Львиная пасть - Владимир Алексеевич Пяст

Нет, мне песни иной не запеть, не запеть, не запеть!

Только раз, только миг, человеку все небо открыто.

И, мгновеньем одним – все безмерное счастье изжито.

О, безмерное счастье! иного не сметь, не уметь…

Нет, мне рощи иной не любить, не любить, не любить.

Только раз, только миг предстает обиталище рая.

В том зеленом саду – там душа остается сгорая.

О, душа остается! Остаться! Не жить… И не быть…

Нет, мне жизни иной не узнать, не узнать, не узнать.

Только раз, только миг брызжет ввысь ледяная громада.

Упадет – и уйдет – и пустыню покинет прохлада…

О, пустыню покинет! Покинуть! Не взять!.. И не дать!..

Созданье слов моих и музыка моя,

Тебя на вольный свет в сей день я отпускаю,

Я вдунул Дух в тебя, века его тая. –

Сегодня вольная помчится песнь твоя

Я знаю.

Сегодня ты вольна. Была в тебе душа,

Душа была моя; я к ней проникнул ухом,

И слушал рост ее, и ускорял спеша…

Дух – от Меня, не мой, – и с ним ты хороша,

Воздвигнуты в тебе и тело и душа

Единым, вечным, Духом.

Через меня к тебе прошел священный Дух –

И стала ты мне ночь, сокровная, родная…

Пройдут года. И сын твой выговорит вслух

– Я жить хочу, я сам. – И передашь ты дух,

К тебе самой в сей день дошедший через двух,

Ему, не зная…

Два раза родятся бессмертные люди

А смертный – раз;

Родятся с извечной мечтою о чуде;

За первым рожденьем – кормленье у груди;

Вторым – экстаз.

Чтоб младший крестился святою водою,

Нужны века:

Да старший расстанется с бездной седою,

Да жизнью оденется вновь молодою,

Да слово прочертит углем над водою

Его рука.

Мой ласковый сын, мой задумчивый сын:

Как мал ты! Но как ты хорош!

Я знаю, – а знаешь ли ты? – не один

Ты век в этом мире живешь.

Твои, в оторочке из шелка ресниц,

Глаза из-под кручи чела

Глядят на лазоревый мир без границ,

Забытый тобою до тла.

Души своей вольной направил ты лет

К чете своевольных сердец –

И неба пред нами раздвинулся свод,

И райский зажегся дворец.

И бились единою дрожью сердец,

И обе не смели взглянуть

На тот – развернувшийся им без конца,

Пред ними пылающий – путь.

А около них – легковейной мольбой,

Нежней, чем цветочная пыль,

Летал светозарный, – и сладкой тоской

Их души тревожил – не ты ль?

Не ты ль сказал им о том, что «Пора.

Так надо. Так хочет Господь.

Печаль по земле моя слишком остра.

Довольно. Да стану я – Плоть».

Мой радостный сын. Мой застенчивый сын.

Как мал ты! И мал и хорош!

Я знаю – но знаешь и ты: не один

Ты век в этом мире живешь.

И кто бы ты ни был доныне, – всегда

Со мною твой образ сплетал.

Наш ангел-хранитель – который тогда

С тобою – душою летал.

Благослови тебя Господь на небесах:

Твой лобик выпуклый, и вскинутые глазки,

Движенья нежных рук, исполненные ласки,

И всех сияний дня отливы в волосах;

И тельца сонного откинутый изгиб,

Когда свое лицо поднимешь от подушки;

И раковин ушных сквозные завитушки,

И твой открытый смех, и твой – уж горький – всхлип.

Будь мужествен, дитя. Пусть малодушный страх

Пред здешней тяготой тебе не будет ведом.

Улыбкой Землю встреть, с ее кровавым бредом. –

Благослови тебя Господь, на небесах.

К тебе пришел он, радостный как бог.

Ты говоришь: «Вокруг него – зараза.

Как под моим бестрепетным он мог

Не опустить трепещущего глаза!»

А он тебе: «Пускай не встанет плоть

Преградой замутненною меж нами!»

– Сегодня на душе его Господь

Играл эфирно-легкими перстами…