Надежда Ладоньщикова - Угол отражения (сборник)

У юности на краю
знаю, что не напрасно
строю душу свою
невидимо, ежечасно.

Крепки основы души,
их не снесет ветрами,
ветры поют в тиши
блуждая ее мирами.

Но часто кажется мне
под этот напев сольный,
что пусто – так пусто в ней
без лампы моей настольной.

Светом в ее окне
звездным узоры свиты,
но грустно, так грустно в ней
без чьей-то свечи и молитвы.

Будто музей, душа,
сколько чудес в ней разных.
Строю ее не спеша,
невидимо, ежечасно.

Инопланетный художник нарисовал храм.
Нарисовал неземные глаза на иконах там.
Нарисовал неземные цветы, от которых свет,
и вокруг храма – птиц, каких на Земле нет.

Будто бы в окна светлые там струятся лучи,
будто о лучших чувствах там душа не молчит,
будто бы это здание создано для души,
и на Земле кто-то его воплотить спешит.

Может быть, тот художник сам человеком был,
и, улетев, тосковал вечность – нас не забыл.
Мы ему снились ночами, если и там есть сны.
Помнил художник – людям рамки земные тесны.

Он бы на Землю снова с радостью прилетел,
хоть бы одно слово снова б сказать хотел.
Серебрятся туманности, Млечный бежит Путь.
Может, вернется на Землю художник когда-нибудь.

Люди в небо ночами, как и раньше, глядят,
церкви почтамтами в рай на каждом углу стоят.
Кто бы во что ни верил, верим, что жизнь – не прах,
что нам нарисуют храм в инопланетных мирах.

Художник заснул, счастливый, бросив кисть у реки,
картина сверкала в небо возле его руки.
Во сне летели на Землю и память его и храм,
А люди смотрели в небо и что-то видели там.

Мне листья с высоты приветы шлют,
проспекты заливают желтым светом.
А я тебя по-прежнему люблю,
и даже больше, чем весной и летом.

«Не уходи! Не уходи! Не уходи!» –
Стучался пульс во сне и под дождем.
Мне б подойти, мне б только взгляд спасти,
Но мы опять чего-то молча ждем.

Друг друга знали мы тогда едва ль,
и многое пришлось потом понять.
Стоим на месте – и уходим вдаль.
И молча разъезжаемся опять.

Летят все листья в клумбы и крыльцо,
тебя куда-то ветер гонит в спину.
Когда увижу я твое лицо,
Когда я маску от него откину?

Опять все это под дождем гудит,
как будто никуда не уходило.
Что это – кроме слез «не уходи»,
и мокрых, желтых листьев на перилах?

Нет, та была зима не та,
Снегов и счастья красота,
и те снега – как берега.
Она как будто в двух шагах,
но только в снах.

Летят снежинки с неба вновь,
не в глаз, а в бровь моя любовь,
все сны к тебе обращены,
но эти сны уйти должны.
Нет тишины.

И незачем смотреть назад,
И мне твой взгляд уже не рад.
Вокруг зима, как столб, нема.
я до ума дойду сама,
Сойдя с ума.

Взгляд – и бросилось пламя рассвета,
вдох – огромные звуки в мгновенье,
взмах – умчаться в движение это,
миг – застыть неподвижной тенью.

Взмах – свет клином сошелся на сцене,
вдох – под светом фигурка рояля,
взмах – и веером доли мгновений!
Миг – и пальцы аккордами стали.

Взгляд – и я ни о чем не жалею,
вдох – слова, будто эхо, раскатом,
взмах – и броситься просто на шею.
Миг – и в памяти след экспонатом.

Я не буду оконные рамы ломать,
если снег за окном в день весенний не пустит.
Никогда не забыть. Никогда не понять.
Что-то в чувствах не выдержит скоро – и хрустнет,

И покатится эхом в большой снегопад,
И уйдет в никуда, приглушенно рыдая.
Так и буду стоять, обернувшись назад,
пусть слетится на голову снежная стая.

Замерзая, увижу цветной полубред,
не разбудит пощечина зимнего ветра,
и забуду, что больше со мной тебя нет.
Даже если ты здесь, через несколько метров.

