Алексей Притуляк - Лирика

Я стал человеком

способным смотреть на солнце

без темных очков;

я стал человеком,

который не может смотреть на женщин,

без темных очков;

я стал человеком,

далеким от всего,

что не касается технологии выживания

в экстремальных условиях.

Я стал человеком,

который звучит гордо

и пьет гляссе;

Я стал человеком -

вещью в себе,

таким как все.

Наши трамваи встретились на мосту...

Твой рассеянный взгляд

стал острым, проснувшимся и веселым,

когда заметил меня...

Я вскочил,

лихорадочно соображая,

можно ли выпрыгнуть на ходу...

Но смысл?..

Твой трамвай направлялся к вокзалу,

мой - в никуда...

А согласно правилам,

на мосту остановка запрещена.

Наши взгляды,

соединившись,

растягивались как шпагат,

тормозили вагоны...

Но

электричество победило -

шпагат лопнул,

и ты снова исчезла

в набившем оскомину

"навсегда"...

Ты так хороша под маской заката,

милая!

Ты как-будто горишь в этом огне,

ты стала совсем рыжая.

Солнце мое! на фоне солнца,

на фоне неба

ты то ли танцуешь, а то ли летишь

ветром.

Я за тобой

припущу

по углям сгоревшего прошлого,

спотыкаясь о дни,

обжигая пятки о ночи.

Вот бы догнать!..

Но сердце мое

быстрее стучать не хочет,

и душа,

опускаясь куда-то в живот,

оказывается просто одышкой.

Не догоню...

Вот скинуть бы лет надцать!

Сбросить бы груз дней,

прожитых без тебя,

и бежать,

бежать,

без оглядки на прошлое,

за тобой,

улетающей

в закатное рыжее небо

ангелом

на метле моего одиночества.

Ты смотришь сегодня не так,

я это вижу.

В глазах твоих прячется вечер

и что-то еще -

незнакомое и тревожное,

пасмурно-осторожное.

Ты говоришь сегодня не так,

я это слышу.

В твоих словах прячется горечь

и что-то еще -

холодное, нетерпеливое,

отсутствующе-фальшивое.

Сидим за столом,

полночь тревожа светом.

Бьется в окно мотылек,

как сердце о тишину.

И холодом где-то в затылке

рождается ощущение,

что мне не выплыть из прошлого,

что в нем я и утону.

Никогда я твоим не буду,

Никогда я твоим не стану.

Я устал приходить ниоткуда,

Скоро я уходить устану.

Ах ты рыжее, рыжее чудо,

Не зови ты меня в туманы.

Никогда я твоим не буду,

Никогда я твоим не стану.

Ты меня не люби, не надо.

Мне давно и навек отлюбилось.

Майской ночью, под шорохи сада

Сердце с неба звездою скатилось.

Ты забудь обо мне, вечно пьяном.

Я-то знаю, моя золотая:

Из руки недопитым стаканом

Скоро выпадет жизнь хмельная.

Останься!

Хотя бы в моей голове,

хотя б ненадолго -

до первого сотрясения мозга,

до пули в висок.

Останься!

Я буду с тобой новым.

Мои мысли

будут покорно

ложиться у твоих ног.

Останься!

Я больше не буду

говорить избитых комплиментов,

я выветрю из души

унылой привычки смог.

Останься!

Я обязательно 

починю все розетки

и сделаю даже то,

чего никогда не мог.

Останься!

Ведь только с тобой

я могу быть так долго,

так бесконечно,

так яростно

одинок.

Февраль прикинулся Весной.

Повисло солнце над горой

И нежит, нежит как в маю...

Бреду куда-то и пою,

Дышу.

Дышу нестройно и легко,

Пою свободно, глубоко...

Иль нет, совсем наоборот -

Пою, дышу... Солнцеворот

Звенит.

Немного пьян, слегка влюблен.

Зеркально светел небосклон.

В нем вверх ногами отражен,

Гряду куда-то - опеснен

И чист.

Мы в летней кафешке сидели

За кофе, вполне растворимым.

Ты что-то болтала, привычно

Меня называя любимым.

Я думал о Мраморном море,

Куда так хотел, не с тобою.

Твой взгляд был рассеян и дымчат,

Как солнце минувшей весною.

Был полдень струист и прозрачен.

Жизнь двигалась дальше и мимо.

Наш луч превращался в отрезок,

И бурный роман - в пантомиму.

