Мюриэл Шиффман - Лицом к подсознанию. Техники личностного роста на примере метода самотерапии

Я сознательно медленно подошла к телефону, взяла в руки трубку, и наступила очередь Шага 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Я испытывала ужас, не понимая, чем он вызван.

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Прямо перед осознанием необходимости звонить, что я почувствовала? Раздражение. Почему нам всегда приходится просить ее закрыть окно? Почему она снова и снова ставит нас в это неловкое положение?

Шаг 4. О чем мне это напомнило? Она вела себя бестактно во многих ситуациях. Никогда не знаешь, какую гадость она скажет или сделает в следующий момент, да еще и с такой невинной улыбкой, будто хочет сказать: «Кто, я?! Да у меня и в мыслях не было ничего подобного. Да будет тебе, не дуйся». Всех соседей от нее тошнило, и у меня часто возникал вопрос: такая ли она глупая, какой прикидывается, или это просто отвратительность ее натуры? Может быть, эта внешняя тупость служила лишь прикрытием подлинных мотивов, маскировкой для того, чтобы избежать последствий ее возмутительного поведения? Мы предпочитали говорить друг другу: «Ну, ты ведь знаешь Эллен. Она до того глупа, что ее просто нельзя принимать всерьез». Я не могла на нее злиться, так как никогда не считала ее равной себе.

Теперь я мысленно говорила себе: «Моя проблема с Эллен в непредсказуемости ее поведения. Я никогда не знаю, как она отреагирует на мою просьбу. Иногда она относится к ней любезно: „О, я совсем забыла что уже так поздно. Простите“. Но временами она могла реагировать так, будто я посягаю на данные ей Богом права. Пятая свобода: свобода слушать телевизор. А как насчет моей свободы от телевизора? Разве у меня нет прав?»

И вдруг я осознала свое скрытое чувство: я боялась услышать в ответ что-нибудь оскорбительное и разозлиться на нее за это. Из-за сильной неприязни к ней я чувствовала опасность подлинного гнева: он мог быть слишком сильным. Ну вот, пожалуйста, моя старая проблема, боязнь гнева. Я осмелилась отдать себя на волю гнева, и через несколько секунд он прошел. Вместе с ним прошли и симптомы тревожности. Набирая номер Эллен, я хорошо отдавала себе отчет, что могу застать ее в одном из несносных настроений, которое вызовет мой гнев, но в случае необходимости я была готова на этот шаг. Никто от этого еще не умирал.

Вообще-то, в тот вечер она была вполне цивилизованной и любезно снизошла до того, чтобы позволить мне поспать, избавив меня от необходимости чувствовать гнев, который так меня страшил. Впоследствии, звоня ей с просьбой приглушить телевизор, я никогда больше не ощущала симптомов тревожности.

Однажды, около года спустя я встретилась с Эллен у дома, и она все время отпускала колкости под прикрытием дружеской болтовни. Мысленно я твердила себе, что она так глупа, что ее не стоит принимать всерьез и пр., а наш пинг-понг тем временем продолжался, доведя меня до полного истощения. Уже дома я стала рассказывать об этом Берни:

— Она ведет себя, как ребенок! Ни за что не поверишь, что она сказала!.. А я сказала… И потом она сказала…

И я продолжала в том же духе, не в силах остановиться, дословно пересказывая ему весь этот бред, как одержимая. И вдруг до меня дошло, что я крайне взволнована.

— Не знаю, почему я опустилась до спора с ней, — сказала я.

— Я тоже не знаю почему, — сухо заметил Берни.

— Странно, почему я так огорчена? Почему отношусь к этому так серьезно? Она же просто дурочка. Что меня так беспокоит?

Я никак не могла отдышаться.

— Что я боюсь почувствовать?

И в следующий момент я поняла, что: гнев. Впервые я позволила себе дойти до состояния совершенной ярости с этой невыносимой женщиной. (Берни прибавил, что давно пора.) Я рвала и метала, вспоминая все оскорбления, сказанные Эллен в прошлом, все ее отвратительные поступки, то, что раньше я всегда высмеивала. Наконец-то я осмелилась выпустить свой гнев на свободу. Немного погодя я остыла и почувствовала себя новым человеком. Нет ничего лучше честности с собой!

