Яков Белицкий - Богословское-На-Могильцах

А чтобы была понятнее значимость всех этих чинов и званий, приведем всего лишь одну строку из бумаг известного московского масона А. А. Ржевского: «Четыре ложи в России — Петр Татищев, Н. Н. Трубецкой, Новиков и Гагарин».

В этой фразе для нас очень важно появление нового имени — Николая Ивановича Новикова. Неутомимый просветитель, писатель, журналист, человек горькой и трагической судьбы, он по праву должен занять свое место в этом повествовании. В переписке многих известных людей XIX столетия имена Новикова и Гагарина стоят рядом. Несомненно, что начало их знакомству положила общая принадлежность к братству вольных каменщиков — масонам.

В XVIII столетии масонство было повальным увлечением петербургских и московских дворян. Для одних это была всего-навсего великосветская игра, другие преследовали какие-то личные или политические цели, третьи (и к ним в первую очередь относился Новиков) страстно жаждали духовного единения, служения обществу. Рассказывают, что в первые годы своего царствования Екатерина II на вопрос, где тот или иной вельможа, получала обычно ответ: «В ложе, ваше величество». Но это было, повторим, вскоре после ее восшествия на престол, когда Екатерина еще считала необходимым заигрывать со своим окружением. Вскоре она стала неутомимой гонительницей «вольных каменщиков», к каким бы слоям общества они ни принадлежали.

«В то время существовали в России люди, известные под именем мартинистов… — писал А. С. Пушкин в статье «Александр Радищев». — Странная смесь мистической набожности и философического вольнодумства, бескорыстная любовь к просвещению, практическая филантропия ярко отличали их от поколения, которому они принадлежали».

Было бы крайне легкомысленно в рамках этой небольшой книги пытаться, хотя бы бегло, рассказать о религиозно-нравственном учении, имеющем к концу XVIII столетия уже довольно солидную историю. Нам важно сейчас отметить, что человек высочайших моральных принципов, не терпящий никаких компромиссов, Н. И. Новиков поддерживал в течение ряда лет отношения с князем Гагариным. Известно, что Гагарин несколько раз посещал Новикова, когда тот в 1779 году переехал в Москву и усиленно занялся издательской деятельностью.

В журнале «Русский архив» за 1892 год натолкнулся я и на такой любопытный факт. В 1773–1775 годах Николай Иванович Новиков взялся за издание «Древней российской вивлиофики» — библиотеки памятников русской истории, культуры и быта.

С похвалой отозвался об этом издании Николай Михайлович Карамзин: «Господин Новиков в самых молодых летах сделался известен публике своим отличным авторским дарованием… издал многие полезные творения, например, «Древнюю российскую вивлиофику»…»

Такое издание, равно как и выходивший ранее «Опыт исторического словаря о российских писателях», требовало наличия большой домашней библиотеки. И она была у Новикова. Хранились в ней и «Сочинения игумена Ювеналия Воейкова» с посвящением автора: «милостивому государю Гавриилу Петровичу Гагарину подносчик старец Ювеналий Воейков». Книги тогда передаривали редко, и то, что труд, поднесенный князю автором (судя по фамилии, родственником со стороны жены), был затем презентован Новикову — говорит о многом.

…Непросто было столь долгие годы удержаться вблизи престола. Теряли чины и звания сановники, имевшие гораздо более близкое отношение к императорской фамилии, чем сотоварищ в годы учения наследника. Убирается в отставку генерал-прокурор Петр Лопухин, отец фаворитки Павла, через полгода та же участь постигает его преемника на генерал-прокурорском посту Александра Беклешова, изгоняется с дипломатического поприща Семен Воронцов, а уж какая шла чехарда с замещением должностей канцлера и вице-канцлера — сказать невозможно. Федор Васильевич Ростопчин, к примеру, и трех месяцев в этом кресле не продержался, другие — немногим более…

А ведь и вице-канцлер Панин, и Лопухин были ближайшими родственниками Гагарина: князь, как мы знаем, являлся опекуном Панина, Лопухин же, приходившийся Гавриилу Петровичу сватом, был его благодетелем при дворе. Свояки и давние приятели князя попадали в немилость, а он по-прежнему оставался в монаршьем благорасположении. Умен и дальновиден был — умел считать не только казенные доходы и расходы, но и быстро, а главное, безошибочно просчитывал, подобно опытному игроку, ходы фигур, скучившихся возле короля. Одним словом — гроссмейстер…

К Никите Панину Гагарин благоволил постоянно. И не чувствовал приближавшейся беды, не думал, что своими же руками готовит гибель своему благополучию! Все источники безоговорочно называют Никиту Панина в числе первых, кто выстраивал заговор против Павла. «Граф Н. П. Панин… ненавидел деспотизм», — свидетельствует М. А. Фонвизин, а вот и оценка, данная правлению Павла самим Паниным: «Тирания и безумие». Надвигается март 1801 года, меняются действующие лица заговора, и, описывая роковой для Павла день 11 марта, историки и мемуаристы будут каждый раз называть семью князя Гавриила Гагарина. И здесь необходимо коротко сказать об этой семье.

