Василий Галин - Капитал Российской империи. Практика политической экономии

103 тыс. помещиков должны были получить за 49,5 лет 897 млн руб., выкупных платежей, выданных им в виде ценных бумаг под 5 % годовых. Кроме этого помещикам причиталось еще 500 млн. руб. оброка, которые крепостные должны были выплатить им до выхода на откуп. Плюс в сам момент выхода – особую доплату по соглашению с помещиками[320]. В Западных губерниях выкупная цена примерно соответствовала рыночной стоимости земли, в черноземных – она превышала рыночную почти на 60 %, а в нечерноземных – в 2,2 раза! [321]

Видный русский экономист В. Берви-Флеровский в своих статьях призывал правительство Александра II хотя бы уменьшить выкупные платежи, детально разъясняя, что вскоре, за счет роста потребления и активизации деловой жизни, задавленных ныне налогами крестьян, казна получит много больше того, что первоначально потеряет[322]. Властям, однако, такое предложение показалось настолько диким, что его автор был объявлен душевнобольным. Впоследствии В. Берви-Флеровский навсегда покинул Россию.

Выкупу подлежали не только земли помещиков, но так же с 1863 г. удельные и с 1866 г., через оброк, казенные. Дороже всех были оценены помещичьи земли – примерно в два раза выше, чем удельные или казенные[323]. При этом наделы помещичьих крестьян (3,2 дес.), по европейским губерниям, были в среднем в 2 раза меньше, чем у государственных (6,7 дес), и в 1,5 раза, чем у удельных (4,8 дес.)[324].

Помимо выкупных платежей, как и предполагалось проектом Кошелева, помещики получили и «очищенную от всяких долгов барскую запашку». Была лишь одна проблема – кто ее будет обрабатывать, ведь с отменой крепостного права помещики лишились прежних крепостных. Для того, что бы вернуть крестьян на помещичьи поля, необходимо было снова закрепостить их. «Существование помещичьих хозяйств <…> – пояснял А. Энгельгардт, – возможно только при существовании подневольных так или иначе – будут ли крепостные по «Положению», или крепостные по экономическим причинам, – обязанных работать на помещичьих полях»[325]. «Следовательно, чтобы было кому работать в помещичьих хозяйствах, нужно, чтобы были нуждающиеся, бедные… суть, основа, система остается все та же, как и до 1861 г. <…> только разница что работают не крепостные, а задолженные»[326].

Соответственно система закрепощения крестьян после отмены крепостного права, – отмечал А. Энгельгардт, – строилась на том предположении, что «крестьяне получат небольшой земельный надел, который при этом будет обложен высокой платой, так, что крестьянин не в состоянии будет с надела прокормиться и уплатить налоги…»[327] «Редакционные комиссии, которые вполне сознательно…, шли на эту операцию, – отмечал М. Покровский, – прекрасно предвидели, что выплатить эту сумму из доходов с земли крестьянин, особенно в нечерноземной полосе, будет не в состоянии»[328].

Размер выкупных платежей даже в черноземной полосе, где земля была оценена все-таки ближе к ее действительной стоимости, составил более половины всех крестьянских платежей (в Курской губернии, например, 56 %)…[329] Совокупные же платежи, согласно правительственной сельскохозяйственной комиссии 1872 г., государственных и удельных крестьян в 37 губерниях (не считая западных) составляли – 93 % чистого дохода с земли, а «платежи бывших помещичьих крестьян по отношению к чистому доходу с их земли, – согласно «Трудам податной комиссии», – выразились в размере 198 %, т. е. они не только отдавали весь свой доход с земли, но и должны были еще приплачивать столько же…»[330] Для некоторых губерний дело обстояло еще хуже! Например, в Новороссийской губ. платежи для крестьян-собственников достигали 275 %, для временно обязанных – 565 %[331].

Чтобы крестьянин не сбежал от такого «освобождения» «Положение» об отмене крепостного права устанавливало, что крестьянин не мог отказаться от надельной земли, не мог продать или заложить ее и если даже забрасывал ее, то все равно должен был платить выкупные платежи и прочие подати за доставшуюся ему землю. Новая система напоминала, как по В. Ключевскому, крепостное право времен Уложения царя Алексея: «восстановлялось поземельное прикрепление крестьян с осовобождением их от крепостной зависимости…»[332]

