Фанфикс.ру - Фанфик Everything I am

Я чувствую, как на лице проступает ухмылка:

— Еще бы. Заело, наверное, что я на него внимания не обратил. Ничего — танец преподавательский уже кончился, так что его и в зале-то нет. В любом случае можно не дергаться.

— Он уже минут пятнадцать как стоит у одной из колонн и смотрит в нашу сторону! — кричит Гермиона неожиданно. Наверное, на ней сказывается обстановка — раньше она никогда так не повышала на меня голос — и в нем не было таких интонаций. А уж что именно она говорит…

— Врешь! — кричу я в ответ и уже собираюсь демонстративно оглянуться по сторонам, чтобы уличить ее во лжи, но Гермиона вцепляется мне в плечи:

— Твою мать, Гарри! Стой спокойно и прекрати вести себя как дурак! Ты пойдешь танцевать — и ты будешь танцевать, потому что если тебе так хочется продемонстрировать безразличие, то это надо делать грамотно! Ты герой этого праздника — и это правда, в любом случае это правда! Тобой восхищаются! Так веди себя так, чтобы Снейпу стало жаль, что он от тебя отказался!

— Не буду я ничего делать для этого! — я зло отбрасываю от себя ее руки. — Не надо вести со мной воспитательных бесед — не время, не место, и вообще уже поздно, я взрослый!

— Ты? Взрослый? — она так знакомо кривит губы, что я вздрагиваю. — Не будь трусом — тогда, может, я тебе и поверю.

— Я не трус! Я не хочу танцевать! Я не хочу всего этого! Я хочу свалить отсюда и не могу, потому что на меня все пялятся!

— Ты еще зарыдай!

Если бы она была парнем, я бы ее ударил. Но Гермиону я ударить не могу — поэтому только мрачно смотрю на нее и делаю попытку еще раз сесть на стул. Она заступает мне дорогу к нему:

— Еще раз и по буквам: Гарри, ты будешь танцевать. Ты хорошо танцуешь — в гостиной у тебя всегда здорово получалось. Давай. Ты можешь это сделать. Даже если тебе больно — ты хочешь, чтобы он видел твою боль?

Я закрываю глаза и медленно считаю до трех. Видел мою боль? Он видел только, когда мне было физически плохо. Сегодня я удачно держу лицо — я знаю, что удачно, потому что периодически сам верю разыгрываемой роли. Так что ничего он не видит. И Гермиона врет — он не смотрит на меня. Я бы знал. Песня заканчивается, и Гермиона вздыхает:

— Так. По меду — и на танцплощадку. Ты меня понял?

Я удивленно открываю глаза и вижу, как она разливает сладкий, горячащий кровь напиток. Мы молча чокаемся — причем она неотрывно смотрит мне в глаза — ставим опустевшие бокалы на стол и беремся за руки.

— Пошли, — говорит она решительно. Мне не остается ничего другого кроме как подчиниться. Можно же позволить хоть кому-то решать за меня? Даже если я соглашаюсь на это осмысленно, а не так, как с ним. С ним… Он меня просто не спрашивал, он делал. А мне это нравилось.

Приехали. Только таких открытий самого себя мне и не хватало.

Прежде чем я понимаю, что Гермиона вытащила меня в середину зала, до меня доходит, что песня будет медленной. По первым тактам было не разобрать, но сейчас… И отступать некуда. Я негодующе смотрю на Гермиону, она задорно улыбается и кладет руки мне на плечи:

— Надеюсь, за это Рон нас не убьет.

Я безнадежно качаю головой, а потом неожиданно для самого себя смеюсь. Искренне, без надрыва, которого боялся. Гермиона всегда добивается того, чего хочет. Вот сейчас ей захотелось со мной танцевать — и мы будем это делать. Я опускаю руки ей на талию, она проводит ладонью по моему затылку, приглаживая длинные и все равно взъерошенные волосы. Я не знаю эту песню. Танцующих пар не очень много, но Джинни с Невиллом и Луна с Роном здесь — одни улыбаются друг другу, вторые серьезно и сосредоточенно о чем-то разговаривают. Гермиона не прижимается ко мне, за что ей большое спасибо, зато водит кончиками пальцев по моим плечам. Как бы Рон и вправду нас не убил. В конце концов я смотрю ей в глаза:

— Что ты делаешь?

— Что надо, — следует лаконичный ответ, — пожалуйста, сделай вид, что танцевать тебе нравится.

— Да ты и неплохо танцуешь, что его делать-то? — недоуменно пожимаю я плечами, и Гермиона морщит нос:

— Тогда сделай вид, что тебе очень нравится. Если бы ты знал, что происходит, тебе бы и нравилось, я тебя уверяю.

— А что происходит? — наученный первым опытом, я не оборачиваюсь, но голос меня выдает: — На нас опять кто-то смотрит?

