Винсент Хоппер - Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения

Итак, Данте, двигающийся от основных точек к теологическим добродетелям, от Чистилища к Небу, в конечном счете перемещается от Беатриче к Бернарду, чтобы осуществить свое желание и добиться окончательной цели (Р., XXXI, 67). Именно Бернард направляет взор Данте через лабиринт Розы, где «внутренний свет» Беатриче рядом с ней в образе Рахили, и Данте, наконец, благополучно поднимается, постигая различие между ними.

Так две доминирующие двойственности представлены в видении Розы: Ветхий Завет и Новый Завет, Действие и Созерцание, последнее предвещается присутствием образцов государства и Церкви; Генрих, державный правитель agosta (P., XXX, 136), Мария, Царица Небесная, Регина (Р., XXXIII, 34), Августа (Р., XXXII, 119).

В объединенном числовом устройстве двух противоположных групп персонажей также содержится намек на их двойственность. Упомянутые лица верхних рядов приведенных выше двух схем общим числом 8 — число крещения и обновления, — поименованные члены нижних частей схем числом 10, как будто в образе Декалога (десяти заповедей), или Ветхого Завета, коронованные, или реализованные Новым Заветом, обновлены Христом.

Все сказанное — не более чем числовое совпадение, однако возможность его подразумевается возвышением деления 10 на 7 и 3, обычные части заповедей.

Высшая двойственность, двойственность духовной жизни, получает свое символическое выражение в тех частях «Божественной комедии», где преобладает Церковь Христа. Оно представлено в виде процессии Церкви воинствующей, в Розе Церкви Торжествующей и между ними двумя в кругах образа Солнца, символа Света Христа.

Каждый из двух кругов (которые касаются нас в этот момент) состоит из 12 светочей, обстоятельство, которое сразу же предполагает 12 средних веков, 12 патриархов или колен Израилевых и 12 апостолов. Гарднер считает, что эти круги представляют порядок мироустройства, по Франциску и Доминику:

Один, ангельский, включая Бонавентуру «и все, что слева», предвидится по своим свойствам созерцательным, ближайший к Церкви Торжествующей и Рахиль (Р., XII, 128). Другой, херувим, изображен в активной учительской функции Церкви Воинствующей, утверждающей «мудрость на земле», Беатриче.

С этими кругами корреспондирует постоянная убежденность Данте, что эта двойственность, вездесущая в духовном мире, является образцом, которому земной мир должен следовать. Здесь взаимосвязь Церкви и государства вместе с созерцанием и действием проявляется включением личностей из Ветхого Завета. Они отличны от остальных, учитывая названную причину. В активном круге херувимов находится Соломон, именованный как вершина царской мудрости (Р., XIII, 104). В созерцательном круге ангельский (серафимов) голос Господа относится к тому же правителю.

Самый необычный, поразительный образ двойственности Церкви-государства находится в шестом небе, в небе Юпитера и Орла. Данте стал шестым певцом Орла (А., IV, 102). Шестой век — век земного совершенства, который предсказали многие суетные пророки, такие как осужденный Постил из Апокалипсиса, определенный Пьером Оливи. В 19-й песни повествуется о том, что в этом небе из всех небес изготовила свое зеркало Божественная Справедливость.

Здесь «сверкающее пламя Святого Духа» воплощается в пророческом предупреждении: «Diligite justitiam qui judi-catis terram» («Судите праведно, земные судьи»), повторяющемся на страницах «Божественной комедии», «Пира» и «Монархии» как подтверждение сказанному. Буква «М», предполагающая геральдическую форму Орла, может обозначать Марию, Монархию или число 1000, которое представляет завершающую границу чисел и символ совершенства. В двух крыльях, идущих вниз черт «М», также изображены два ответвления митры епископа, Ветхий и Новый Завет.

Далее Данте информирует читателя, что буквы всей фразы составляют число 35. Вероятно, это исключительно нецелесообразная информация, ибо вряд ли здесь не присутствует числовой символизм.

Верно, что 35 является кульминацией жизни и установленным возрастом Данте в момент путешествия, однако связь между этими соответствиями и соответствием Орла не такая явная. К счастью, существует иная возможность, поскольку личности в Божественной процессии представляют книги Ветхого и Нового Завета числом 35. Благодаря указанной тождественности Правосудие Орла соотносится с Правосудием Рая и Орел Монархии получает своего двойника в процессии.