Ты молча и нервно курила.

Лохматился пепел мгновений.

И август, кивнув на последок,

Садился в трамвай до "Осенней".

Сдох холодильник,

сотовый мой оглох,

в ручке высохла паста,

компьютер

забыл все пароли и явки,

машину угнали...

телевизор сгорел,

я где-то посеял часы...

Что-то ж еще...

Ах да!

как выясняется,

ты тоже сегодня ушла...

Оказалось,

что счастье -

это немного не то,

что мы представляли.

Оказалось,

что горе -

это немного не то,

чего мы боялись.

Самое время

начать эту жизнь сначала,

а лучше - с конца.

Иль вообще купить себе новую.

Или...

К черту!

Стою под дождем

на соборной площади

и кормлю голубей булкой.

Вчера мне приснилось, что я без тебя не могу.

Сегодня я понял, что ты мне совсем не нужна.

Ведь ты - это то, чего не пожелаешь врагу.

Ведь счастье какое, что ты, вот такая, - одна!

В духАх твоих едких с утра задохнулся январь.

Удавом сползают колготки по вешалке вниз.

В душе разливается серая душная хмарь.

Убить бы тебя за вчерашний дурацкий каприз.

С дивана мне скалится твой надувной крокодил.

Вы чем-то похожи. Вы оба достали меня.

"Что лыбишься, Крок?.. Я ее никогда не любил!

Я просто каштаны таскал для нее из огня."

За окнами - дрянь из пурги, тишины и тоски.

Сбежав на работу, ты сделала правильный ход.

А мне вот остались посуда, бардак и носки,

И нафиг не нужный пришедший вчера Новый год.

Тебя унесла в расстояния График-река,

Тебя суета утащила от сонных гардин.

А мы с крокодилом танцуем, как два дурака -

Качаемся в танго, жуя на ходу апельсин.

И все б ничего, да не ладится что-то в душе.

Наверное все же я что-то вчера не учел.

Ты дура, конечно, но если отбросить клише, -

Ты классная дура; с тобой я б в разведку — пошел...

Я выпью еще. Я часок подремлю у окна.

Потом дозвонюсь через вечность, хандру и пургу...

"Вчера мне приснилось, что ты мне совсем не нужна...

Сегодня я понял, что я без тебя не могу."

Ты - корабль, стоящий в гавани

моего одиночества,

ты - луна, на которую можно повыть,

ты — цепи,

окно,

пророчество,

которому, верь не верь,

однажды придется сбыться,

и тогда

в лабиринте,

быть может, последних потерь,

в дальнем его тупике,

белым пятном

отразится в зрачке

дверь,

за которой, во тьме,

в клетке из прожитых лет

сидит и поет моя белокрылая птица...

И будет хотя бы надежда,

что это не снится...

Когда мое сердце рождалось из пепла сгоревших галактик

И рыкали львы, проходя по просторам вселенских миров,

И старый орел прилетал, чтобы печень клевать Прометея, -

Я помню: на небе плескалась заря, жарко кровью алея;

Я помню: так призрачно тлел аромат первобытных цветов...

И был я один. На меня проливалась тоска Водолея.

Корил я богов, их молил я ненужную жизнь оборвать.

Но глух был Зевес или слеп и вотще пропадали моления,

Вотще я стремил к небесам укоризны, мольбы, песнопения -

Не слушали боги меня, на уста налагали печать...

И помню: был вечер; вне жизни и смерти летели мгновенья,

Сполохи метались по небу, и молния тучи рвала.

Хоралом звучала гроза и вихрились ветра, завывая;

Взбешенное море ревело, на берег валы посылая;

Ложилась на землю ночИ бесноватая мгла.

И помню: восстала из пены морской Афродита нагая.

Вдруг замерло все. И прекрасная дева взошла на песок.

И с неба посыпались звезды, на сердце моем догорая,

И, женщине первой несмелые гимны впервые слагая,

Я пал на колени, губами касаясь божественных ног...

Я помню: сверкали сполохи, за краем земли угасая;

Я в синие очи смотрел, назнакомым волненьем дыша.

Так тихо плескалась на небе заря, жарко кровью алея,

Так тихо качались цветы, ароматами новыми тлея;

И нежною болью в груди у меня нарождалась душа.

Сегодня утром я проснулся, а тебя -

нет.

Ты просто взяла и ушла,

оставив мне только