У Гавриила Петровича и Прасковьи Федоровны Гагариных было шестеро детей: пять дочерей и сын, названный в честь императора-благодетеля Павлом.

Почти все дочери сделали хорошие партии: старшая — Мария — была замужем за бригадиром А. Н. Висленевым, Екатерина — за князем Н. С. Долгоруким, Анна — за майором П. В. Головиным, Варвара — за помещиком Елгуновым. Одна лишь Елена осталась в девицах. Она умерла в Могильцах в 1842 году, ее гранитное надгробье можно сегодня увидеть в церкви — одно из немногих, сохранившихся от старого кладбища…

Некоторые сведения о гагаринских дочерях дает нам альбом великого князя Николая Михайловича «Русские портреты XVIII–XIX столетий», который он издал в начале нынешнего века на роскошной бумаге, отпечатав в отличной типографии Экспедиции государственных бумаг. В альбоме приведен отрывок из записок майора Павла Головина о том, как он проживал по соседству с князем Гавриилом Петровичем Гагариным и как угодно было последнему по доброму сговору с почтенным отцом майора принять его «в свое семейство» и «общим родителям сей союз был утешителен».

Этот отрывок явился как бы подписью к помещенному в альбоме портрету Анны Гаврииловны, которую вместе с ее сестрой Варварой запечатлел знаменитый художник и дальний родственник Головиных — Владимир Лукич Боровиковский. Еще одно упоминание об Анне Гаврииловне Головиной. Ей посвящено несколько строк в воспоминаниях Елизаветы Петровны Яньковой «Рассказы бабушки, записанные и собранные внуком Д. Благово», изданных в 1885 году в Петербурге *. Вряд ли кто-нибудь из любителей московской старины обошел эти воспоминания.

Прожившая всю свою долгую жизнь в Москве, Елизавета Петровна, в девичестве (или, как она любила повторять, «сама по себе») Римская-Корсакова, была связана тесными родственными узами со многими известными фамилиями и, обладая отменной памятью, неторопливо пересказала на закате жизни своему внуку множество удивительных историй и преданий. И была среди них история о том, как подмосковный дом Головиных заняли в 1812 году французы. Неприятель заставил хозяина и хозяйку пробовать все блюда, которые подавались незваным гостям, да еще запрещено было звонить в церковный колокол: опасались условного знака…

Об Анне Гаврииловне она говорит так: «Дочь бывшего министра торговли князя Гавриила Петровича была молода, хороша…» К тому времени, когда писались эти воспоминания, Анна Гагарина, принявшая схиму под именем Иоанны, покоилась под алтарем Соборной церкви Влахернского монастыря. Однако бабушка Янькова не обмолвилась ни словечком о том, что привело не старую еще Анну Гагарину в монастырь. И мы тоже вряд ли раскроем теперь эту тайну.

Упоминает Янькова и другую дочь Гагарина — Екатерину. Но — «мы знакомы не были, хотя и были родня».

У нас есть возможность познакомиться с портретом Екатерины Гаврииловны Долгоруковой: он тоже воспроизведен в альбоме великого князя. В примечаниях к нему сообщается, что портрет был писан В. Л. Боровиковским, куплен несколько десятилетий спустя Павлом Михайловичем Третьяковым и помещен в его галерее как «портрет неизвестной».

В 1898 году журнал «Русский архив» опубликовал письма дипломата В. Я. Булгакова к его отцу Якову Ивановичу, литератору и видному чиновнику того же внешнеполитического ведомства при Екатерине Пн Павле 1. В одном из писем, датированном 13 марта 1802 года, сын сообщает сногсшибательную петербургскую новость: «Князя Гавриила Петровича Гагарина дочь ушла недавно, и она наконец нашлась у какого- то Сикунова, служащего в капитуле Мальтийском, в которого она влюбилась; отец, говорят, ее простил и позволил ей за него замуж выйти».

Но к 1802 году все гагаринские дочери были пристроены, за исключением младшей, которая, как уже было сказано, осталась в девицах. И никакой Сикунов в росписях гагаринского рода не обнаружен. Все это, скорее всего, досужая сплетня, пущенная в старого князя его недоброжелателями: в тот год, когда окончательно закатилась его звезда, многие не могли отказать себе в удовольствии потешаться над бывшим сотоварищем покойного императора. И не стоило бы нынче вспоминать об этом, если бы не попали эти строки в солидное издание «Словаря русских писателей XVIII века» (JL: Наука, 1988. Вып. 1), в статью о Г. П. Гагарине.