Правосудие Орла включает правосудие Розы и гармонию всех земных двойственностей, подобно Воинствующей Церкви, Ветхий и Новый Завет, блаженство человека, действие и созерцание или, более узко, светскую и духовную жизнь, государство и Церковь.

С точки зрения Орла две линии ведут от Давида и Энея к Церкви Христа и Римской империи. Зрачок глаза, внутренний свет, как замечает Давид, «il cantor de lo Spirito Santo» («Святого духа некогда воспел». - P., XX, 38).

Свод века составлен из пяти светских личностей. Четыре из них — правители, пятый — Рифей, троянский воин, который любил правосудие и, как троянец, относился к предкам Рима.

Мы снова видим веру Данте в действие и созерцание, государство и Церковь, Ветхий и Новый Завет как варианты архетипической Двойственности. Если союз двух заветов, Ветхого и Нового, и союз двух жизней, активной и созерцательной, создаст Церковь Воинствующую и Церковь Торжествующую, это будет

В шестой сфере находится Орел империи, поднимающийся из седьмой к возрождению в восьмой, являющейся лестницей созерцания. Если Кангранде действительно является veltro, на которого Данте возлагал свои надежды, именно для Данте дополнительным доказательством его избрания становятся два образа действия и созерцания, олицетворяющиеся в образе Ломбардца:

В Чистилище личность Беатриче (Церковь) находится на вершине горы, дополняемой тем, что римлянин Катон (государство) располагается у ее подножия, рай Церкви имеет своих предшественников в языческом Рае Лимба, семь стен которого напоминают о семи холмах города Рима, управлявшегося семью царями (Пир, IV, 5, 88–96).

Представляя единство Церкви и государства как неотъемлемую часть божественно устроенного плана, Данте показывает, что его вера в Вечный образец носит практический и философский характер. Справедливое управление мирскими делами — залог правления независимой Церкви и независимого государства. Однако определенность существования Божественного плана побуждает его сделать следующий шаг и предсказать:

1. Это состояние земного совершенства, обозначенное двойственной ролью Церкви и государства, возможно лишь в перспективе (Монархия, II, 12, 21–23; III, 3; Ч., XXXIII, 37–51).

2. Совершенство будет соответствовать Верховному образцу (Монархия, III, 2, 29–32).

3. Оно скоро наступит (Пир, II, 15, 115–118; Ч., XXXIII, 49; Р., XXX, 132–133).

Если следовать Божественному образцу, цифровая логика подтверждает, что конец вскоре наступит и мир земной увидит три Золотых века (совершенные три) вместе с двумя несовершенными периодами между ними (несовершенные два). Теория, очевидно, затрагивает два цикла, в каждом из которых состояние совершенства сопровождается периодом отступления, чтобы, в свою очередь, восстановиться возвращением к совершенному. Я убежден, эти два совершенных цикла точно представлены в «Божественной комедии».

Первый цикл представлен тремя ступенями к Чистилищу. Первая из белого мрамора — невинность сада Эдема, Золотой век (Ч., XXII, 148). Вторая — темная и надломившаяся — символизирует «печальные времена», которые сопровождают приход змея в сад, «времена» представлены в Розе Моисеем.

Третья — красный — искупление, вызванное страстью Христа (Ч., IX, 76-102). Приход Христа вел к основанию Церкви, и правление Христа распознавалось в двух солнцах Рима, каждое ярко сияло в счастливое время искупления. Ведь «мы не найдем мгновения, когда мир повсюду совершенно спокоен, кроме как при божественном монархе Августе, когда существовала совершенная монархия» (Монархия, I, 16), так же как Христос не представлял совершенную Церковь.

«Павел назвал это блаженнейшее состояние «полнотою времен». Поистине время и во времени сущее было тогда полным, ибо ни одно средство нашего счастья не лишено было своего попечителя» (Монархия, I, 17–22).

Однако второе совершенство было одновременно отражением первоначального совершенства, «возвращением из изгнанья» (Р., VII, 31–39), ибо мир отклонился от пути истинного и добродетельной жизни, что иллюстрирует суетность Церкви в раю Адама.