«Крестьянский надел, – отмечает М. Покровский, – действительно являлся диковинным образчиком принудительной собственности: и чтобы “собственник” от нее не убежал <…> – пришлось поставить “освобождаемого” в такие юридические условия, которые очень напоминают состояние если не арестанта, то малолетнего или слабоумного, находящегося под опекой. Главнейшим из этих условий было пресловутое “мирское самоуправление” – красивое название, под которым скрывалась старая, как само русское государство, круговая порука… Устроители крестьянского благополучия вполне сознательно относились к этому вопросу. “Общинное устройство теперь, в настоящую минуту, для России необходимо, – писал Александру II председатель редакционных комиссий Ростовцев, – народу нужна еще сильная власть, которая заменила бы власть помещика. Без мира помещик не собрал бы своих доходов ни оброком, ни трудом, а правительство – своих податей и повинностей”. В силу этого принципа крестьянин был лишен права без согласия «мира» не только выходить из общины, но даже уходить из деревни на время»[333].

Дополнительным средством, «чтобы ввести крестьян в оглобли», являлись отрезки и выгоны[334]. «Вся лишняя за указанным наделом земля была отрезана во владение помещика…, этот отрезок, – пояснял А. Энгельгардт, – <…> стеснил крестьян уже по одному своему положению, так как он обыкновенно охватывает их землю узкой полосой и <…> поэтому, куда скотина не выскочит, непременно попадет на принадлежащую пану землю». «У нас повсеместно за отрезки крестьяне обрабатывают помещикам землю… Оцениваются эти отрезки – часто, в сущности, просто ничего не стоящие, не по качеству земли <…>, а лишь по тому, насколько они… затесняют» крестьян[335].

Однако, несмотря на все ухищрения, «несмотря на громадные суммы выкупных платежей, доставшихся в руки помещиков эти последние разоряются и сбывают землю кулакам и торговцам», – отмечал И. Каблиц[336]. Небогатые помещики «побросали свое хозяйство и убежали на службу», подтверждал А. Энгельгардт в 1878 г.: «после “Положения” запашки в помещичьих имениях значительно – полагаю, на две трети – сократились, и все еще сокращаются… Проезжая по уезду и видя всюду запустение и разрушение, можно подумать, что тут была война, нашествие неприятеля, если бы не было видно, что это разрушение не насильственное, но постепенное, что все рушится само собой, пропадает измором»[337].

Отмена крепостного права оказалась выгодна только крупным помещикам, у которых крестьяне и до отмены работали на оброке, а также тем хозяйствам, где природные условия позволяли использовать батрацкий труд. Для абсолютного же большинства мелких и средних помещиков отмена барщины, дармового крепостного труда означала разорение. К. Кавелин уже в 70-х гг. приходил к выводу, что «вольный труд» – для помещиков – не удался. По его мнению, вся проблема заключалась в работниках: «Рабочие у нас, как, вероятно, и везде в России, очень дороги и из рук вон плохи как в нравственном, так и в техническом отношении»[338]. К. Кавелин доказывал необходимость в интересах крестьянства изъять из оборота надельную землю.

Князь В. Мещерский для спасения помещиков от разорения предлагал национализировать землю и отдать ее помещикам обратно в аренду: «всех заёмщиков обратить в вечных арендаторов казны, признав их земли казёнными»[339]. Кроме этого, утверждал князь, для борьбы с голодом и пауперизмом «Россия до зареза нуждается в общественных работах», ибо «только в этом обязательном труде… спасение России»[340]. «Общественные работы» В. Мещерский дополнял элементами централизованного планирования и развёрстки[341].

Реставрация крепостничества начнется с 1886 г. с закона о найме на сельхозработы, для борьбы с «нравственною недоброкачественностью» сельского батрака. В том же году его дополнил «ультракрепостнический закон о семейных разделах» среди крестьян. Закрепощение продолжилось в 1889 г. с принятием закона о земских начальниках, устанавливавшего «опеку» над крестьянином и в 1893 г. – о неотчуждаемости крестьянских наделов[342]. И целым рядом других законов, которые вплоть до 1917 г. давали различные политические и экономические привилегии дворянству[343].

В результате, например, в 1897 г., со 128 млн дес. крестьянской земли, крестьянин с десятины платил всех государственных налогов и местных сборов 0,63 руб., а с учетом выкупных платежей – 1,35 руб. В то же время, со 102 млн дес. частновладельческой земли, все налоги и сборы составляли лишь 20 коп. с дес., т. е. в 6,5 раз меньше, чем платило за свои земли крестьянство. В 1899 г. крестьянин платил уже 1,51 руб., в то время как землевладелец – те же 20 коп.[344]