Джеймс Холлис - Душевные омуты

Я прихожу за минуту до начала спектакля и плюхаюсь в свободное кресло поближе к сцене. Спектакль больше напоминает художественное чтение, чем театральное действие. Можно только слышать, но не видеть, что происходит, хотя есть возможность наблюдать за действием в небольшое отверстие в стене. Я пододвигаюсь ближе, чтобы лучше видеть.

Мне дают много разных программ и критических заметок о пьесе, и я внимательно их просматриваю, раздражаясь, что получила их во время спектакля, а не после него. Мне попадается несколько сценариев, которые помогают понять, какое действие разыгрывается. Возможно, они позволят мне узнать весь смысл спектакля.

На сцене двое мужчин шепотом ведут диалог. У меня появляется чувство, что я наблюдаю что-то глубоко секретное. Я раздражена, потому что не могу слышать всю пьесу целиком. Пытаюсь взять свои вещи и пододвинуться еще ближе к сцене. Меня раздражает, что мне трудно понять пьесу. Тогда я начинаю вспоминать о том, как мало я о ней слышала и что воспринимала ее совершенно по-разному. Если это так, можно собрать разные впечатления и сложить их, чтобы составить полную картину.

Затем нас просят жестами показать игру на скрипке; эта просьба мне кажется глупой и бессмысленной. Что же меня смущает? Внезапно у меня возникает озарение: освободить себе пространство, чтобы сделать что-то еще, совершенно новое, — поэтому наши руки изображают игру на скрипке. Так, теперь я все поняла, я брожу и смотрю спектакль с разных сторон, слушаю его отовсюду и наблюдаю, как смогли совместить все происходящее. [Сон переходит к другой сцене, где ориентиром для верблюда являются «верблюжьи яйца».]

Верблюжьи яйца упали и раскололись! И в этот самый момент вошел взрослый мужчина, причем он появился с той стороны, куда направлялись мы. Вот это трагедия. Затем я поняла: нет, это не трагедия! (Здесь лишь видимость трагедии.) Яйца привели нас прямо к этой сцене. Теперь в них больше нет необходимости. Мы готовы к новым ориентирам, к новым инсайтам. [Выделено сновидицей.]

Эвелин, женщине, которой приснился этот сон, было пятьдесят восемь лет. Она всегда сознательно стремилась найти собственный путь. Как и все мы, она предпочла бы иметь полную определенность, но не могла ее найти. Она испытала разочарование, пережила весьма болезненный для нее развод; ей нужно было растить детей и ходить на работу, но больше всего ей хотелось жить в ладу с самой собой. Как и все мы, она предпочла бы иметь полную и ясную картину происходящего, причем раз и навсегда.

Как и всем нам, ей приходилось, страдая, собирать по частям то, к чему она стремилась. Как и в сновидении Джулии о белокаменном городе, во сне Эвелин мы присутствуем при раскрытии драмы, но улавливаем в ней лишь какие-то отрывки и фрагменты. При этом у нас нет абсолютной ясности, нам все время что-то мешает видеть, мы не можем ничего до конца понять.

Но Эго сна начинает осознавать, что именно в этом заключается суть спектакля — в его разностороннем восприятии, в постоянном появлении инсайтов, в освобождении места для чего-то нового — и его творческом переложении на мелодию для скрипки. Абсурдность происходящего выходила за рамки осознания Эвелин, хотя женщина ощущала, что таким способом проявлялась ее активность, которая, поначалу показавшись бессмысленной, через какое-то время должна была привести к новым прорывам. Аналогией является состояние медитации. Ничего не происходит, человек томится, испытывая ощущение застоя, затем начинается движение и прорыв.

