Джеймс Бьюдженталь - Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Кейт помолчала, любуясь своим собственным образом, а затем продолжила:

— Но, вероятно, она была бы довольно холодной, не так ли? И я не могу сказать, что мне нравится думать о том, как эти куби­ки сталкиваются друг с другом и громыхают всю дорогу, пока не достигнут моря. О, черт, кажется, я приговорена к течению!

21 марта

В другой раз, находясь в терапевтической группе, Кейт участво­вала в дискуссии, которая вращалась вокруг опыта постоянного изменения. С некоторой навязчивостью, я предложил сравнение между образами личности как машины и как текущей реки. Вско­ре после этого встреча закончилась. Группа обычно оставалась без меня после окончания сеанса, и поэтому я собрался уходить. В этот момент Кейт внезапно указала в мою сторону со словами: "Вот идет Старик-Река!" Затем повернулась к группе и с профессиональ­ными дирижерскими движениями продекламировала бессмертные строки, под аккомпанемент которых я удалился:

Он не говорит ничего.

Должно быть, он знает что-то.

Он — Старик-Река.

Он просто течет вперед.

* * *

В каждом из нас тлеет пламя, которое может разгореться. Нас постоянно преследует жажда жизни. Сколько бы нас ни учили сокращать, коверкать и коренить наше бытие, что-то внутри нас стремится расширить горизонты, чтобы обеспечить себе простран­ство для роста и развития. Нас пугает цена этого роста, мы боим­ся тех открытых пространств, которые наш взор иногда обнаружи­вает вокруг; хотим закрыть глаза на собственные возможности.

Изменение, бесконечное изменение. Языки пламени пляшут, обретают причудливые формы, изменяются снова и снова. Мы боимся огня, но мы состоим из него. Мы не можем сопротивляться ему; мы можем лишь ему соответствовать. Когда мы, наконец, покоримся ему, то испытываем облегчение и блаженство.

Быть по-настоящему живым значит быть приговоренным к по­стоянному развитию, бесконечному изменению. Быть по-настоя­щему живым значит найти свою идентичность в этом изменчивом процессе, зная, что огонь уничтожит любые стабильные структу­ры, которые мы будем пытаться построить.

Желания и потребности — горючее для пламени жизни. Мы можем существовать без желаний не больше, чем огонь может го­реть без топлива. Если мы хотим жить как можно более полной жизнью, следует как можно более полно знать свои желания и потребности.

Мы состоим из пламени, и его танец — танец нашей жизни.

* * *

Кейт стремилась отрицать свою неизбежную изменчивость. Пытаясь стать женщиной из гранита, не нуждающейся ни в чем и ни в ком, она обнаружила, что умирает в той единственной обла­сти, в которой она позволила себе быть по-настоящему заинтере­сованной — в своей профессиональной работе. Кейт боялась ме­няться, желать, общаться с людьми. Она верно ощущала уязви­мость, неизбежно связанную с изменениями, потребностями и отношениями, но ошибочно думала, что сможет избежать этой уязвимости.

Кейт была похожа на космонавта, который прилетел на дале­кую планету в другой Галактике и обнаружил, что непригоден для человеческой жизни. Она пыталась создать такой способ жизни, при котором не нуждалась бы в близких отношениях с другими, при котором она была бы эффективной профессиональной машиной, и при котором она сама и ее мир не менялись бы. Это кажется странным, но можно восхититься тщательно разработанным про­ектом, который Китти выстроила еще ребенком и который настой­чиво реализовывала на протяжении всего своего жизненного пути.

Если иметь в виду ее опыт, он действительно может показаться разумным и обнадеживающим способом прокладывать себе путь среди опасностей, страх и боль которых Китти уже успела пережить весьма травматически. Просто он был основан на слишком повер­хностном понимании внутренней природы самой путешественни­цы и того факта, что значит быть по-настоящему живой.

На самом деле Кейт нуждалась в других. Не ради приятных воз­можностей жизни, а ради собственной самореализации. Но нуж­даться в других — значит обнажить себя перед возможностью ре­альной травмы. Самые глубокие эмоциональные раны всегда имеют своим источником любовные взаимоотношения. Так, когда мы пытаемся выстроить защиты, избегая близких отношений, мы со страхом обнаруживаем, что потребность в других по-прежнему со­храняется. Это особенно верно в том случае, когда у нас возни­кает глубокая потребность в каком-то определенном человеке.