Теперь я знала, какими были мои истинные чувства к Эллен: не спокойное ощущение превосходства, позволяющее иронизировать по поводу ее детских выходок, а просто гнев. Все это время ей многое сходило с рук из-за моего страха перед собственным скрытым гневом. Отныне я выработала новую линию поведения с ней. Я не могла открыто ссориться с ней или быть явно грубой, но могла, что я и сделала, избегать ее, как чумы. Я знала о своей старой слабости, боязни гнева, но теперь могла предсказывать собственное поведение. Эта женщина всегда искушала меня разозлиться, и я могла избавить себя от внутреннего конфликта, держась от нее подальше. Я предусмотрительно и открыто избегала ее, проявляла подчеркнутую вежливость, даже если она этого не понимала, и разрешила эту проблему. Одно из огромных преимуществ самосознания — это вновь обретенная способность не давать в обиду своего внутреннего ребенка. К чему искать неприятностей?

Иногда один гнев используется для прикрытия другого гнева. То есть вы думаете, что сердитесь на одного человека, но на самом деле боитесь рассердиться на другого. Так отец может выпустить пар, накричать на своих детей, когда на самом деле взбешен поведением жены. Или он может придраться к жене, придя домой с работы с грузом сдерживаемого гнева, который направлен на начальника и который он целый день не осмеливался почувствовать. Если хотите узнать о том, как направить свой гнев по безопасному пути, обратитесь к главе «Как безопасно почувствовать „опасную“ эмоцию». Лучше всего для этого подходит техника письма.

Как-то раз Берни принес домой симпатичный ножичек с зубчиками на лезвии, специально предназначенный для резки помидоров. Увидев его в витрине магазина, он не смог устоять от соблазна и купил его для меня. Я постаралась быть вежливой, но благодарности не испытала, и боюсь, что это было заметно. Берни удивился моей неблагодарности и слегка обиделся, но я не могла объяснить, почему его маленький подарок вызвал у меня вместо радости раздражение. Немного погодя я обратила внимание на ноющую боль в зубах, и мне стало понятно, что мне предстоит приступ головной боли: явный показатель того, что я от себя что-то скрываю. Я испытывала мучительное напряжение, но не могла точно распознать эмоцию. Здесь вполне уместна техника письма, поэтому я закрылась в ванной на несколько минут и вот что записала:

«Зубы ноют. Начинается головная боль. Сказала Б., что я не покупаю того, что нужно мне. Не покупаю для себя кухонную утварь. Почему? Я не потакаю своим прихотям. Не позволяю себе роскоши. Почему? Считаю, что можно обойтись и без этого, если только покупка не нужна по-настоящему. Я не настоящий кулинар? Как со швейной машинкой? [Я годами откладывала покупку машинки, потому что не люблю шить. В конце концов купила допотопную подержанную машину с ножным приводом, потому что боялась, что новая слишком обяжет меня к шитью, а потом сшила на этой рухляди все домашние занавески и покрывала и даже несколько платьев для девочек.] Вина из-за отсутствия умений? Неполноценность? Стыд? [Обратите внимание, все эти вопросы перечислялись в попытке вызвать новую эмоцию. Чувствуя неудачу в одном направлении, я тут же обращалась к какому-то другому.] Не пытайся быть для меня „хорошим“, делая то, что хочешь сделать для себя. Ты не знаешь, что мне нужно. Считаю, что Б. импульсивной покупкой выдал свое лицемерие? Непонимание моих настоящих потребностей? Равнодушие к моим потребностям? Что я почувствовала? Возмущение. Фрустрацию. Своими бессмысленными покупками ты мешаешь мне покупать то, что нужно. Не „давай“, не зная. Лучше ничего не давай. Чувствую, будто меня обманули. Подарок не от чистого сердца вызывает раздражение. Гнев? Сразу вспоминается отец. Что он мне „давал“? Проявил такую нежность, обнял меня за плечи. [В этот момент в голове возникла живая картинка из детства: я, маленькая девочка, сижу рядом с отцом на сиденье, мы едем куда-то в поезде. Я начинаю дремать и прислоняюсь к нему. Он кладет свою тяжелую руку мне на плечо, и я вся сгибаюсь в неудобном положении от ее тяжести, никак не удается расслабиться.] Мне было жутко неудобно, но я просто не могла себе позволить это показать. Я должна испытывать благодарность за любое проявление нежности, даже в самый неподходящий момент. Теперь напряжение в челюсти постепенно проходит. Как я себя чувствовала тогда? Мне очень нужно было, чтобы папа не заметил моего напряжения. Чтобы он думал, что мне удобно. Боялась, что он отодвинется от меня, лишит своей нежности. Изголодавшийся по любви ребенок. Приходилось лицемерить, чтобы ее получить. Отец так нечуток. Эгоистичен. Лишен воображения, как ребенок. Я, его маленькая дочь, тогда была взрослее него. Упустила собственное детство. Отняли детство. Ребенок не должен задумываться о своих поступках, должен вести себя непринужденно, беззаботно. Принимать любовь безвозмездно, не плести интриг ради нее. Отец как большой ребенок».