Эвелин ассоциировала верблюда с «кораблем пустыни», со способностью выживать в длительных переходах, часто совершаемых в пустынных и засушливых районах. В образе яиц воплощен ее нераскрывшийся потенциал. Но большая часть яиц во сне была разбита, что символизировало результат ее прежних безуспешных действий. Эти разбитые яйца символизировали брак, материнскую роль Эвелин, ее прежнюю карьеру, ее зависимость от родителей, сформировавшуюся по принципу: «хочу — обниму, хочу — оттолкну», а также самую разную общественную деятельность. Она сказала, что яйца символизировали для нее «все, что довело ее до этого состояния: все поступки и всю деятельность, которые закончились и больше никогда не будут продолжаться». Это очень мудрый сон с очень мудрыми выводами. Мы никогда не сможем достичь полной определенности, никогда не увидим полной картины, нам никогда не придется резвиться на заливных лугах. Мы можем лишь смотреть на мир сквозь мутное стекло и видеть лишь его фрагменты. Об этом очень хорошо написал Йетс:

Итак, мы складываем вместе эти ощущения и привносим их в мир. Стремление Эвелин к определенности, ее желание получить целостную картину, ее потребность во внешнем руководстве и авторитете оказались фрустрированными. Но она увидела, зачем ей нужно «преодолеть» трясину. Она осознала, что у нее есть лишь фрагменты — много разбитых яиц, но все в жизни имеет свою ценность и свой смысл. Подобно посетителю белокаменного города, она получила приглашение в Великий Театр, в котором все мы исполняем свои небольшие роли.

Хинди говорят, что мир — это божественная драма. Представление о трансценденции может быть не совсем ясным, но задача интеграции разных взглядов, открытие нового, страдания в духовной пустыне в конечном счете позволяют осознать, что смысл заключается не в прибытии в пункт назначения, а в самом странствии. Такова мудрость «преодолевающего» человека. Ни один молодой человек, стремящийся в жизни сгладить острые углы или избегающий решения задач, вызывающих страдания, не может «преодолеть» и обрести такую мудрость. Как в случае Эдипа и Йетса, эту награду юное Эго будет презирать и никогда ее не постигнет, но этот дар позволяет достичь глубины, зрелости и высокой степени просветления в преклонном возрасте.

Задача, которую пришлось решать Роберту, Джулии, Эвелин, всем нам — та же самая задача, которую в прошлом веке поставил перед человечеством Ницше. Каждый из нас — это «гибель» и «мост» одновременно. Под гибелью имеется в виду стремление Эго к контролю, власти и безопасности. При всей естественности этого желания оно стоит на пути человека к трансформации. Стремление оказаться на мосту порождается детским желанием ухватиться за все, что кажется безопасным, чтобы таким образом избежать перехода в неизвестный мир. Наша лодка так мала, а простор океана так велик. И при этом самые серьезные препятствия связаны с ограничениями, заложенными в индивидуальной истории человека, в ограниченном мироощущении, обусловленном комплексами.

Одна из причин нашего преклонения перед первооткрывателями, исследователями и пионерами во внешнем мире, а также перед теми, кто преодолевает ограниченность человеческого разума или эстетического выражения, заключается в том, что они являются для нас носителями архетипа героя. Именно этот энергетический комплекс, существующий у каждого из нас, в силу своей природы стремится противопоставить себя регрессивному воздействию страха и апатии во имя индивидуации. Если эту функцию исполняет какой-то реальный герой, внутри себя мы ощущаем энергетический резонанс, который точно так же снимает внутренние ограничения, сформированные нашим прошлым. Именно это имел в виду Ницше, говоря о переходе через пропасть по туго натянутому канату. В этом переходе сконцентрирована энергия; наша задача состоит в том, чтобы пойти на риск и сделать шаг вперед, в открытое пространство. Именно там, в этом пространстве, мы почувствуем себя свободнее, именно там душа ощутит простор, а жизнь приобретет смысл.

Что можно получить в результате этого невольного погружения в мир Гадеса? Если из него можно извлечь урок — то какой именно? В этой книге есть три идеи или три принципа; если их последовательно соблюдать, мы расширим возможности своей психической жизни.

Первый принцип заключается в том, что из-за естественных притоков и оттоков психической энергии нам неизбежно придется часто и против своей воли погружаться в темную глубину бессознательного. Как засыпающий ребенок сопротивляется дремоте, пока, наконец, она его не одолеет, так и мы идентифицируемся со своим хрупким Эго и его вполне понятным, но напрасным постоянным поиском безопасности. Так как такое Эго постоянно погружается в глубину психики, мы испытываем это погружение как свое поражение и обвиняем себя в своих симптомах. У нас возникают ощущения стыда за свои приступы паники, неполноценности из-за депрессии, нам приходится скрывать свои страхи, как будто любой другой человек не подвержен таким эмоциональным воздействиям.