Очень часто реакцией на такое открытие является огромная тре­вога, сопровождаемая непонятным гневом. Обнаружив, что его оборона пробита, разгневанный человек старается показать своим поведением: "Я не могу вынести страшной опасности своей потреб­ности в тебе и единственный для меня способ избежать этой опас­ности — уничтожить тебя. Если ты перестанешь существовать, я не смогу нуждаться в тебе, и, что еще важнее, не буду подвергаться риску потерять себя". Трудно сомневаться, что некоторые из кош­марных сообщений о насилии в семьях ("Отец убивает спящую семью, затем стреляется сам"; "Брошенная жена нападает на мужа") являются результатами именно такого импульса.

Иногда гнев принимает иное направление. С ужасом отшаты­ваясь от своего импульса уничтожить человека, которого он любит и в котором нуждается, обезумевший от горя человек направляет гнев на самого себя. Очень часто пациенты, испытывающие по­добный страх, сообщают о попытках изуродовать самих себя: из­резать лицо, грудь, гениталии или совершить самоубийство каким-либо образом, обезображивающим внешний вид. Поскольку внешние части тела в наибольшей степени участвуют в эмоциональ­ной близости, желание заключается в том, чтобы разрушить сред­ства достижения близости.

Кейт вовремя начала пересматривать то, что долгое время счи­тала наиболее важным в своем существовании. Она обнаружила, что может выдержать боль — на самом деле она долгое время вы­держивала большую боль. Когда Кейт была ребенком, пренебре­жение ее матери вырастало для нее до размеров пренебрежения всего мира. Повзрослев, она подумала, что еще раз пережила катастрофу измены, когда я объявил о своем намерении уехать. Но каким-то образом Кейт выбралась из ада и обнаружила, что не уничтожена, может поддерживать отношения со мной, с другими людьми, мо­жет продолжать меняться, что она все еще может быть живой и для нее свойственно внутреннее осознание.

* * *

Помимо характеристик, которые я уже перечислял, опыт Кейт подчеркивает некоторые дополнительные аспекты того, что значит быть по-настоящему живым и по-настоящему человечным.

Я представляю собой бытие, которое находится в постоянном процессе изменения и развития. Я не могу стремиться к неизмен­ной, фиксированной идентичности. Что бы я ни переживал, я переживаю переход от одного состояния к другому. Не существу­ет застывших идентичностей, и если я пытаюсь заморозить свою природу, то непроизвольно разрушаю себя.

Быть человечным значит желать и нуждаться; это значит быть нецелостным, жаждущим, постоянно нуждающимся; это значит, что жизнь всегда открыта, неокончательна. Попытка быть абсолют­но самодостаточным, в целях достижения безопасности — бесплод­ное усилие, неизбежно приводящее к новой тревоге и неизбежно оканчивающееся отчаяньем. Только тогда, когда я позволю себе полностью осознать свои потребности и желания, я смогу достичь подлинной целостности.

Мои потребности всегда включают в себя потребность во взаи­моотношениях с другими, и это страшно, потому что я никогда не могу контролировать этих других. Поскольку у них есть свой собственный внутренний центр и поскольку они постоянно меня­ются, как и я, всегда сохраняется возможность того, что я поте­ряю их. Нуждаться в других опасно, но пытаться отрицать эту нужду — значит убивать свою собственную витальность.

* * *

Думая о Кейт, я переживаю особенно теплые чувства, похожие на те, что испытывают друг к другу боевые товарищи, прошедшие вместе через бои. На самом деле к каждому, с кем я работал в той интимной манере, которую описал, я испытываю уникальное чув­ство близости. Но Кейт занимает среди них особое место. Ее ум и бойкий язычок всегда приходят мне на память, когда я вспоминаю нашу совместную работу. Иногда она использовала эти таланты, чтобы метко и жестоко ужалить меня; иногда она пользовалась ими с нежностью.

Кейт обнаружила, что может переосмыслить свою изменчивость и неполноту. Потребность стала ее дорогой к взаимоотношениям, к более глубоким связям с людьми. Изменение стало частью ее мировоззрения. Конечно, Кейт сохранила стремление искать но­вые решения жизненных проблем, новую философию, диету, комплекс упражнений или что-нибудь еще и целиком погружать­ся в них, как будто бы, наконец, она нашла ответы на все вопро­сы. Различие в том, что теперь Кейт может прийти к тому, что ее воодушевление закончится разочарованием, она может почувство­вать досаду на саму себя, иногда — испытывать настоящую боль, но она больше не чувствует той тотальной катастрофы, которая од­нажды чуть не уничтожила ее.