Константин Симонов - Русские люди

Васин. Так. А сюда вы зачем пришли?

Козловский. Оттуда переплывал человек. Я с ним говорил… Я хотел переправиться туда с вами под утро и договорился об этом. Я все равно хотел отсюда идти к вам, так что даже лучше, что мы встретились здесь.

Васин. Весьма возможно.

Козловский. Вы согласны?

Васин. Мне надо подумать.

Козловский. Соглашайтесь. Другого выхода все равно нет. Ну, вы выдадите меня — и меня расстреляют. Я смерти не боюсь, иначе я не переправился бы сюда. Но что из этого? Погибну я — через полдня погибнете вы: я — от руки русских, вы — от руки немцев. Зачем вам это? Зачем вы на этой стороне? Что вам хорошего сделали они, чтобы из-за них губить и себя и меня? Если бы не все это, не эта революция, вы бы давно имели покой, уважение, были бы генералом, наконец. Но даже не в этом дело. Дело в том, чтобы спастись. Понимаете вы это или нет?!

Васин. А вы точно знаете, что завтра предстоит атака?

Козловский. Да. Точно.

Васин. Хорошо. Пойдемте в штаб и там у меня спокойно обсудим, как лучше все это сделать.

Козловский. Что ж тут обсуждать?

Васин. Как что? Вы говорите со мной, как мальчишка. Если это делать, то делать как следует. Надо захватить штабные документы, карты. Если переходить, надо переходить так, чтобы это ценили; делать это, как взрослые люди, как офицеры наконец, а не как какая-нибудь дрянь. Неужели вы этого не понимаете?

Козловский. Да. Вы совершенно правы, но…

Васин. Боитесь, что я вас там выдам? Я мог бы сделать это и здесь, не таская вас в штаб. Не валяйте дурака. Кстати, вот вы — так называемый разведчик, а вы знаете, что сегодня через полчаса у Южной балки туда должна переходить Апощенко? Вы сообщили это вашему лазутчику? Не догадались?

Козловский. Нет, догадался. И сообщил. Вы обо мне слишком плохо думаете.

Васин. Если так, то хорошо.

Входят сержант и красноармеец.

Товарищ сержант, я снял с поста часового. Тут кто-то подплывал к берегу. Я слышал всплески, а он ничего не слышал — проспал. Замените другим.

Караульный начальник. Есть, товарищ майор.

Васин (Козловскому, взглянув на часы). До рассвета осталось всего три часа, пошевеливайтесь!

Васин и Козловский скрываются.

Штаб Сафонова. Ночь. За столом, очевидно, после ужина, — Глоба, Панин, лейтенант. Шура убирает со стола. Глоба мурлычет себе под нос. Молчание. Лейтенант, вынув из кармана гимнастерки фотографию, разглядывает ее.

Глоба. Это что у тебя?

Лейтенант. Девушка.

Глоба. А ну, дай.

Все молча по очереди смотрят на карточку.

Интересная из себя. (Передает Панину.)

Панин. Да, красивая. (Отдает лейтенанту.)

Лейтенант. Полгода не видел. Забыла уже, наверно.

Глоба. Дай-ка! (Смотрит еще раз. Отдает карточку.) Нет, не забыла.

Лейтенант. Не забыла?

Глоба. Факт. Очень симпатичная девица. Полное доверие у меня лично вызывает. Не забыла. Ты и беспокоиться брось.

Лейтенант (смотрит на карточку, Панину). А у вас есть, товарищ старший политрук?

Панин. У меня? Где-то есть.

Лейтенант. Показали бы.

Панин. Далеко где-то.

Лейтенант. Показали бы.

Панин (роется в карманах, вынимает карточку). Измялась вся.

Лейтенант (смотрит). Ишь какая! (Перевертывает.) Простите, тут письмо. Я случайно…

Панин. Ничего, тут ничего, собственно, не написано.

Лейтенант. А глаза какие! Эта — ждет! Эта непременно ждет…

Входит Сафонов.

Сафонов. (отряхиваясь). Первый снег пошел.

Пауза.

Что, дом вспомнить потянуло? Далеко теперь твой дом, а, писатель?

Панин. Далеко.

Сафонов. Глоба, а твоя где фотография? Не вижу.

