Винсент Хоппер - Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения

Итак, шесть дней проходят в пересечении Ада и Чистилища, что позволяет безапелляционно предположить путешествие человечества через шесть земных веков. Седьмой — Окончательный конец мира, век Окончательного Воскресения, и, соответственно, в седьмой день мы находим Данте в Земном Раю.

В полдень того же дня, спустившись из земного мира в духовный, он поднимается к Вечному Раю: «Почти из этих врат там утро всплыло» (Р., I, 43–45). В тот же седьмой день Данте движется вверх через все небеса. Дальше нет никаких упоминаний времени, пока он не добирается до звездного неба Обретенного.

Восьмой век — век Окончательного Обретения, вечного и безвременного. Вращаясь в небесах, Данте не ведает времени, однако здесь ему говорят о том, чтобы он наблюдал за протяженностью небесного движения. Он обнаруживает, что находился в движении.

поскольку ранее он смотрел вниз. Его предыдущая точка зрения проявилась в восьмом небе, когда он находился над Иерусалимом, в середине (от Востока к Западу) первого климата («Я видел весь, с горами и реками; Я от средины сдвинулся до края». — Р., XXII, 151–153; XXVII, 81).

Поскольку Данте поднимается в Рай над горой Чистилища в полдень седьмого дня, более раннее время не упоминается. Значение первого спускающегося видения если что-то и означает в любой точке времени, то, по крайней мере, ясно, что прошло 12 часов с момента восхождения Данте. Чистилище по отношению к Иерусалиму находится на 180 градусов, или в 12 часах, если он движется вместе с солнцем. Фактически солнце идет на 40 градусов впереди него в этой точке, заставляя 12 часов удваиваться.

Сложно сказать, когда произошло перемещение из седьмого в восьмое небо Освобождения и когда Данте достигает восьмого, или Окончательного, века Искупления.

В 27-й песни, которая представляет восьмой день и выражение циклической теории, в присутствии Данте свет Адама соединяется с тремя светочами теологических добродетелей, как когда-то крест связывался с деревом («Четыре светоча передо мной // Пылали». — Р., XXVII, 10–12).

Данте видит совершенство первого века в Благородном замке Лимба, личности Катона и Рае. Он стал свидетелем совершенства второго века во время прихода Христа в последующем дереве Земного Рая, после этого восстановил свою наготу, вернув ее к первоначальному великолепию.

Третье совершенство предсказывает Беатриче, которая теперь находится в колеснице и представляется в образе Рая в круге Орла, трех апостолов и Розы. Как бы то ни было, здесь он видит в реальном событии символическое выражение. Петр рассказывает, как недавно это сделала Беатриче, представляя историю второй эры, вместе с 300 годами повиновения и последующим стяжательством, которое Данте стремится раскрыть.

Именно в этом месте Данте велят посмотреть вниз, чтобы тот увидел, что подошел «к концу» («Я от средины сдвинулся до края». — Р., XXVII, 81). Когда он оглядывается на «шальной Улиссов путь», Улисс отплывает явно налево («Все время влево уклоняя ход». — А., XXVI, 126). Действительно, пришел к концу в том значении, которое является также началом, к Перводвигателю.

Цикл завершен, как и Первичная Любовь, породившая Адама, Данте возвращается к своему источнику с помощью теологических добродетелей. Также в Розе Беатриче возвращается на сторону первоначальной власти Марии. Соединяясь в ходе повествования с природой времени, Беатриче сообщает Данте, что белая кожа «дочери» солнца темнеет («И так вот кожу белую чернят». — Р., XXVII, 136).

Похоже, с помощью предыдущих замечаний Петра, содержащихся в песне, порочная Церковь очерчивается, или, возможно, не Церковь, а Рим, процветавший под солнцами как Церкви, так и государства. Данте уверен, что грядет время реставрации, когда «за цветком поспеет добрый плод» (Р., XXVII, 148).

«Цветок» вряд ли относится к собственному темному веку Данте. Скорее напоминает о цветущем дереве времени Христа и снова объявляет о третьем поколении после второго голого. Так завершается совершенство трех, являясь также и одним, и всем, как на небе, так и на земле.

