Карл Левитин - Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого ученого. Учебник по научно-популярной журналистике

Рис. 1.

Какой вывод следует из всего вышесказанного? Только один:

Популяризация достижений науки и нерешенных в ней проблем, необходимость рассказывать людям, простому человеку с улицы, которых гигантское большинство, о результатах собственных исследований и работах своих ближайших коллег – это первая и наиболее важная задача любого ученого. Как правило, ему не решить ее без помощи научного журналиста – без его умения и таланта.

Вот теперь я действительно кончил свое предисловие, дающее ответ на вечный вопрос российской интеллигенции «Что делать?», корни которого – в названии знаменитого романа, написанного русским социологом и литературным критиком XIX века Николаем Гавриловичем Чернышевским. Роман этот – блестящий пример популяризации наук, в данном случае социальных. Хотя с точки зрения чистой литературы написан он из рук вон плохо, хотя язык его довольно-таки суконный, а сюжет донельзя примитивен, роман «Что делать?» пользовался огромным успехом у российской интеллигенции именно потому, что очень понятно, в образной форме выразил суть новых революционных идей, нарисовал уголок социалистического общества таким, как он виделся революционным демократам того времени, которые, однако, писали о нем заумные статьи и произносили мало кому понятные речи. Таким образом, можно сказать, что революция октября семнадцатого года, последствия которой мы еще долго будем ощущать, была до известной степени подготовлена талантом научного журналиста, популяризировавшего новые социальные идеи – вышеупомянутого Николая Гавриловича Чернышевского. Недаром с такой язвительностью, я бы даже сказал злобой, ему вовсе не свойственной, обрушился на него Владимир Набоков в своих работах, Чернышевскому посвященных. Мы вспомним об этом позже, когда станем говорить об ответственности научного журналиста.

Теперь же я намерен перейти к следующей части своих размышлений вслух, где обсуждается другой вопрос, логически вытекающий из первого – не «что делать?», а «как это делать?». Что делать – это мы теперь знаем: надо вплотную заняться популяризацией науки среди потерявшего правильную дорогу в жизни человечества. А вот как это делать – вопрос.

Но прежде взгляните на гравюру Маурица Эшера, голландского художника, нашего современника – он умер в 1972 году. Она служит зрительным эпиграфом к этой главе и называется «Рисующие руки». Доставьте себе минуту-другую удовольствия – отнеситесь к ней просто как к произведению искусства. Чуть позже вам станет ясно, что она еще и наглядное учебное пособие.

Теперь, когда я закончил свое предисловие, а вы насладились гравюрой Эшера, мы можем продолжить.

10 сентября 1948 года Альберт Эйнштейн закончил свое предисловие к книге Линкольна Барнетта «Вселенная и доктор Эйнштейн». Более полувека прошло с тех пор, и сегодня практически каждое слово, написанное или даже произнесенное великим физиком, хорошо известно и повторялось вновь и вновь в бесчисленных цитированиях. Тем более странно, что несколько очень важных и мудрых фраз, рожденных воображением и разумом Эйнштейна тем сентябрьским днем в его доме в Принстоне, штат Нью-Джерси, смогли ускользнуть от внимания и его последователей, и его критиков. Единственное правдоподобное объяснение этому удивительному факту, которое я в силах измыслить, состоит в том, что книга, к которой он писал предисловие, была не научной, а научно-популярной. А, как известно, «настоящие» ученые не тратят свое драгоценное время на чтение подобной литературы, потому они и просмотрели несколько станиц предисловия, написанных рукой Эйнштейна. Как вы, надеюсь, заметили, слово «настоящие» стоит в больших и жирных кавычках.

Для вас уже не секрет, что конечная цель этой книги – убедить читателей, что люди эти совершили одну из самых больших ошибок, которая вообще возможна в жизни. Точнее, это даже не ошибка, а непростительная глупость, какую ни один настоящий (в этот раз я употребляю это слово безо всяких кавычек) ученый не может себе позволить. То есть не читать научно-популярную литературу, не восхищаться ею – и не критиковать ее, когда она того заслуживает.

Суммируя, я должен сказать, что поставил перед собой и перед вами задачу разрушить сложившееся предубеждение или, если угодно, предрассудок. Как известно, бороться с предрассудками – одно из самых трудных дел на свете. Стоит ли говорить, как нужны мне поэтому ваши внимание, понимание и поддержка.

