Станислав Венгловский - Занимательная медицина. Развитие российского врачевания

Нестор Максимович Максимович был сыном рядового деревенского священника.

Сам он родился осенью 1744 года. А если точнее сказать – так 7 ноября (27 октября); и произошло все это в селении Веприк, близ уездного города Гадяча Полтавской губернии, на той же солнечной Украине.

Село Веприк (вернее в те поры – это было небольшое казацкое местечко), – отличилось хотя бы тем обстоятельством, что когда-то оно прославилось своим героическим отпором, как-то, почти что случайно забредшему в те благословенные полтавские края шведскому королю Карлу XII.

Необходимо также сразу заметить, что село это издавна было размещено по обоим берегам весьма живописной речки Псёл, что осложняло и без того затруднительную оборону всего населенного пункта Веприк[15].

Тем не менее, как вспоминали старожилы былого казацкого поселения, тревожным зимним утром, выпавшим в коротеньком промежутке между 1708 и 1709 годами, – весьма грозный шведский властелин безуспешно старался захватить рядовое казацкое местечко Веприк, так неожиданно вставшее ему на пути к его окончательной и славной победе. Он попытался все это осуществить при помощи атак своих крайне отчаянных гренадеров.

Дело с обороной Веприка, в конце концов, оказалось совсем непростым…

Бравые шведские гренадеры долго и лихо скользили по каким-то слишком оледенелым бревнам, которые осажденные, к тому же, еще и специально-нарочито поливали водой…

И только лишь окончательное израсходование запасов пороха, и без того довольно скудных, заставило немногочисленный отряд, состоящий из казаков и небольшого количества солдат русского гарнизона, сложить свое лихое оружие…

Между прочим, некоторые современные историки совершенно всерьез полагают, что героическая оборона Веприка окончательно сорвала намерения шведского короля добраться по старинной русской дороге вплоть до первопрестольной русской столицы, до города Москвы…

После такого отчаянного отпора старинный Веприк был сожжен, казаки и весь русский гарнизон взяты в плен, а все жители его перебиты по приказу того же, весьма кровожадного шведского короля…

Подрастающий мальчик обожал свою родную природу.

Да у него, и в самом деле, имелись великолепные возможности созерцать ее расцвет – как зимой, так и пышущим зноем – чрезвычайно роскошным малорусским летом.

Впоследствии это, каким-то необычным образом, также отразилось на всей его биографии.

Однако наш разговор – пока что совсем не о том. А потому и отложим его, хотя бы на какое-то, слишком короткое время.

Вообще – необыкновенно счастливым необходимо считать почти каждого человека, – написал когда-то Константин Георгиевич Паустовский, – которому выпало счастье провести свои ранние детские годы на Украине…

Добавим здесь только, что и ему самому, замечательному русскому писателю Константину Георгиевичу, действительно, – удалось все это почти что сполна…

Более того, сам маленький Нестор Максимович попал в настоящее щедрое лето. Он просто наслаждался тем необычным своим состоянием, когда тебя обтекает одного благодатная воздушная аура, когда на тебя изливаются трели волшебного украинского утра, а затем – и как-то необыкновенно быстро последовавшего за ним теплого, очаровательного, такого же тихого вечернего заката…

Именно так получилось и с ним, маленьким Нестором Максимовичем.

В Веприке, будучи еще весьма крохотным карапузом, довелось ему погружаться в волны благодатного мира, до самых краев переполненного цветами и травами, разнообразными птицами и какими-то незаметно, но быстро меняющими свои разноцветно – пестрые кроны, – деревьями.

Этот мир, в прибавку ко всему прочему, окаймлен был едва шевелящимся, а то и крайне ленивым течением речки Псла. В чистых водах этой реки, всё окружающее его, беззаботного дотоле мальчишку, отражалось в еще более красочном виде.

Да и кому из нас не запомнилось описание этого чудного водного пространства, протекающего вдоль всего Веприка, в изображении знаменитого русско-украинского писателя Николая Васильевича Гоголя[16]! Даже совсем не беда, что этот мост расположен был где-то в преддверии другого селения, соседних Сорочинец, однако – всё на той же самой реке…

Особенно мост, перекинутый поперек ее неспешного абсолютно течения… Впрочем, и целую когорту веселых украинских парубков, стоявших на том же мосту разноцветной гурьбою, в своих широченных, как море, свитках…

Они же, эти слишком веселые парубки, так невежливо обошлись с его горделивой супругой, обозвав ее даже «ведьмой». Зато сразу же отметили несравненную красоту не в меру скромной дочки его – девушки Параси…

В этом же, неповторимом солнечном мареве, маленькому Нестору соседствовали, вдобавок, и всевозможные старички и старушки, которые почти ежедневно сползались к церковной паперти храма Святой Богородицы. Они досконально знали и различали целебные свойства самых разнообразных растений и всевозможных трав.