Недостаток времени и знаний заставили меня не обращать внимания на некоторые числовые символы, которые не так явно соединялись с вавилонско-пифагорейско-христианской традицией. Похоже, они тевтонского или кельтского происхождения, поскольку точнее проявляются в сохранившихся фрагментах северной языческой литературы.

Здесь я собрал воедино случайные наблюдения о языческих числовых символах, предполагающие дальнейшие исследования (если возникнет необходимость) для тех, кто наиболее подробно ознакомился с предметом исследования.

Неудивительно, что и в этих культурах важнейшим числовым символом оказывается триада. Скандинавские народы, наряду с бесчисленными тройками, обожествляли трех Норн, богинь судьбы, три цвета радуги, три корня ясеня Иггдрасиля и трех главных богов Асгарда — Одина, Тора и Фрейра.

Большая часть тевтонской мифологии следует принципу триады. Кельтские народы поклонялись трехголовым богам. Древние койдалы вычислялись по состоящему из трех частей дню. Древние ирландцы обычно проводили три ежегодных праздника.

Среди уэльсцев триады были необычайно популярны, поскольку рассказчик и его слушатели явно восхищались «похищением трех ценностей», «тремя дурными резолюциями», «тремя легкомысленными бардами», «тремя изобретателями» и т. д. Даже буквы уэльского алфавита составлены из трех элементов.

Также у всех северных народов известен зодиак, состоящий из 12 знаков (домов). Огромный пласт астрологических знаний содержится в эдической мифологии. Там упоминаются четыре стихии, четыре потока молока, вытекающие из священной коровы Аудумлы. В мифе о сотворении мира говорится о 12 реках.

12 богов и Один обитают в Гладсхейме, Один же известен под 12 именами. Обычно называют 12 валькирий, шесть из которых правят на севере и шесть на юге, воплощая обычное деление домов зодиака.

Торп установил, что первые упоминания о солнечном годе в виде 364 дней, или 12 месяцев, относятся к 950–970 годам. Однако выдающееся положение числа 12 над и выше любого сравнимого образа в христианской нарратологии, очевидно, указывает не только на позднее заимствование. Суждение неверно по отношению к кельтской мифологии, где дюжина не занимает столь высокого положения и вполне может соответствовать южной цивилизации.

Допускают число 7 в Леванте (странах Восточного Средиземноморья, Сирии, Ливане, Израиле). Оно, хотя и часто используется, не содержит коннотаций и значений тайного целого.

Аналогичным почитанием пользовались числа 8 и 9, которые, похоже, также трактовались в смысле предопределенного периода или в группе, дополнявшей число 7 в южной традиции.

Объяснение подобной замены мы находим в предположении, выдвинутом Рисом по поводу древней восьмидневной арийской недели. С ней легко соединяется 9 благодаря особенности подсчета времени северянами с ночи вместо дня, зимы вместо лета и заканчивая неблагоприятными периодами, которые северный климат не выделяет.

Ее влияние заметно в ирландском слове coisthiges, используемом для обозначения «двух недель», буквально означающем «пятнадцать ночей». Также уэльское слово wythnos означает семидневную неделю, хотя буквально переводится как «восемь ночей».

Перед нами свидетельство подобного подсчета половинкой года, начало и конец ведутся от зимы. Термин трех частей года используется в качестве периода в ирландском жизнеописании святого. Седьмая часть года включает два периода. Привлечение в обоих случаях связано с тем, что два времени объединяет три части года, позволяя вывести возможное объяснение 540 дверей и комнат Валгаллы, которая обуславливает дальнейший простой 360-дневный год, что в целом составляет дни одного цикла зимы — лета-осени.

Отмеченная особенность позволяет объяснить совместное использование 8 и 9 для обозначения восьмидневной недели. Как видно из мифа, кольцо Одина Драупнир каждую девятую ночь приносит восемь себе подобных. Возможно, неделя соотносится с обычаем Одина ездить на восьминогом жеребце Слейпнире.

В Скандинавских странах числа 8 и 9 обладают дополнительным значением благодаря долгой зиме, состоящей из восьми или девяти месяцев. Значение неизвестно в более южных странах. Геринг и Голтер объяснили это тем, что в течение девяти месяцев на Крайнем Севере море сковано льдом и дуют зимние штормовые ветры.