Глеб Буланников - Илья Мечников

2. Его выделяет один микроб против другого (своеобразный антибиотик).

3. В организме есть клеточная структура, выделяющая его.

В растениях антитоксина не обнаружилось. Другую пищу рассматривать смысла не было, поскольку растения – это первопища, которая составляет рацион всех остальных организмов.

Микробы тоже не вырабатывают антитоксин. Микрофлора кишечника всегда разная, но антитоксин есть постоянно. Какова вероятность, что один и тот же микроб присутствует во всех живых организмах?

Значит, антитоксин получается из клетки, общей для всех организмов.

Мечников наблюдает за червями, лягушками, насекомыми, рыбами и крокодилом. На крокодиле приходит ответ.

Антитоксин получается из фагоцита. Антитоксин и есть фагоцит. А фагоциты бывают двух типов: с одним большим ядром – макрофаги, с несколькими маленькими ядрами – микрофаги.

Микроскоп показывает следующее: когда яд попадает в организм, ему навстречу спешат микрофаги. Они без страха и упрека бросаются в пекло. Пехота.

Макрофаги стоят в стороне. При небрежном взгляде может показаться, что они ничего не делают – стоят себе в героических позах и поправляют оружие с окислившимся бойком.

Это не так. Макрофаги выделяют антитоксин, и тот смертоносной шрапнелью проносится по фронту врага. Артиллерия.

При холере микрофаги разбираются с вибрионами, а макрофаги ждут выстрела в свою сторону. Им надо понять, с чем они имеют дело. Токсин попадает в макрофаг, и внутри рождается антидот. В результате макрофаги ведут бой наиболее мудрым образом. И чаще всего побеждают. При посильной помощи микрофагов, конечно.

С детства Мечникова интересовал вопрос: куда исчезает хвост головастика?

Головастик способен жить только под водой. Но вот он растет, и из пищевода появляются два легочных мешка, и головастик поднимается на поверхность. В основании хвоста набухают какие-то пузыри, они растут, и так появляются у головастика задние лапки.

Таким образом есть уже и легкие, и передние лапки, и задние. Проходит время, и исчезает хвост. На берег выпрыгивает лягушка.

То же самое происходит со многими другими органами живых существ в ходе эволюции. Это называется атрофия.

Причина атрофии – макрофаги.

Фагоциты поедают ослабевшие клетки органов. Так происходит атрофия.

Макрофаги пожирают хвост головастика. Так получается лягушка.

Природа устроила так, чтобы ненужные органы умирали.

То же относится и к человеку.

Он умирает от макрофагов.

Из-за макрофагов человек седеет (пожирание зерен красящего пигмента), макрофаги разрушают кости, нервно-мозговую ткань, ткани почек, сердца, печени, мышц. Макрофаги – прижизненные могильщики человека. Но не со зла.

В кишечном канале человека живет сто двадцать восемь триллионов микробов. Большинство – в толстых кишках. Они все ядовиты, как укус черной мамбы. Но кишечник похож на шлюз в отношении остальной части организма. Микробы не могут выйти за пределы кишечного канала.

Микробы выделяют яд. Он, по предположению Мечникова, всасывается в кровь через стенки кишок и разгоняется по всему организму. В моче не раз находили ядовитые вещества вроде фенола, индола, крезола и скатола.

Макрофаги отыскивают их и убивают. Микробный яд как накипь. Макрофаги по касательной повреждают ткани и органы, кровь.

Человек на протяжении всей своей жизни подвержен интоксикации ядом старения.

«Предположение мое о роли кишечной флоры (кишечных микробов) в обусловливании старости уже не есть гипотеза, как прежде, а научно установленный факт, – писал Мечников. – Систематические исследования, выполненные за последние годы в моей лаборатории, поставили вне всякого сомнения вредное влияние индола, фенола и масляной кислоты (продуктов кишечного гниения и брожения) на самые ценные ткани нашего организма».

Проблема человека в том, что он, как правило, проживает короткую жизнь. И не успевает пресытиться.

Вопрос о смысле жизни соединен условной нейронной связью с мыслью о смерти. И вот что удивительно. Диалектическая пара жизнь/смерть имеет между собой третье звено, которое разрушает всю диалектику. Смысл. Человеку надо знать, для чего он обречен жить короткую жизнь и видеть смерти близких людей. Тогда он способен примириться. Тогда нет никакой диалектики. Есть просто жизнь и смерть. Начало и конец. Старт и финиш.