Они одни и способны были втолковывать свои знания в головы окружающих их босоногих мальчишек, которых с утра и до самого вечера, почти незаметно для них самих, окутывают благодатные синие сумерки…

А где-то там, в той же робкой полуденной стороне, которая чудилась малышу невообразимо горячей, которую взрослые называли, вдобавок, горячим югом, простиравшимся за каменными днепровскими порогами, где была уже расположена и сама эта дивная Запорожская Сечь…

О ней, об этой Сечи, в народе повсеместно ходили самые удивительные рассказы… В окрестных селениях и на хуторах, на заросших густыми садами пасеках, часто попадались явившиеся оттуда, из этого чудного мира – матерые казаки, с седыми оселедцами-чубами на гладко выбритых, вплоть до ослепительной черноты, – черепах. Они же всегда и во всем – помогали своим захворавшим землякам-сельчанам…

Они-то как раз и владели не только неохватными знаниями о целебных свойствах различных трав, но и сами были способны заговаривать разного рода болезни. Таинственными словами избавляли людей от всяческих ран. А при помощи их, неведомых людям сил, им удавалось порою даже отодвинуть само приближение лютой, какой-то в корне неотвратимой смерти…

Вот бы, думалось иногда малышу Нестору, вот бы выведать все эти таинственные свойства всех, всевозможных растений на свете…

Вот бы избавить людей от повсеместного горя, от присущих им весьма частых хворей, а то и от самой неумолимой смерти…

Очень часто любил он прогуливаться.

А выйти на явно бесцельную прогулку деревенскому мальчишке, пусть и даже хорошо известному всему селу сыну местного благодушного священника, – было совсем нелегко. Так и казалось: вот-вот кто-нибудь возьмет да и спросит его: «А куда это ты направился, хлопец?»

Он же любил наблюдать, как за селом опускаются медленные, чрезвычайно тихие сумерки… Вот уже все вокруг облекается пока что ничуть не видимой даже, а все же весьма ощутимой, как выражаются все исключительно местные жители, – довольно легкой «полудой»…

Любил вспоминать он также, как называется то, или иное растение, да еще и притом – как оно произносится ими, совершенно по-разному…

Как зазвучит оно, скажем, в устах пожилого монаха из ближайшего к Веприку просторного монастыря, как отзовется оно в устах молодой послушницы, совсем еще не монахини даже… Как его произносит, вернее, как оно зазвучит в устах какого-нибудь перехожего пьяницы, вечного забулдыги, которого все прочие люди не почитают даже за человека совсем!

Все это по-прежнему страшно интересовало деревенского любопытного мальчишку…

А все же безмерное человеческое горе, ему, поповичу, приходилось наблюдать почти ежедневно.

Каждое утро к дому его отца, священника Максима, который служил настоятелем церкви Успения Святой Богородицы в вечно беспокойном своими казацкими выходками Гадячском полку, – являлись ходоки с нижайшими просьбами помолиться за здоровье захворавшего своего родителя. Или же другого, какого-нибудь их родственника, либо даже ближайшего своего соседа, который живет почти рядом с ним, лишь за довольно высоким тыном, уже покрытым от старости сплошною плесенью…

Детство нашего героя, ко всему прочему, совпало с особым периодом в истории Украины, когда она снова, казалось бы, обретала возможность автономного своего развития, такого непреложного под крылом возобновляемой, пусть и на скорую руку, гетманской власти…

Юному Нестору Максимовичу отсчитывалось всего лишь шестое знойное лето, когда императрица Елизавета Петровна, мокнув свою серебряную кисточку в какую-то совершенно изумрудную краску, подписала свой новейший указ. Этим указом она провозглашала гетманом Украины совершенно юного на ту пору графа Кирилла Григорьевича Разумовского.

А был он младшим братом всесильного, однако – совсем не амбициозного своего ближайшего родственника, доводившегося ему просто старшим братом.