Шура. А ему, по его характеру, целый альбом нужно возить.

Глоба. Вот это уж неверно, Шурочка. Человек я, правда, холостой, но чтобы целый альбом возить — это нет. Если возить фотографию, так это уж надо одну какую-нибудь, чтобы сердце билось при взгляде, — например, хотя бы вашу. Но вы же мне не подарите?

Шура. Нет, не подарю.

Глоба. Ну, вот видишь. Хотя у капитана, впрочем, тоже нет фотографии. То есть она могла бы тут с ним рядом сидеть, да он все отсылает ее от себя.

Сафонов. Ты не трогай этого. Знаешь же, что больше некого…

Глоба. А хотя бы меня.

Сафонов. Твое время еще придет. Я тебя на крайний случай держу.

Глоба. Это на какой же такой крайний случай?

Сафонов. А вот если пропадет она, ты пойдешь.

Молчание.

Теперь еще отсидеться два дня — и порядок. (Панину.) И придется тебе, начальник особого, сдать свои дела и опять в писатели податься.

Панин. Да, в газете уже, наверное, думают, что пропал их собственный корреспондент…

Быстро входит Васин, за ним Козловский.

Васин. Товарищ капитан, переправилась Апощенко?

Сафонов (взглянув на часы). При мне нет, но сейчас уже, должно быть… А что?

Васин. Где, у Южной балки?

Сафонов. Да, а что?

Васин. Товарищ лейтенант, соедините со второй ротой! Быстро!

Козловский, стоящий рядом с Васиным, хватается за наган, но Васин, незаметно следивший за ним, поворачивается, перехватывает его руку и вывертывает ее. Наган падает.

Сафонов. В чем дело?!

Васин. Сейчас. Товарищ Панин, выведите его отсюда.

Панин (отворив дверь в соседнюю комнату). Идите.

Козловский не двигается.

Ну!

Козловский и Панин выходят.

Сафонов. Что случилось, Александр Васильевич?

Васин. Сейчас. (Лейтенанту.) Соединили?

Лейтенант. Есть. Соединил.

Васин (в телефон). Задержите Апощенко, если еще не переправилась… Я спрашиваю: переправили или нет?..

Пауза.

Я знаю, о чем можно по телефону разговаривать и о чем нельзя. Переправили или нет?.. Понятно. (Положив трубку.) Переправили. Опоздал.

Сафонов. Александр Васильевич, может, объяснишь все-таки?

Васин. Так точно. Сейчас объясню. (Кивает на дверь, в которую увели Козловского.) Вот этот мой племянник объяснит. Пойдемте.

Сафонов и Васин проходят в соседнюю комнату.

Шура. Иван Иваныч!

Глоба. Ну?

Шура. Что же это? Неужели пропадет Валечка? А?

Глоба (угрюмо). Молчи.

Шура. Неужели пропадет?

Глоба. Молчи.

Шура. Неужели вам даже сейчас не жалко, что пропадет?

Глоба (хватив кулаком по столу). Молчи об этом. Не будет этого!

Сафонов (показывается в дверях). Глоба!

Глоба. Да?

Сафонов. Глоба, одевайся в штатское, скорей. Где оно у тебя?

Глоба. На медпункте.

Сафонов. Беги.(Закрывает дверь.)

Глоба. Вот и пришел мой крайний случай, Шурочка. (Идет к двери, оборачивается.) Там у тебя, наверно, из-под одеколона пузырек есть, так ты мне водки в него приготовь, чтобы, как переплыву, греться было чем. (Выходит.)

Шура (подходит к столу, где стоит ее машинка, роется в ящиках, достает флакон, задумчиво смотрит на него). Валечкин. Осталось немножко… Все равно теперь…

Входят Сафонов, Васин, за ними между Паниным и красноармейцем Козловский, без пояса, в гимнастерке с сорванными петлицами.

Сафонов. Глоба ушел?

Шура. Да.

Сафонов. Хорошо. (Васину.) Ну что ж. Надо кончать. По-моему, все ясно.

Васин. Я не видел его четырнадцать лет, и он значительно изменился. Но все-таки, очевидно, мог бы узнать… если бы был внимательнее. Готов за это понести ответственность.