Мечников к религии относился скептически. И разрешать сомнения верой он был не способен.

Но его тоже тяготила конечность жизни.

Толстой и Достоевский предлагали отказаться от личности. Это, говорили они, позволит установить связь с вечностью. Ощутить себя частью чего-то большего. Во всех людях одно и то же начало. Нас разнит лишь наша личность – жизненный опыт, записанный на кору головного мозга.

Обычный упрек про бред религии здесь не произнести. Но бывает так, и тому виной личность, что разные люди просто иначе смотрят на одни и те же вещи. Это как близорукость и дальнозоркость.

Мечникову нужно было строго научное объяснение. Без всякой метафизики, коротко и ясно: как преодолеть проблему смысла?

Ответ оказался донельзя изящным: проблема не в смысле, а в продолжительности жизни.

Нужно сделать так, чтобы человек дольше жил.

«Поколение, к которому я принадлежу, – писал Мечников, – легко и быстро усвоило основы положительного мировоззрения, развившегося главным образом вокруг учения о единстве физических сил и об изменяемости видов. Но в то время как естественно-историческая сторона этого мировоззрения отвечала всем требованиям мышления, его прикладная часть, относящаяся к человеческой жизни, казалась все менее и менее способной удовлетворить стремление к осмысленному и обоснованному существованию.

Огромные успехи медицины во второй половине прошлого века подали надежду на лучшее будущее. Человеческое существование, каким оно является на основании данных наличной природы человека, может радикально измениться, если бы удалось изменить эту природу.

Раз старость будет излечена и сделается физиологической, то она приведет к настоящему, естественному концу, который должен быть глубоко заложен в нашей природе».

Ветхозаветные праотцы жили сотни лет. Умирали без сожаления. С пониманием: пора. Они пресыщались жизнью, и смерть становилась приятным концом.

Подобные примеры Мечников находил и в более поздних временах.

В 1635 году умер Томас Парр – он прожил 152 года. В 120 лет он вторично женился. Сын от этого брака дожил до 123 лет. Парр пережил девять английских королей. Он умер от излишеств в пище и питье.

В 1670 году в Йоркшире умер Г. Дженкинс – ему было 169 лет.

В 1724 году в Венгрии умер крестьянин Петр Кцартен. Ему было 185 лет. Его старшему сыну было 155, а младшему – 97.

В Норвегии в 1797 году умер Иозеф Суррингтон на 160-м году жизни.

В 1795 году, если верить церковным записям, умер Томас Карн. Он родился в 1588 году и прожил 207 лет.

Это кажется фантастикой. На самом деле продолжительность жизни долгоживущего человека сущий пустяк в сравнении со средними показателями многих животных.

Слоны живут до 150 лет, черепахи – до 175, попугаи – до 117, соколы – до 162, щуки – до 267.

«Род человеческий, – писал Мечников, – унаследовал от своих предков как толстые кишки, так и условия, благоприятствующие развитию богатой кишечной флоры. Он терпит, следовательно, неудобства этого наследия. С другой стороны, у человека мозг необыкновенно развился, а с ним и умственные способности, обусловливающие наше сознание старости и смерти. Наше сильное желание жить находится в противоречии с немощами старости и краткостью жизни.

Это наибольшая дисгармония человеческой природы».

Все беды от толстой кишки.

Гниение пищи в толстых кишках притягивает вредные микробы.

Яды проникают в кровоток.

«Наш возраст – это возраст наших артерий, – писал Мечников. – В старческой атрофии мы всегда встречаем одну и ту же картину: атрофию благородных и специфических элементов тканей и замену их гипертрофированной соединительной тканью… Другими словами, старость – это борьба между благородными и простыми элементами нашего тела. Говоря "борьба", я не употребляю метафоры. Дело идет о настоящей битве в самой глубине нашего организма».

Яд ослабляет клетки, фагоциты их пожирают, человек стареет.

Микробы, выделяющие яд, любят щелочную среду. Кислота их убивает.

Бактерии, которые выделяют кислоту, могут продлить жизнь.

Такие бактерии только одни – молочнокислые.

Изучая историю, Мечников проследил закономерность: у каждого развитого народа был свой напиток молочнокислого брожения.

Египтяне пьют кислое молоко буйволицы, козы или коровы – лебенраиб. Болгары пьют кислое молоко – югурт. В России такой напиток – простокваша. Кавказские горцы пьют кефир (айран), татары – кумыс.