Никогда не забыть. Никогда не понять.
И разгонится сердце, и прыгнет на шею.
Да, на сердце, наверное, нужно пенять.
Я не жду, но, жалею. Ты слышишь – жалею.

Время лечит. Пройдет и сегодняшний день,
и душа, без сомнения, раны залижет.
Но останется тихая лунная тень.
Подойдет – и прошедшее сделает ближе.

Чтоб однажды мне все это вспомнить опять,
через годы – и новые милые лица,
Чтобы, глядя на снег, твое имя назвать,
и дрожащими пальцами в рамы вцепиться.

Если можешь не думать – не думай,
если можешь уйти – уходи.
А иначе булыжник угрюмый
на душе начинает расти.

А иначе – великие чувства
разорвут твои лучшие сны,
только будет больно и грустно
вспомнить мягкие лапки весны.

Уходя без оглядки, по темя
то ли в радость, а то ли в страсть
помнить логику, помнить время,
чтобы там навсегда не пропасть.

Помнить жизнь и глаза незнакомых,
ничего не забыть, полюбя,
чтоб, как лица на старых иконах,
взглядом дни провожали тебя.

Чтобы память не выла угрюмо,
если нечего ждать впереди,
если можешь не думать – не думай,
если можешь уйти – уходи.

Во сне, вот ерунда, цветут сады.
Проснусь – воде обычной буду рада.
Стакан воды и солнце с высоты –
все, что запомнить в это утро надо.

Осенний вечер, как всегда, жесток.
Уходят тихо листья за оградой.
Летит листок. Всего один листок –
все, что запомнить в этот вечер надо.

Я, слышишь, не хочу смотреть назад,
не вспоминать ни одного бы взгляда.
Еще б – ну хоть один, такой же – взгляд,
который навсегда запомнить надо.

Ты нет-нет и напомнишь змею –
постоянно готовое жало!
Мы любовь напугали мою,
и она от меня убежала

Убежала, тоскуя за мной,
Но, когда без тебя, возвращалась,
чтоб мешать мне остаться одной,
так она ничего не боялась.

Долго билась в ночное окно.
С ней ведь было вдвойне тяжелее!
И дубиной, забытой давно,
я ее прогнала, не жалея.

И, с победой оставшись одна,
я ее не звала, не грустила,
и не знала, жива ли она.
Но она ничего не простила.

Прослежу за улыбкой твоей,
за не мне адресованным взглядом:
нет. Таких не рождается змей!
Не пугаешь ни жалом, ни ядом.

От улыбки – но той, что любя,
возвращается жертва изгнанья,
чтоб спасенья искать у тебя
от меня. Чтоб найти оправданье.

Летает зной по тротуарам,
гоняет пыль, я снова тут.
Беседы с памятником старым
ели дремучие ведут.

Стояли у бордюра лужи –
апреля пьяная вода.
Когда был вечер, снег и стужа,
мы здесь прощались иногда.

Рукопожатья увертюра,
троллейбус открывает дверь.
в сугробе не найти бордюра…
я снова здесь стою теперь.

Троллейбус жду. Июнь в исходе.
Апрель мне вспомнился опять,
где сны сцепились в хороводе,
где ничего нельзя понять.

Летает зной по тротуарам,
гоняет пыль, и снова тут
беседы с памятником старым
ели дремучие ведут.

Только взгляд, только голос твой.
Больно снег по луне скребет.
Наш табак над столом седой.
Наше время наоборот.

Ясно свечи горят во сне,
и беззвучно весенний шторм
засыпает цветами мне
и окно, и ресницы штор.

В бесконечность уйду, назад.
Я – давно, я уже бегу.
Это свечи – тогда горят,
мной забытые в том снегу.

Это звезды летят по мне.
Рассыпаются… Но – постой:
Ты же здесь сейчас, не во сне,
в самом деле передо мной.

Разве это надолго нам?
Этих споров ненужный сон.
Где-то там есть великий храм –
днем и ночью светится он.

Разлетаются два крыла,
перелистывая простор.
Я, наверное, не могла
Отпустить тебя до сих пор.

Эти звезды в окне, как в раю,
Эти сорок дорог впереди.
Ты уедешь. Память мою
захвати.