дал ему пару веков жизни, потому что сотрясенной Церкви стало… не до идейных противников» [61, с. 389]? И через пару-тройку лет, давая Чингисхаиу совет, как бежать от наседавших найманов Кокэсу-Сабраха, десятник «турхах» Чаурхан-Субэдэй представить себе не мог, что спустя столетия известный ученый, обитающий на континенте, расположенном посреди «последнего моря», выведет не то чтобы спорное — абсурдное определение: «…Советы следовали собственному пониманию монгольской стратегии во Второй мировой войне. В крупномасштабной адаптации излюбленной тактики С убэдея Советы смогли заманить немцев глубоко на территорию России, а когда они оказались безжалостно растянуты по большой площади, русские начали контратаковать и разбивали их части одну за другой» [16, с. 462]. И наконец, имеет право на самостоятельное существование мнение о том, что «только маршал Г. К. Жуков может составить конкуренцию Субедею в споре за звание самого великого полководца всех времен и народов» [26, http:/www.bumbinorr.ru]. Действительно, оба военачальника заслуживают этого высочайшего определения, с той лишь разницей, что один из них снискал славу жестокого агрессора, а другой — защитника своей страны. Но что их действительно объединяет, так это то, что «оба они прошли все ступени военной карьеры „от солдата до маршала“» [26, http:/www.bumbinorr.ru].

Но наследие и значимость Субэдэй-багатура в мировой истории проявились не только в конкретных действиях войсковых соединений будущего и личностях, сравнимых с ним. Его наследие — в созданной им и Чингисханом военной доктрине, учении, которое было актуально несколько столетий и легло в основу устройства и существования современных армий.