Впрочем, некоторую поддержку я уже нашел – в словах Эйнштейна из того написанного более полувека назад предисловия, которые, как я говорил, не слишком хорошо известны в научном мире. Вот они, полные для нас с вами глубокого смысла: «Никак нельзя мириться с тем, чтобы каждое новое достижение в науке было известно лишь нескольким ученым в этой конкретной области, даже если им удастся вполне оценить его, развить и применить в своей работе. Сузить круг людей, которым доступно знание, до небольшой группы посвященных – значит умертвить философский дух народа, а отсюда прямой путь к духовной нищете».

Другими словами, Альберт Эйнштейн более полувека назад понимал то, о чем мы с вами говорим сегодня: что просвещать простых людей с улицы в научном отношении, держать их в курсе тех усилий, что предпринимаются научным сообществом, есть долг ученого перед обществом, в котором и благодаря которому он живет и предается чистым радостям постижения Истины.

Но в то же время – вслушайтесь, это совсем новая нота в нашей песне – сам процесс изложения результатов своего исследования в доступной неспециалисту форме дает ученому редкую возможность увидеть свои собственные повседневные научные занятия и заботы как бы со стороны или лучше сказать – с высоты, впервые рассмотреть место своей работы в общей картине мировой науки и накопленных людьми на данном этапе развития знаний. И в нашей обычной жизни мы тоже порой ощущаем потребность выговориться – рассказать кому-то о том, что нас волнует. Так мы подсознательно пытаемся обнаружить корни своего беспокойства. Очень похожее происходит и в науке. Не единожды случалось, что, пытаясь объяснить свою работу кому-то другому, ученый неожиданно для себя понимал – быть может, по-настоящему лишь впервые – истинный смысл своих исследований, ранее скрытый от него чередой ежедневных рутинных дел и забот.

И теперь скрытый смысл эшеровских «Рисующих рук» становится вам ясен. Правая рука, стремясь описать себя на листе бумаги, в то же самое время описывается левой, а в результате истинная сущность обеих из них предстает перед нами.

Другими словами… Я так часто использую это словосочетание не потому, что не могу найти какой-нибудь иной синонимический оборот, а потому что перевод с одного языка, связанного с определенным строем мысли, на другой, построенный на отличном от первого способе понимания мира, как раз и есть именно то, чем чаще всего озабочен научный журналист. Это основа его профессии. То есть, другими словами, научная популяризация есть, среди всего прочего, еще и могучее, а часто и уникальное, то есть единственно возможное, средство для понимания скрытого смысла научной деятельности. Мы вернемся и к этой идее, как и к другим, лишь намеченным и оконтуренным здесь, в следующих главах, чтобы проиллюстрировать ее многочисленными примерами из истории науки, потому что человек, разговаривающий сейчас с вами, долгое время был историком науки. Автор также долгие годы, точнее – теперь уже десятилетия, профессионально занимался проблемами популяризации науки, изучая и разрабатывая специальные приемы и методы для того, чтобы сделать эту популяризацию приемлемой как для ученых, с точки зрения точности изложения научной сути, так и для простого человека, с точки зрения понятности, доступности и увлекательности этого рассказа.

Думается, пришло время мне рассказать о себе. Разумеется, автобиографический элемент здесь полностью подчинен нашей теме – научной журналистике.

По образованию я инженер, специалист по автоматическому управлению различными сложными системами. Первые несколько лет после окончания института я был научным сотрудником в одном закрытом заведении, которые в то время назывались «почтовыми ящиками». Я писал свою диссертацию и даже не помышлял о журналистской карьере. Но судьбе было угодно послать меня переводчиком – поскольку за плечами у меня была английская спецшкола – на открывавшийся тогда в Москве I Международный конгресс по автоматическому управлению. На конгресс приехал и Норберт Винер, создатель кибернетики, которую в тот момент – это был 1960 год – отчего-то считали буржуазной лженаукой, направленной на порабощение человека машинами. Все журналисты, работавшие в печати, на радио и телевидении, получили строжайший запрет на беседы с Винером. Но я-то и мой друг Анатолий Меламед, с которым мы вместе работали в нашем «почтовом ящике», об этом ничего не знали и попросили Норберта Винера рассказать о себе и своей работе. Он, безусловно, главный гость конгресса, прославленный ученый, недоумевал, почему никто из журналистов не домогается у него хотя бы краткого интервью, и был, наверное, рад хотя бы двум желторотым юнцам. Так или иначе, но наше интервью с ним появилось в «Литературной газете» буквально на следующий день после того, как мы его туда отнесли. Если кому-нибудь из вас попадется в руки книга «Кибернетические путешествия», то там эта история живописуется во всех красках. Автором книги числится некто Лев Католин – это псевдоним, составленный из обломков наших настоящих имен и фамилий, который мы Анатолием Меламедом взяли для того, чтобы наше начальство не обнаружило, что мы не все наше время и силы отдаем родному «ящику».