— Нет, — с искренним удовлетворением отзывается она, — вот как раз теперь на нас показательно не смотрят. Примерно как ты десять минут назад. Только у него не вересковый мед. У него, по-моему, виски.

— Ты что — с такого расстояния видишь содержимое чужих стаканов? — интересуюсь я, не уточняя, о ком идет речь. Зачем притворяться.

— Нет, но текучесть жидкости при наливании из бутылки в любом случае заметна. Скорость розлива от этого повышается.

— Ты безнадежна, — я смеюсь, — ответственно тебе говорю, что таким образом школьные знания едва ли кто применял.

— Должны же они служить в повседневной жизни.

Танец заканчивается, и мы останавливаемся. Друзья пробираются к нам.

Близнецы время от времени называют песни, которые ставят, но я не прислушиваюсь. Как ни странно, Гермиона оказалась права — я действительно начал получать от происходящего удовольствие. Мы танцуем, иногда возвращаясь к столу — посидеть, отдышаться, выпить холодной воды. На столе появился запотевший глиняный кувшин с теми же свойствами, что и у бутылок с медом и красным вином. Он неиссякаем. Вино открыли Рон и Невилл и несколько минут пытались объяснить мне происхождение винограда и магические свойства местности, где он произрастает. В конце концов они оставили попытки перекричать друг друга и просто чокнулись со мной — я остался верен меду.

На очередной медленный танец я, помня о том, что обещал, приглашаю Луну. Ее тонкая талия под моими руками легко изгибается, когда мы скользим в такт музыке, а ладони на плечах чуть подрагивают, когда мои волосы задевают ее пальцы. Я не решаюсь спросить, почему Гермиона велела мне не быть «безнадежным представителем мужского рода» и пригласить ее в обязательном порядке. Глядя в ее глаза, которые сегодня голубые, а вовсе не серые, я только смущенно улыбаюсь и стараюсь в самом деле не встать ей ненароком на ногу. Она танцует как-то совсем иначе, чем Гермиона — как будто боится лишний раз меня коснуться. У Гермионы это получалось само собой, а у нее выходит с некоторым усилием. Всякий раз, когда Луна нечаянно прижимается ко мне, она улыбается и отодвигается. Я раньше никогда толком не танцевал с девушками — опыт четвертого курса здорово подточил мою уверенность в себе, но теперь понимаю, что, наверное, дело было не в танцах. Дело было в Парвати. И в том, что она была — не Чу. Я не могу представить себе того, кто пригласил бы танцевать меня — и не разрешаю себе об этом думать ни секунды. Я приглашаю сам. И мне нравится. А потом, когда все это кончится, будет хоть, что хорошего вспомнить. Я не смотрю, здесь ли он еще. Мне безразлично.

Цветомузыка, ароматы разных парфюмов, блестящие глаза, смех, а кое-где уже и поцелуи — все это опьяняет не хуже меда, и я не знаю, сколько проходит времени до того, как Фред произносит в микрофон:

— Следующую песню мы хотим поставить для нашего младшего брата Рона и его подруги — очаровательной всезнайки Гермионы! — у Гермионы вспыхивают щеки, и она молча грозит Фреду кулаком. Он кивает, найдя ее взглядом, и невозмутимо продолжает: — Композиция, вероятно, незнакома большинству присутствующих, потому что поет маггловская певица… Но это любимая песня наших друзей, и мы нашли ее! Ребята, — голос его теплеет, — надеюсь, вы останетесь довольны. Итак — «Цвет ночи», песня из неизвестного, но классного по определению фильма!

Аплодисменты, которые поначалу были жидкими, переходят в овацию. В конце концов, людям, наверное, все равно, подо что танцевать. Первые такты плывут по полутемному Большому залу, и я уже ищу глазами Луну, чтобы пригласить ее, когда начинается текст. Если бы песню не анонсировали, я бы не прислушался к словам — какая разница, в самом деле? Если прислушиваться к попсовым шлягерам, то или смеяться над рифмами будешь, либо напьешься — потому что они все об одном и том же. О том, чего нет. Но песню просила Гермиона — и просила давно, так что близнецы и впрямь искали в маггловских магазинах диск…

You and I moving in the dark

Мы с тобой движемся во тьме —

Bodies close but souls apart

Тела близки, а души порознь.

Shadowed smiles, secrets unrevealed

Улыбки спрятаны, тайны не раскрыты …

I need to know the way you feel

Мне нужно знать, как ты чувствуешь…

Нежность интонаций — и странная тоска в голосе. От первых строк я внезапно чувствую, как пресекается дыхание. Я застываю на середине шага — а певица озвучивает то, чего я никогда не сказал бы вслух.

I'll give you everything I am

Я отдам тебе все, чем я являюсь

And everything I want to be

И все, чем хочу быть –

I'll put it in your hands

Я вложу в твои руки…