«То, что мы зовем душой…» Избранные стихотворения - Александр Семёнович Кушнер

Они живописали тишину,

Какую-нибудь в комнате одну

Старушку или девушку, на стуле

Сидящую к огню или окну

Лицом, нет, не подумай, что уснули.

Смотрели на камин или в окно —

И никакой тоски или печали.

И бархат зеленел или сукно,

Сидели – так у них заведено,

И что всего чудесней – не скучали!

Дребезжанье строки неприлично.

Посмотри, как лоснится трава,

Как преследует цель энергично

Бильярдист, засучив рукава!

Он играет один, без партнера,

Сам с собой, подгоняемый тьмой.

Он надеется выиграть скоро

У себя и у жизни самой.

А когда он проигрывать станет

И поймет: не таких провела! —

Он проверит, себе в оправданье,

Не хромает ли ножка стола?

Не хромает. Не надо печали.

Сколько было их… Говор и смех…

Как они высоко залетали!

В пух и прах разгромила их всех.

Двадцать первый век оказался хуже,

Чем его представляли себе в двадцатом.

Я сижу у окна, за окном снаружи

Клен мне кажется другом моим и братом.

Я люблю его шум, новизны в нем нету,

Он всё так же взъерошен, – судите сами, —

Что при Данте, как если бы эстафету

Проносил сквозь века, что при Мандельштаме.

Не известна ни зависть ему, ни ревность,

Воевать не умеет, к обману тоже

Не способен, поэтому злободневность

Соблазнить его в наших стихах не может.

И поэтому стыдно быть человеком,

Что поэты всегда и подозревали

И земным тяготились своим ночлегом,

И в стихах у них столько земной печали.

Души, конечно, нет, душа – иносказанье, —

Так разум говорит, и он, конечно, прав.

Душа, конечно, есть: волненье, любованье

Сверканием реки и влажным блеском трав.

Душа, конечно, есть, она читать газету

Не станет, но с утра любовь ей подавай,

И радость, и печаль, – души, конечно, нету,

Ее и потерять случалось невзначай.

И разуму она как будто уступала,

Спешившему ей дать обдуманный совет.

Но счастье, но печаль, но боль… Начнем сначала:

Душа, конечно, есть, души, конечно, нет.

Как хотелось в начале

Давнем, полузабытом,

Чтобы все тебя знали,

То есть быть знаменитым.

А потом у поэта

С огорченьем, ревниво

Прочитал ты, что это

Стыдно и некрасиво.

Недостойно вниманья,

Не имеет значенья,

Но смущал назиданья

Призвук и поученья.

И поэтому трудно

Было с ним согласиться.

А еще он так чудно

Был похож на счастливца.

За рифму «тень и день» кому сказать спасибо?

Заветная, она меня не подведет.

Ей кланяется клен, ей радуется липа,

Она во всех стихах осмысленно живет.

И Пушкин был бы рад еще раз к ней вернуться,

Еще раз в тень зайти и день еще один

Прожить: проходим мы, а рифмы остаются,

Из года в год цветут шиповник и жасмин.

Что важно? Чтобы ветвь под ветром покачнулась

И задышала мысль внезапная в строке.

А старость иногда напоминает юность

Сомнением в себе и близостью к тоске.

И вспомнишь: от любви страдал, как от ушиба,

Но счастлив ею был здесь, а не где-то там…

И знал, кому сказать, придя в себя, спасибо:

Пылающему дню и дымчатым теням.

Разлука – это память о другом,

Умершие не помнят о разлуке,

Не думают с тревогой ни о ком

И к тем, кто любит их, не тянут руки,

И это благо, что ни говори.

И в райские не залетают кущи

Синицы, скажем, или снегири.

Разлука существует для живущих.

Разлука – это память, это страх

За тех, с кем разлучён, земная мука,

Описанная столько раз в стихах.

Всего страшнее русская разлука.

Кто умер, для того разлуки нет.

Когда Гомер придумал Одиссея,

Велев ему скитаться двадцать лет,

Ни Колымы не знал, ни Енисея.

Я люблю итальянский акцент

Петербурга, французский, голландский.

Он у нас иностранный агент,

Плохо знающий русские сказки

Или знающий, но не на них

Он воспитан, и славянофилы

Площадей его, улиц прямых

Не любили, ни блеска, ни силы.

Блеск не лучший и сила не та.

И смотрели сердито и хмуро.

Подозрительна им красота

Этих шпилей, дворцы и скульптура,

Им особый мерещился путь,

И, наверное, даже в могиле

Снились русы им, меря и чудь —

И они этот путь получили.

Прилетела чайка, белым-бела,

На карнизе устроившись, клювом стала

По окну постукивать, блеск стекла

Привлекал ее, радужность привлекала

И прозрачность, похожие на волну,

И смотрела, смотрела: живут же люди!

Стол у них есть и